Золотой час
Помните определение врачей скорой помощи "золотой час»? Это то короткое время, за которое больного с критическим для организма повреждением необходимо доставить к врачу. Золотой час — это огромный шанс выжить и спасти жизнь. На войне всё то же самое. Тут свой "золотой час". Чем быстрее раненый боец попадет в руки врача специалиста, тем больше у него шансов выжить, вернуться в строй, сохранить ноги и руки. Есть здесь и своя скорая помощь. Она не сверкает проблесковыми маячками, не воет ревунами и крякалками, она наоборот старается стать невидимой. Подползти, подкрасться к истекающему кровью товарищу, оказать первую помощь, а потом, часто на себе, вытащить человека в безопасное место. Почти всегда под вражеским огнем, гудением боевых дронов, разрывами летящих с неба ВОГов и "эфок". Здешняя скорая помощь — это линейные санинструктора подразделений и медрота. Многие за годы СВО побывали в госпиталях и медицинских батальонах. Многие волонтеры и руководители посещали там раненых, а вот медроты зачастую сложные для посещения подразделения. Медрота — скорая помощь на войне, передовой рубеж спасения жизней. Их фронт там же, где ЛБС, на минимальном удалении от передовых подразделений. И многие медики, там и стоят, на своих передовых рубежах.
Только что освобожденный населенный пункт. От домов остались лишь кучи строительного мусора. Некоторые дома ещё дымятся серым дымом пожаров. Черными густыми тучами стоят столбы дыма от догорающих машин и бронетехники. Гул артиллерии монотонен и постоянен. Если в тыловых районах с непривычки непроизвольно вздрагиваешь от нечастых выстрелов тяжёлых орудий, очень уж диссонантен грохот на фоне мирных звуков. То здесь иногда нет времени у мозга различать и отделять выходы от прилетов. Гул стоит всё время. С неба из камеры квадрокоптера село выглядит серым мусорным пятном на фоне зелёных полей и темно-зеленых ярких лесопосадок. Дома, цветущие сады во дворах со старыми развесистыми яблонями и вишней война превратила в груды ненужного мусора. Серое пятно оставленного человеком дерьма на зелёном покрывале Земли. Знаете, видя это, осознавая, что это опять на НАШЕЙ земле, я, забыв про человеколюбие и Бога, мечтал об одном, чтобы в такие пятна превращались города и деревни США, Великобритании, Франции, Германии. Всех тех, кто разжигал и финансировал все войны на планете. А тот, кто поспешит меня осудить и обвинить в человеконенавистничестве, должен сам, своими глазами увидеть руины всех этих Ивановок, Семеновок, Петровских, а главное осознать, что все они наша земля, где жили наши люди и раз в 100 лет этой горой зловонного мусора становятся наши дома, а приходит всё это уже более 300 лет с Запада.
На сером пятне иногда перебежками, проскакивают, изредка зыркая в синее небо, фигурки солдат. Перебежка, фигурка скрывается в куче руин, выжидает, ещё перебежка и так рывками до цели. В село ведёт единственная дорога, как и многие здесь названная дорогой смерти. Вдоль рыжего, пыльного полотна проселка, черные присыпанные будто пудрой, дорожной пылью, остовы разбитых, сожженных дронами и артиллерией машин. Большая часть этих машин — это не боевая техника. Броню уже давно не ведут по дорогам, ее сейчас вообще почти не используют, больно жирная и медлительная цель. Большая часть погибшей здесь техники — это "буханки", патриоты и уралы, эвакуационные машины, на которых везли раненых. Да, для врага нет разницы, и красных крестов на машинах эвакуации здесь давно не рисуют, это для врага приоритетная цель. Важно не ранить, важно убить. Добить раненого, убить врача. Врач для врага — это не человек, спасающий жизни, это ценный специалист, на подготовку которого затрачено много времени и большие средства. Это экономика войны.
Сереет небо, закатное солнце уже опустилось за горизонт, и лишь узкая полоса ещё багровеет в дали, наполняя всё вокруг призрачным серым светом. Тишины нет и не будет, лишь немного спал накал грохота орудий. По заросшим кустами кюветам к селу приближаются люди, увешанные баулами, сумками и рюкзаками.
Пот пропитал футболки и кевлар бронежилетов. Из-под шлемов по спине льется ручьем. Кроме баулов и мешков, есть ещё что-то непривычное в этих фигурах. Оружие. Оружие они несут не как солдаты. Для солдата автомат — это жизнь. Автомат всегда рядом, всегда в готовности. Солдат всегда подсознательно касается автомата руками. Солдат проверяет, рядом ли он, успеет ли он его выхватить. Люди, идущие к деревне автоматы держат непрофессионально. Оружие просто висит, как необходимый атрибут военного. Это не их инструмент. Идут медики. Группа ныряет в замаскированный в развалинах проем и скрывается в уцелевшем подвале. Зашли "по-серому", как тут говорят.
Приглушённое землёй тарахтение генератора. Тусклый свет нескольких ламп на свисающих под потолком проводах. Запах сырости, лекарств, пота, крови. Этот непередаваемый запах полевого лазарета запоминают, наверное, все, кому довелось побывать в полевых СЭПах. Этот тугой, тягучий как кисель запах хуже трупных миазмов, потому что погибшим всё равно, а здесь граница жизни и смерти, и живые в сознании это осознают. Тарахтение генератора заглушают стоны, мат, бряцание хирургических инструментов. Врач с позывным "Глобус" сутки, не смыкая глаз, работает с ранеными. Он здесь ловит тот самый "золотой" час. Скольких он спас? Скольких спасли они. Врачи, не побоявшиеся по дороге смерти прийти сюда и работать здесь под разрывами и вечным приглядом механических птиц, начиненных смертью? Десятки, сотни, а круг за войну тысячи бойцов, поймавших свой золотой час.
Наголо бритая голова «Глобуса» склоняется над очередным раненым. Здесь нельзя провести серьезную операцию. СЭП напоминает маленькую швейную или скорняжную мастерскую, которые во множестве наполняют подвалы жилых домов в городах. Что-то вяжут, что-то зашивают, что-то отрезают. Только это что-то — живые люди. Пока, слава Богу живые. "Глобус" в жизни весёлый, всегда улыбающийся и позитивный молодой мужик, здесь совсем другой. Здесь он работает. Кандидат медицинских наук, занимавший высокую должность в медицине у себя на Родине, специалист высокого класса, здесь на фронте реально по зову сердца. Дома семья и любимая работа. А здесь в подвале — призвание. Призвание спасать! Их таких здесь много. Простых и не очень, врачей, медсестер, фельдшеров, пришедших с благополучной гражданки. Пришедших, чтобы самим, рискуя жизнью, выполнять свое призвание, спасать жизнь другим. В моем понимании, в этом разбитом подвале, пропитанном болью, под грохотом постоянной канонады собралась настоящая элита медицины. Именно те, для кого призвание — спасать. А ещё у военного врача две Присяги. Присяга солдата перед Родиной и клятва Гиппократа перед человечеством. И здесь знают, нарушить нельзя ни одну.
С.Мачинский