Мирняк
В Луганске, Донецке в других городах Донбасса с 2015 года я не слышал сирен воздушной тревоги. Наверное, потому что сюда била, в том числе артиллерия, а снаряд не отследить. Слишком быстро он находит свою цель. Белгород 2024 год. Цветущий, озарённый ярким солнцем город и изумрудная листва. Город купается в солнечном свете. Надрывный, пробирающий до кишок вой сирен. Вой ржавым штопором вкручивается в мозг через барабанные перепонки. Давит и выворачивает нервы и душу. Голубое, секунду назад мирное небо расчерчивается дымными и инверсионными хвостами ракет и противоракет. Хлопки разрывов. Отдаленные, ближе, ближе. Белые кляксы разрывов в глубоком, голубом небе. И вой, вой, забравшийся через мозг в спинной мозг и токами ужаса бьющей в тело.
Мы сидели в полупустом кафе. Официантка молодая, симпатичная девчонка с первыми нотами воя начала собирать редких посетителей в подвальное укрытие. Мы бездумно, пустыми глазами смотрели через огромные витринные стекла на залитую солнцем пустынную улицу. Девчонка подошла к нам. Бросила мельком взгляд в отсутствующие глаза и сказала: "Понятно. Вам уже все равно!". Нет, мне не всё равно. Мне больно, что воют сирены в мирных городах. Мне больно, и вроде бы, наслушавшись стрельбы, я каждый раз вздрагиваю от погребальных салютов. Каждый слышал: "Война дело мужчин!". Вот только каждый раз первыми и больше всех страдают мирные люди.
Страдают женщины, дети, старики. Те, кто не может и не должен брать в руки оружие.
Сосновый бор темно-зеленым пятном раскинулся на золотых песчаных холмах. Вырубленной снарядами опушкой он упирается в пригород небольшого городка. Лес пострадал не сильно, фашисты не успели закрепиться в пригороде, и в лесу боёв не было. Но пригород, частный сектор из небольших, когда-то лубочно симпатичных домиков превратился в руины. У поваленного забора старый москвич. На заборе краской коряво "Живут люди". В проёмах окон пленка. Крыша, сдвинутая разрывом, как кепка блатаря сползла назад. Двор напоминает перемешанный, непоседливым ребенком конструктор Лего. Среди сдвинутых шлакоблоков яркие бордовые шторы, детские игрушки, упаковки с водой, продукты. Пожилой хозяин заколачивает куском пленки очередное окно. Хозяйка с пустым взглядом сидит на стуле, вместо ножки которого приспособлен снарядный ящик.
Годы жизни. Твой дом, твое родовое гнездо, в котором ты знал и чувствовал каждый гвоздь, куда из роддома привозил своих детей, наполняя его прохладную тишину сначала пронзительным криком младенца, затем весёлым детским смехом и шлепками босых детских ног по свежевымытому полу. Это всё война, походя, смела, перемешав со стеклянными гильзами, обрывками окровавленных бинтов, пустыми ящиками от мин и снарядов.
Некогда белый фасад многоэтажки испещрен темными кляксами попаданий фугасов. Некогда ровные ряды окон и балконов, словно гнилой беззубый рот, щерятся выгоревшими квартирами. Тишина. Ветер гоняет обгорелые обрывки обоев. На входе в подъезд придавленный вырванной взрывом стальной двери детская игрушка - розовый медведь. Где его хозяйка? Выжил ли этот маленький человечек, мило прижимавший к себе плюшевого друга и тихо шептавший ему: "Не бойся, Миша, это не в нас стреляют, это в плохих." Жив? Или её могила здесь, в заваленном сгоревшими остовами легковушек дворе. Среди самодельных, связанных скотчем из сбитых ветвей и ножек стульев крестов дворового кладбища.
Сырой зев подвала, затхлый воздух непроветриваемого помещения. Запах сырости, экскрементов и тухлой воды. Дрожащий свет свечей и острые лучи налобных фонарей. Глаза, глаза, глаза. Взгляды, как вой сирен через зрачки вкручиваются в мозг. Я много где видел эти глаза. И что же надо было творить с людьми, если здесь среди руин, оставшись на пепелище, они говорили: "Лишь бы не под этими! Отстроимся! Главное жить!"
Каждая западная мразь в дорогом костюме, залитая брендовым парфюмом, должна знать! Когда-нибудь мы дойдем до их домов! Не взирая ни на что, мы придем опять. Мы перевешаем предателей у себя и придем. Пусть не завтра.
Но опять будут дымиться руины Берлина, Парижа, Вены и Варшавы! И опять мы выберем с лица пороховую копоть и пойдем восстанавливать свои дома. И это не пропаганда, не ура патриотизм - это цикличность истории. Русский, увидевший руины своего дома, обязательно увидит руины дома своего врага! Это вековой опыт!
С.Мачинский