«В Европе немало хороших генералов, - говорил Наполеон Бонапарт, - но они видят сразу слишком много целей. Я вижу только одно - массы неприятельских войск. Я стараюсь их уничтожить, будучи уверен, что все остальное рухнет вместе с ними».
Магия славы Наполеона настолько сильна, что мало кто задумывается о том, какой смысл он вкладывал в свои слова. В данном случае слова об уничтожении масс неприятеля без двойного дна. Зато с «хорошими генералами» возникают вопросы. Кто это конкретно? Должны же у них быть фамилия, имя и отчество. Да и национальную принадлежность интересно узнать. Но это точно не наши, не российские генералы – о них Бонапарт был невысокого мнения. Лишь о Петре Багратионе он отозвался похвально, не забыв при этом дать понять, что это мастер тактики, но не стратег, отнюдь не стратег. То есть, русских генералов сразу вычеркиваем как не соответствующих высоким наполеоновским стандартам. Туда же записываем и британских, о которых Бонапарт ни разу доброго слова не сказал. Кто же остается? А остаются генералы тех европейских армий, которые были побеждены Наполеоновской. Вот это, по его мнению, хорошие военачальники. Лучшие из лучших. Проиграли, конечно, но ведь не каким-то там русским, а самому Корсиканскому Чудовищу! Как сказали бы сейчас западники, «Это другое! Понимать надо!» Просто они выбрали не ту сторону, заморочили их проклятые британские интриганы да лукавые византийцы.
Следует понимать, что Наполеон был порождением Великой Французской революции и важность пропаганды прекрасно понимал. Поэтому все его высказывания на публику, все его официальные сообщения, были всего лишь пропагандой. То есть, тем, что имеет малое отношение к действительности. Настоящий Наполеон, его истинное мнение и оценки - в его боевых приказах, деловых документах и устных распоряжениях. И там можно увидеть совсем иные оценки сложившейся ситуации и конкретных противников. В приведенной в начале этой статьи цитате правдивым является только требование максимального уничтожения живой силы противника.
Итак, корсиканец видел только «массы войск», а на что в первую очередь смотрели его противники, «коварные англичане» и «русские дикари»? Британцы смотрели на две вещи: на ресурсы и интересы. Когда идет игра вдолгую, выигрыш или проигрыш сражений, которые ведут не твои войска – фактор второстепенный. Важно выиграть войну. Проиграет тот, чьи ресурсы подойдут к концу. В данном случае те самые вооруженные массы, о которых не забывает твой враг.
А о чем думали в России? У нас, как всегда, думали о душе. Но в данном случае, не своей, а вражьей. Ее нужно понять. Потому что, в отличие от британцев, мы не отделены от Европы морским проливом, а значит, прямой схватки не избежать. И нужно победить. Чтобы это сделать, следует изучить всех тараканов в голове противника. Понять его лучше, чем он сам себя понимает. Это позволит найти у него такое слабое место, ударив по которому, станешь победителем.
Рождение плана
Хороший генерал – это не впечатлительный блогер и не истеричный военкор. Он знает о том, что война – это не игра в одни ворота, там происходит состязание воли и ума. Твоим планам всячески препятствуют. Тебя всегда стремятся переиграть, перехитрить. вывести из равновесия, подавить твою волю. Это нормально. А еще это дурдом, в котором зачастую гланды приходится выдирать через «мягкое место». И конечно же, поединок ошибок.
В условиях нехватки точной информации и дефицита времени, совершается немало ошибок. Побеждает тот, кто реже ошибается. Стоит понимать: гениальные планы – это для посторонней публики. А на деле:
«Ни один план операции не может определенно предвидеть развитие событий, которые произойдут после первого столкновения», - Хелмут фон Мольтке-старший, прусский военачальник.
Более того:
«Обычно оказывается, что из трех возможных способов действий противник выбрал четвертый», - он же.
Зная подобные истины, наши генералы не теряли надежды на то, что рано или поздно, но супостат будет хорошенько бит. Тем более, что его манера ведения войны уже была достаточно изучена.
Первое, что поняли у нас: Наполеон действует строго по шаблону. Это относится не к отдельным сражениям, а к ведению всей кампании. Тут он предсказуем. Всегда стремится в удобном для этого месте навязать противнику генеральное сражение. Именно победа в главной битве должна привести к выигрышу кампании и самой войны.
Второе. Ради возможности навязать генеральное сражение, Наполеон готов сильно рискнуть. Отрыв от баз снабжения его не страшит. Как и слабая защищенность коммуникаций. Более того, Аустерлиц показал, что ради того, чтобы навязать сражение, он готов даже залезть в ловушку.
Третье. Даже попав в отчаянную ситуацию, он будет стремиться навязать противнику сражение, рассчитывая одержанием победы на поле боя разом решить все свои проблемы. И пока что ему везло.
И четвертое. Главный секрет его побед на поле боя - создание превосходства в силах и средствах в нужное время и в нужном месте.
Исходя из этого, следовало разработать такой план кампании, при котором любые действия Наполеона не приносили бы ему победы. И первое, что приходит в голову: не делать того, что обеспечивает ему успех. Прежде всего, не затевать сражений на его условиях. При этом следует стремиться максимально истощить его силы до генерального сражения, а не во время него. В идеале, навязывать Наполеону бой стоит с целью ДОБИТЬ его.
Вопрос только в том, каким образом уничтожать его силы до решающей схватки? История военных конфликтов давно дала ответ на подобный вопрос. Поэтому и была принята идея «Скифской войны». И эта идея возникла не только у Михаила Барклая-де-Толли. Те же беглые немецкие «консультанты», окопавшиеся возле Александра Первого, высказывали нечто подобное.
Однако не всем и не во всем эта идея нравилась. Одним из главных мероприятий подобного рода войн – отступление на большую глубину с разорением оставляемых врагу земель. Хорошо было скифам. Им нечего было разорять у самих себя. А Российская империя – это вовсе не Скифия. Ее западные губернии густо населены, и не пастушескими племенами, а земледельцами. Они к идее собственного разорения отнесутся отрицательно и даже враждебно. И если мнением простонародья еще можно пренебречь, то не считаться с мнением помещиков опасно. Поэтому следовало четко определиться: до какого рубежа можно отступать? Ответить на этот вопрос было легко. Агентурная работа во владениях Бонапарта велась неплохо, поэтому те цели, которые ставил он перед своей армией, стали известны заранее. Позже Наполеон их озвучил в обращении к армии:
«Солдаты! Вторая польская война началась. Первая окончилась в Фридланде и в Тильзите. В Тильзите Россия поклялась быть в вечном союзе с Францией и в войне с Англией; ныне она нарушает свои клятвы! Она не желает дать никакого объяснения в странных своих поступках, покуда французские орлы не отойдут за Рейни и не покинут своих союзников на ее произвол.
Россия увлечена роком. Судьба ее должна свершиться. Не думает ли она, что мы переродились? Или мы более уже не солдаты Аустерлица? Она постановляет нас между бесчестием и войной. Выбор не может быть сомнителен. Идем же вперед, перейдем Неман, внесем войну в ее пределы.
Вторая польская война будет для французского оружия столь же славна, как и первая; но мир, который мы заключим, принесет с собою и ручательство за себя и положит конец гибельному влиянию России, которое она в течение пятидесяти лет оказывала на дела Европы» (воззвание Наполеона к своим войскам 22 июня 1812 года, в котором он объяснял причины войны с Россией.)
Что из этого следует? То, что завоевывать Россию враг не собирался. Это можно понять и из официального названия начавшейся войны. Но об этом в России узнали задолго до начала боевых действий. Война потому и названа Второй Польской, что завоеванию подлежала только часть земель Российской Империи. А именно: те земли, что принадлежали ранее полякам: Правобережная Украина, Белоруссия, Курляндия, Литва и Латгалия. В общем, этот план предполагал передвинуть границу Великого герцогства Варшавского до линии Западная Двина - Днепр. Земли эти сравнительно недавно были приобретены Россией, и уверенно говорить о лояльности местного населения не приходилось. До 1863 года там преобладало польское влияние, так как поляки составляли основную часть населения. Поэтому можно было смело оставлять на время эти территории противнику. Учитывая, что основой снабжения французской армии был банальный грабеж местного населения, стоило позволить полякам сильно разочароваться в своих «освободителях». Уже поэтому главной базой снабжения русской армии становился находящийся вне зоны французского завоевания город Смоленск (670 км от границы). А глубина операции – примерно 500 км (район Витебска). Именно в Витебске должна была присоединиться к главным силам 2-я Армия Багратиона. Сообщения о том, что главные силы русской армии должны были встретить врага в Дрисском укрепленном лагере, явно были ложным. По свидетельству Клаузевица, лагерь этот вовсе не был укрепленным и никакой подготовки к битве в этом месте наши главные силы не вели. Скорее всего, он являлся приманкой для главных сил армии Наполеона.
Исходя из расчетов, численность армии вторжения не могла превышать 250 тысяч человек. Предполагаемая численность ее основывалась не на пустых фантазиях. Русские генералы точно знали, армию какой численности можно прокормить на данной территории. В частности, многовековая практика говорила им о том, что больше 50 тысяч лошадей Наполеон в данной местности не прокормит. Как позже выяснилось, Наполеон тоже об этом знал. Удивляться этому не стоит. Ведь его союзниками были поляки, для которых данная местность была почти родной.
Кроме того, по опыту прошлых войн, численность Великой армии на момент начала боевых действий обычно и составляла 200-250 тысяч человек.
Учитывалось, что до конечной точки дойдет не вся армия. Как правило, французы без всяких боев теряли до четверти личного состава. Кроме того, для контроля захваченной территории враг неизбежно вынужден будет выделить часть своих сил для несения гарнизонной службы. Таким образом, до Витебска доберется не более 120-140 тысяч человек, которым нужен будет достаточно продолжительный отдых для восстановления боеспособности. И с которыми объединенные силы русской армии вполне могут справиться.
На бумаге все выглядело логично. Но в жизни все оказалось намного хуже.
Первый провал
Как водится, планируешь не только ты, но и противник, который вовсе не наивный глупец. А противник на этот раз действовал не так, как в прошлые годы. Судя по всему, он понял замысел русского командования и предпринял свои меры. Прежде всего он резко увеличил численность армии вторжения. О том, сколько врагов конкретно вторглось в пределы России, споры идут и по сей день. Числа называются разные: 480, 580, 640 тысяч человек. В любом случае противник обеспечил общее превосходство в силах в кратном размере, что позволило ему наступать на разных направлениях, часть из которых была не прикрыта нашими войсками. В итоге пришлось отступать дальше, чем планировалось изначально. Аж до Смоленска, Риги и Полоцка. Соединение армий Барклая и Багратиона в районе Смоленска принято считать крупным успехом наших войск. Но на деле все было не так прекрасно.
Во-первых, на центральном и северном направлениях французы смогли захватить все необходимые им территории. На южном направлении этого не получилось, но им можно было заняться и позже.
Во-вторых, заняв территорию Курляндии и часть Лифляндии, Литву и Белоруссию, французы начали на них закрепляться, создавая базы снабжения. Более того, часть местной шляхты поддерживала Наполеона и делала ставку на него. Идя их чаяньям навстречу, он обещал восстановить Великое Княжество Литовское и даже создал правительство в Вильне. Это уже давало положительный эффект: только на территории современной Беларуси были созданы четыре полка кавалерии, пять полков пехоты, а также гвардейский и уланский полки для армии Наполеона.
В-третьих, несмотря на то, что главные силы Великой армии уменьшились в числе, она по-прежнему имела численное превосходство над соединенными силами русской армии. И имелась возможность к дальнейшему наращиванию ее численности. Как за счет местного населения, так и за счет тех войск, что имелись в Европе.
Главная опасность была в другом. Наполеон не просто так назвал эту войну Второй Польской. Восстановление Польши в границах 1772 года в тот момент было посильным для него делом. Поляки и так служили ему не за страх, а за совесть. Присоединение к Великому герцогству Варшавскому тех земель, что потеряны во время трех разделов, еще больше усиливало их верность союзу. А наличие на этих землях огромной французской армии, делало их отвоевание невозможным для русской армии. С этой проблемой нужно было что то делать. Но как раз на этот счет среди наших генералов не было единого мнения. К тому же, покинув армию, Александр Первый не удосужился назначить главнокомандующего. Имелось двое командующих своими армиями: Барклай-де-Толли и Багратион. И оба не были друг другу подчинены. Что вскоре привело к дурным последствиям.
Второй провал
Итак, возникло два плана. За первый, самый решительный, стояли большинство генералов. Суть его была в том, что войска противника прошли значительное расстояние от границы, понесли заметные потери (в основном, по небоевым причинам) и нуждаются в отдыхе. При этом они рассредоточены в пространстве. Значит, появилась возможность громить армию противника по частям.
Осторожная часть генералитета прекрасно помнила о том, как быстро Наполеон умеет собирать свои силы в кулак, и потому не верила в успех. Тем не менее, Барклай вынужден был принять к исполнению более решительный план.
Предпринятое им наступление на Рудню, хотя и имело шансы на успех, было провалено из-за нерешительности самого Барклая. Впрочем, эта нерешительность и спасла нашу армию от разгрома. Дело в том, что вопросы сохранения военной тайны в те времена были поставлены из рук вон плохо. Офицеры вполне открыто писали в частных письмах о военных планах командования. Из перехваченного личного письма одного из русских офицеров Наполеон узнал о готовившемся наступлении, и поэтому заранее составил план ответных действий. План предусматривал объединение разрозненных корпусов, переправу всех сил через Днепр и захват Смоленска с юга. В районе Смоленска Наполеон мог либо переправиться снова на правый берег и перерезать русским дорогу на Москву, либо втянуть нашу армию в генеральное сражение, если Барклай-де-Толли решит защищать город.
В итоге, Барклаю пришлось приложить немалые усилия по спасению армии от гарантированного разгрома. Произошедшее в те дни Смоленское сражение – это по сути дела серия арьергардных боев, целью которых было обеспечить выход главных сил из той ловушки, которую организовал своими действиями Бонапарт. Выскочить из нее получилось. Но нужно было еще понять: что делать дальше? И наверное, тогда и родился тот план, который спустя несколько месяцев привел к разгрому наполеоновских войск.
Продолжение следует...
Игорь Аббакумов