Много воды утекло через водоприёмный лоток мельницы, расположенной на реке Большая Каменка за время, пока вертелось её колесо. Зимой, скованная холодом вода несла с собой льдинки, которые постукивали по дубовым доскам короба и грозили образовать затор. Весной, когда бурным потоком шла полая вода, мусор и целые брёвна вертелись в водоворотах перед плотиной. В начале лета река покрывалась пухом прибрежных тополей и гладь мельничной запруды становилась белой и тогда казалось, что снова вернулось царство снега и пурги.
Поздней осенью вода отдавала холодом, была не замутнённой и особенно тихой. Природа готовилась замереть на какое-то время. Прозрачность воды подчёркивала опавшая листва и её желтизна напоминала, что грядёт очередная смена времени года. И так по привычному кругу.
Казачий хутор Брылев, в котором с давних пор действовала водяная мельница, жил своею размеренной жизнью. Многое в этой жизни решалось на хуторских сборах. Таким было казачье самоуправление - привилегия, которой местные жители гордились и очень дорожили, ведь голос каждого мог быть на хуторском или станичном сборе обязательно услышан.
Субботним вечером по брылевским улицам и проулкам шла закличка на сбор, который должен был состояться в воскресный день, после заутрени в Успенском храме. Два казака малолетки, гордясь данным им поручением, обходили все курени и заученно твердили, что на хуторском майдане будут обсуждать разверстку общественных повинностей и постановку на мельничной плотине дополнительного надстава для подъёма уровня воды. Тут же им приходилось выслушивать от кого бурные, а от кого равнодушные отклики.
- Опять на наши горбы будут верстать все эти повинности. Ещё бесподатным сословием прозываемся. Лучше бы налоги, как все прочие, платили!
- Нам и так всё ясно! Меньше, чем раньше, от нас не потребуют. Вины нет, а повинности есть! А Шевырь пусть водружает свой надстав на плотину! Нам, верхнекаменцам, скотину проще будет прогонять на водопой, да и огороды поливать удобнее.
- Свою то пользу ты увидел и радуешься, а у мельника куда больше пользы и денег будет. Главного не видишь! Водянка ему одному принадлежит.
- А ты что, хотел, чтобы всему хутору?
- Да может и так было бы лучше. Отмол установили поменьше, всё же экономия.
- Точно экономия. У нас каждый рубль щербатый. А у этого богача, что не монета, то серебром, а то и золотом ярится.
- У Мохнатыча всё как в пословице: «У кого через край, тому больше подавай».
- Вот он за наш счёт и хочет краёв достичь!
Обсуждение продолжилось после ужина в казачьих семьях, когда главы семейств стали доставать из своих сундуков пронафталиненные мундиры и прикреплять к ним награды. Затронуло всех это. Сбор ждали с нетерпением. Вечные крикуны собирались на сбор с настроением себя показать при таком удобном случае, да ещё что либо попутное для своего хуторского кутка выцыганить. Тем самым обратить на свои персоны внимание. В обычной жизни это трудновато, не у каждого получается.
На следующий день брылёвские казаки, задолго до назначенного времени, двинулись на хуторской майдан. Таким гамузом не часто встречаются. Во время полевых работ односумы могли по два-три месяца друг-друга не видеть. Не до того. Потому и рады поводу, чтобы дела обсудить, да узнать все семейные и прочие новости. Соседи, по дружбе, если она конечно была, несли лавки для того, чтобы для особого удобства усесться рядышком на них. Пусть другие стоят!
Собравшиеся на майдане казаки, загомонили, будто гусаки у речки на выпасе, и вдруг разом стихли. К майдану подошёл их хуторской атаман Степан Изварин. Его сопровождала свита из помощника, писаря и смотрителя конно-плодового табуна. Этой троице почтительно предложили места в первом ряду. Атаман зашёл за небольшой столик и поприветствовал всех:
- Здорово ночевали, господа казаки!
- Слава Богу! - откликнулся многоголосый хор.
- Хуторяне! – обратился атаман к собравшимся,
- Сегодня, как вам было объявлено, нам предстоит утвердить развёрстку хуторских повинностей на будущее время и обгутарить важное дело для нашего хуторского общества по работе водяной мельницы торгового казака Павла Шевырёва.
В хуторе Брылёв Степан Изварин атаманил уже почти десяток лет. По уличному его называли Громом, настолько могучим и громким был его бас. Да и внешний вид хуторского начальства внушал уважение, а для хлынцов, пьяниц и бездельников даже страх. С ними он не церемонился и для того, чтобы вразумить кого-либо никуда не обращался. Крепкого кулака и нагайки, которую он носил за голенищем, для них всегда хватало.
Маленький столик, стоявший перед его мощной фигурой, казался крошечной подставкой. Широкие плечи обтягивал синий мундир с блестящей портупеей. На солнце поблёскивали погоны из жёлтого галуна с цифрой «10». У доброй половины присутствовавших на сборе были точно такие же знаки отличия.
Для того, чтобы быстро разрешить первый вопрос сбора, писарь зачитал заготовленный список с развёрсткой общественных обязанностей, начиная от содержания дорог и мостов и заканчивая общественными запашками и сбором урожая для проживавших в хуторе вдов, сирот и инвалидов. Проголосовали без особых возражений. Почти единогласно. А куда деваться! Живёшь в казачьем обществе – от его дел не отстраняйся! Или уходи из общества!
Атаман, довольный таким ходом сбора, поднялся и объявил:
- Переходим к обсуждению ходатайства нашего хуторянина Шевырева Павла об установлении дополнительной разборчатой плотины для подъема уровня реки на два аршина. Чтобы всем было понятно, поясняю. Надстав он хочет добавить для того, чтобы был больше напор воды и увеличился её постоянный запас. Наша река Большая Каменка в реестр судоходства Области войска Донского не включена и потому разрешения на постройку дополнительной плотины у войскового правления получать не требуется. Нужно только добровольное согласие всех хозяев домовладений, расположенных по обе стороны реки, выше и ниже по её течению.
Тут же громкий выкрик:
- С низовых надо начинать и о нас в первую очередь думать надо!
Мы без воды остаться можем!
Нижнекаменцев подзуживал тщедушный казак Ефим Дергунов по прозвищу «Дергунец». Мало того, что у него фамилия была соответствующая, так он ещё и при разговоре с собеседником постоянно касался его одежды, а у себя одергивал полы затёрханного чекменя, доставшегося ему ещё от деда, такого же голодряба и крикуна. За Дергунцом начали выкрикивать и остальные, хоть в чём-то, даже незначительно, обиженные, по их мнению, мельником.
- Долой Шевыря! Хватит ему и так всего, чего имеет! Не дадим ему нашу речку в личное владание!
Откричавшие своё были похожи на рыбу, отметавшую икру и лениво уплывающую в речные прибрежные заросли. Но их тут же сменяли другие. От натуги и стремления перекричать остальных желающих, краснели жилы у них на шеях и пучились глаза. Когда ещё вольницу можно так почувствовать! Только в этот момент!
- Пусть Шевырёв о хуторском обществе порадеет. Возложим на него половину, или скажем четвертину общественных повинностей.
Павел Михайлович, поняв, что дальше отмалчиваться нельзя, иначе провалится вся его задумка, степенно поднялся. Оглядев галдящих хуторян и ещё больше насупив свои мохнатые кустистые брови, глухо проговорил:
- Четвертину не потяну. Десятину возьму, так и быть на свой кошт. Не более того.
Громко начал кричать сосед мельника Аркаша Табунщиков:
- Вот смотрите какая несправедливость! Моя кобылка идёт по дороге хуторской едва след оставляет, а мельничные битюги своими копытищами с такими вот подковами, - и он для убедительности пошире развёл руки, - как вредят нашей дороге? Разбит наш проулок напрочь! Однако дорожную и мостовую повинность мы справляем на равных.
Его тут же осадили:
- Ты досправлялся всяких повинностей. То сам занемог, то кобыла хворая, а Пал Михалыч добровольно десятину хуторских повинностей на себя принимает.
- Ага, добровольно! Как бы не так! Это он для того, чтобы мы разрешение ему для надстава плотины дали. А потом он может о своей десятине и забудет.
Другие крикливые сподвижники тут же откликнулись:
- Уже дело, хоть столько на себя возьмёт состоятельный хуторянин, всё же мы свою скотинку меньше морить не будем.
- Правильно Михалыч! Своих першеронов поставишь. Пусть они на общество потрудятся, а не только на тебя!
Быстро и совершенно единодушно проголосовали за предложенную мельником десятину. Не свое же. Чужим легче распоряжаться!
Хуторской атаман в который раз повторил аргументы враждующих сторон, но дал высказаться почти каждому и миролюбиво подвёл итог:
- Нашему хуторскому обществу негоже чинить препятствия один другому.
Сегодня некоторые по воде недовольны. Завтра, если торговый казак Шевырев ветряк поставит, то что, ветер промеж нас делить будем? Так ветер у нас почти круглый год вверх по течению реки дует. Тогда что, верхнекаменцы по вашему без ветра останутся и они своё неудовольствие будут высказывать. Так что ли? Останавливать ветер будете?
Он даже расставил широко свои руки и покачал ими вверх и вниз, будто крыльями ветрянки.
- Всем, кто ниже по течению реки живёт должно быть ясно - вода мимо них хоть так, хоть так, весной мигом пронесется и не из-за воды они Шевыревым недовольство высказывают.
Раскрывать суть претензий атаман не стал, уж тогда бы сбор точно до ночи затянулся.
Для мельника, настолько уверовавшего, что хуторяне проголосуют правильно, такой ход событий совсем не устраивал. Он уже и камня бутового навозил для того, чтобы сделать новый водоспуск, и песка с известью. А тут такая незадача. Ну со стройматериалами то ладно. В хозяйстве всё сгодится. А что с харчем делать? Его-то на полсотни глоток заготовлено. И эти самые глотки теперь рушили все задуманные планы!
В это самое время возле водяной мельницы, под большим, крытым чаканом навесом, суетился мельничный работник Семён Петрович. Но никто его так уважительно не звал. Хотя и было ему уже за сорок, а он по жизни всё оставался Сёмка, да Сёмка - если в глаза, или же Вьюн – если между собой по прозвищу. Казак по происхождению, он выбился из военно-служивого сословия, как зерно из колоса, и пошёл работать на Сорокинские рудники, где его и привалило в забое вместе с тремя такими же горемыками. Только двоих из них до лекарского околотка живыми тогда донесли. Сёмка даже расчет получать не стал и наотрез отказавшись спускаться в подземелье, через пару недель нанялся к мельнику Шевыреву.
- К земле буду поближе. Солнце и небо всё время над головой. С зерном и мукой рядом. Не буду больше по кротиному ползать!
Не зря говорится - пришёлся ко двору. Казалось, что вся мельница держалась на Сёмке. Вот и сегодняшняя подготовка магарыча по важному для мельника делу, тоже исключительно лежала на нём.
С раннего утра были наловлены свежайшие раки. Сначала они всё утро большущим зелёным клубком шуршали в глубоком тазу. Теперь же выставили свои красные клешни поверх пучков укропа и настаивались, набирая сок. В нос щибал аппетитный запах варева. Рядом с навесом, по старинному казачьему обычаю, был разложен костерок. Над ним громадный закопчённый казан с кипящей ухой. Сазанячьи бока уже повсплывали по кругу. Как и полагается, два половника приготовлено, чтобы по быстрому, с двух краёв казана черпать знатную ушицу. Тут же рушники каждому на колени и для утирки разгорячённых лиц. Конечно, ещё пять или даже десять минут ухе и ракам только на пользу пойдут, а если больше! Сёмке даже прикоснуться ни к чему нельзя! А как хотелось пёрышко чебака с боком в ширину лопаты выдернуть и обглодать его. Или клешню рака одну раздербанить и сок из неё высосать. Кто б заметил? Вон сколько раков с одной клешней по дну Каменки и Донца ползают! Боевые раки, вечно дерущиеся. Место себе на дне отвоёвывают. Совсем так же, как наши казаки на сегодняшнем сборе. Разве что друг-другу руки, как клешни не отрывают. А то бы было делов!
С вечера субботы были отправлены в погреб и обложены льдом четверти с первачом. Там же стояла привезённая из станичной лавки пятиведёрная бочка с пивом. Оставалось только вытащить из кипящей воды молодой картофель, да полить его маслицем и зеленью притрусить. Чебаки уже порезаны и разложены на большие плоские тарелки. Даже хлеб из муки нового урожая белеет горками по краям стола.
Время для решения своего важного вопроса на хуторском сборе Шевырёв специально выбрал под осень. Тут ещё урожай полновесный привалил. Казаки куда добрее стали. Хотя и злых крикунов среди них всё равно хватает.
Сёмка услышав в общем хоре визгливый голос Дергунова не выдержал:
- Всё, пойду дам ему в харю! Такое дело срывает!
Но радикальное сёмкино средство не понадобилось. Сумел хуторской атаман навести порядок и поставить вопрос установки дополнительного надстава плотины на голосование. К его удивлению, почти все проголосовали за разрешение мельнику Шевырёву поднять плотину при соблюдении всех установленных для него кондиций и, в первую очередь, по пропуску воды вниз по течению реки. Писарь хуторского правления тут же стал собирать подписи участников. Для порядка, чтобы потом никто от своего слова не отказался.
Сбор мгновенно рассыпался и давно предвкушавшие традиционный магарыч, хуторские казаки, гурьбой двинулись к мельнице.
Те же лавки, на которых они сидели на сборе, расставили вокруг длинных столов. И пошло, и поехало! Зазвенели стаканы, а потом завели разговор о будущем урожае, о сборах на службу и о том, с кем может разразиться война. Пробивались и возгласы наиболее рьяных крикунов:
- Ты на нас, Михалыч, обиду не держи. Это мы так, для порядка покричали маленько, чтоб каждый общество уважал и к нему прислушивался. А то как по другому!
Трое казаков-зачинщиков, особо громогласно возражавших на сборе против мельника, топтались на месте, не решаясь присоединиться к компании. Сомнения развеял, подошедший к ним, Павел Шевырёв.
- Чего вы топчетесь? Места за столом всем хватит и для вас тоже.
Поражённые такой щедростью и незлобливостью, казалось, что совсем непримиримые противники торгового казака, взявшись под руки, двинулись к навесу у мельницы, на ходу обсуждая такой поворот дела:
- Мохнатыч забывчивый, слава Богу. Всем бы такими быть!
Больше всех колебавшийся Дергунец тут же отозвался:
- Он то может и забывчивый, а мы нет!
Через полтора десятка лет Ефимка Дергунец, ставший к тому времени председателем комитета незаможних селян Ефимом Ивановичем Дергуновым реквизировал водяную мельницу Павла Шевырева, который был уже в эмиграции в далёкой Болгарии. Мельницу при первом же большом половодье полностью разрушило. Восстанавливать её не стали.
Член Союза писателей России
Сергей Сполох.
Примечание: Все иллюстрации, использованные в настоящей статье, взяты из архива автора и общедоступных источников.