"Там был очень старообразный гном с жёлтой бородой и в алом капюшоне, и он тоже прошмыгнул внутрь, едва приотворилась дверь, как будто его кто-то приглашал.
– Я вижу, некоторые из наших пришли, – сказал он, заметив на вешалке капюшон Двалина. < «некоторые из наших» позже было изменено на более точное «один из них уже пришёл!» – Примечание Дж. Рейтлиффа. > Он повесил рядышком свой жёлтый капюшон и, прижав руку к груди, сказал:
– Балин, к вашим услугам.
– Благодарю вас! – ответил Бильбо в совершеннейшем изумлении. Ответил он, конечно, невпопад, но «некоторые из наших» его испугали. Гостей он любил, но он любил знакомых гостей и предпочитал приглашать их сам. У него мелькнула страшная мысль, что кексов может не хватить, и тогда ему самому (а он знал свой долг хозяина и собирался выполнить его, хоть и скрепя сердце) возможно, пришлось бы обойтись без кексов.
– Заходите, выпейте чаю! – ухитрился он произнести, набрав воздуху в лёгкие.
– Немного пива меня бы больше устроило, если вас это не слишком затруднит, милостивый сэр, – сказал Балин Желтобородый, – но я не откажусь и от кекса с тмином, если у вас их немного найдётся.
– Множество! – к собственному удивлению ответил Бильбо и удрал в погреб, чтобы наполнить кружку пинтой пива, и в кладовую, чтобы прихватить два превосходных кекса с тмином, которые сам испёк для себя «на после ужина».
Когда он вернулся, Балин и Двалин беседовали за столом как старые друзья (они на самом деле были братья, но он этого не знал, хотя знать ему следовало). Только он успел поставить на стол пиво и кекс, как тут же прогремел колокольчик [,] а потом ещё раз."
<Цвет капюшона Балина был исправлен чернилами с «жёлтого» на «красный» (чтобы соответствовать упоминанию его «алого капюшона» в предшествующем абзаце), но этот промах, вероятно, оставался незамеченным до гораздо более позднего времени, чем остальные, отмеченные в этом разделе; не только были использованы чернила иного цвета, чем в большинстве других исправлений на этой машинописи, но и цвет капюшона Балина описывался как «жёлтый» даже в Главе VI <…>. – Примечание Дж. Рейтлиффа.>
Комментарий Дж. Рейтлиффа: «Единственным исключением <среди имён гномов, заимствованных Толкином из «Двергатала», вставного перечня карликов в «Прорицании вёльвы», первой песни в «Старшей Эдде»> является Балин, чьё имя – некая тайна; почему же ему предстояло оказаться единственным именем гнома из отряда, которое происходит не из списка в «Эдде»? Более того, в своём письме в «Обсервер» <Письмо 025, 1938 г., в переводе С. Лихачевой…>, Толкин ясно утверждает, что «имена гномов, равно как и мага [т.е. «Гандальв»], заимствованы из "Старшей Эдды"». При отсутствии каких бы то ни было противоположных заявлений это, видимо, подразумевает, что ВСЕ гномьи имена должны быть найдены в этом списке, придавая бросающемуся в глаза отсутствию в нём Балина ещё большую загадочность. Возможно, Толкин полагал, что имя карлика, обычно передаваемое как «Вали» (или иногда «Нали»), более точно должно писаться «Бали» или «Балин». Или он мог взять имя у «Блаина», неясной личности, упоминаемой в «Прорицании вёльвы» в строке, непосредственно предшествующей собственно перечню карликов, о котором говорится, как о великане, из ног или костей которого были сделаны карлики. Более вероятно, что он заимствовал это имя из артуровской легенды: сэр Балин был одним из самых известных, самых трагических и самых малопривлекательных среди ранних героев Круглого стола. Это антигерой второй части «Повести о короле Артуре» Мэлори (книга первая в этом произведении общеизвестна как «Смерь Артура»); среди его самых заметных деяний – убийство Владычицы Озера на виду у всего камелотского двора, нанесение увечья Королю-Рыбаку (действие, приведшее к возникновению Опустошённой земли, для исправления последствий которого фактически потребовались поиски Грааля) и причинение смерти собственному брату, сэру Балану, в поединке, в котором оба получили смертельные раны. Если работа Мэлори действительно является тем источником, откуда Толкин заимствовал это имя, то, кроме имени, от личности рыцаря ничего не было воспринято, поскольку гном Балин, без сомнения, самый добрый из сотоварищей Бильбо».
Второй по старшинству
В самом раннем из сохранившихся черновиков «Хоббита» карту Фимбулфамби, приходящегося гному Гандалву дедом, показывал волшебник Бладортин, а Балин первым проявлял скепсис:
«– Это я получил от Фимбулфамби (?) – вашего деда, Гандалв, – сказал он в ответ на вопросы взволнованных гномов. – Здесь показана Чёрная гора и окружающая её местность. Вот она, эта тёмная клякса [ > шишка > путаница линий]. Вот там Диколесье, а далеко на север, на карте поместился лишь её край, находится Иссохшая Пустошь, где раньше жили Великие Драконы.
– Мы всё это знаем, – произнёс Балин. – Это нам не поможет – на Горе красным цветом нарисован дракон, но [от этого нисколько не станет ле[гче] > ] его и без этого будет довольно легко найти».
Вопросительный знак после имени «Фимбулфамби», как поясняет Дж. Рейтлифф, «присутствует в оригинале и, вероятно, означает неуверенность Толкина в том, насколько это имя подходит. Как и другие имена гномов в этой главе, «Фимбулфамби» древнескандинавское и происходит из «Старшей Эдды» <…>».
Во втором черновике имя деда (ныне – Трор) пропадает, как и характеристика горы: теперь она просто Гора с большой буквы. Балин продолжает оставаться первым скептиком:
«– Это я получил от вашего деда, Гандалв, – сказал он в ответ на возгласы взволнованных гномов. – Здесь показана Гора и окружающая её местность. Вот она. Вот там Диколесье, а далеко на север, на карте поместился лишь её край, находится Иссохшая Пустошь, где раньше жили Великие Драконы.
– Мы всё это знаем, – произнёс Балин. – Не вижу, чтобы это нам сильно помогло. На Горе красным цветом нарисован дракон, но его будет довольно легко найти и без всяких картинок – если мы вообще когда-нибудь доберёмся до Горы.»
Когда автор довёл путешественников до Вороньей Вершины, он подготовил Первую машинопись, в которой вышеприведённый фрагмент был воспроизведён с незначительными изменениями, однако затем Толкин переработал его, добавив Торина. Окончательный вид отрывок принял лишь в процессе правки корректуры.
«– Это дело рук Трора, вашего деда, Торин, – сказал он в ответ на возгласы взволнованных гномов. – Это план Горы.
– Не вижу, чтобы это нам сильно помогло, – разочарованно проговорил Торин, взглянув на карту. – Я достаточно хорошо помню Гору и земли вокруг. И я знаю, где находится Темнолесье и Иссохшая Пустошь, где выводились великие драконы.
– На Горе красным цветом нарисован дракон, – произнёс Балин. – но его и без этого будет довольно легко найти – если мы вообще когда-нибудь туда доберёмся».
Рейтлифф озадачен тем, что сохранившаяся «Карта Фимбулфамби» фактически не соответствует той, что описывается в тексте. В частности, вместо прочитанной волшебником фразы о двери вышиной пять футов и т.д., руническая надпись гласит: «Fang тайный проход гномов» – и Рейтлифф читает «fang» не как английское слово («клык»), а как нолдоринское (со времён «Номского лексикона» означающее «длинная борода» – ср. «Фангорн» и названия гномов «долгобороды»). Балин же «указывает на то, что «на Горе красным цветом нарисован дракон», тогда как на этой карте нет ни дракона, ни следа красных чернил». Лишь в следующей версии – «Карте Трора I» – появляется красный дракон, нарисованный именно на горе, а не над ней – как в окончательной «Карте Трора II».
Как рассказывается в статье «История Двалина», Балин был дозорным отряда: выглядывал Бильбо, стоя в дверях мельницы в Хоббитоне и первым отправился на поиски хоббита, когда того поймали тролли (огонь троллей в черновике первым заметил Двалин). Балин просвещает Бильбо, что встретившаяся града – не цель их путешествия, а Мглистые горы (впервые названные так с большой буквы, то есть именем собственным; ранее в тексте они упоминались просто как мглистые горы (в другом переводе – «туманные»), то есть горы, окутанные мглой / туманом). Балин и Двалин – единственные гномы, упомянутые по имени в песне эльфов. В черновике невидимый Бильбо минует дозорного компании, как и в опубликованной книге. Вместе с братом Балин залезает на дерево, спасаясь от волков, а затем предстаёт перед Беорном в составе второй пары гномов.
В более позднем вставном эпизоде с зачарованным потоком Балин первый приходит на помощь Бильбо, чтобы удержать лодку.
Что касается костра эльфов, замеченного в лесу, то сначала Толкин написал «Ga», имея в виду Гандальва – вождя отряда, но тут же ввёл вместо него Балина в характерной роли дозорного. Услышав историю о находке кольца, Балин заставил Бильбо повторить её целиком ещё раз. В опубликованном варианте слова о «Маленьком добром Бильбо-Бильбо-Бильбо-бо-бо-бо» обрываются из-за того, что гном засыпает; в первоначальном же его довольно грубо обрывают товарищи:
«Но есть было нечего, и они были полностью вымотаны. Они просто лежали и смотрели друг на друга – за исключением Балина, который продолжал приговаривать: «...так вот как вышло, что он прокрался мимо меня! Теперь-то я знаю. Маленький <кошмар> – старый добрый Бильбо-Бильбо-Бильбо-бо-бо-бо», – пока гномы не велели ему закрыть рот».
Попав в плен к лесным эльфам, Балин, уступавший по возрасту лишь вождю отряда, и в его отсутствие оставшийся старшим, произносит почти такую же разозлившую лесного короля речь, как в опубликованной книге. Первоначально здесь стояло иное имя, но разобрать его Рейтлиффу так и не удалось – настолько густо оно было замазано чернилами. Похоже, это был «Двалин» или «Бифур», также возможен «Бофур». Рейтлифф отмечает, что здесь впервые говорится, что Балин, который и ранее назывался старым, превосходит по старшинству всех гномов, кроме Гандалва – и что Гандалв даже старше Балина.
Неудивительно, что первым гномом, вызволенным Бильбо из темницы, стал именно Балин. Напротив, в бочку он отправился самым последним, так как пока все остальные гномы залезали в эти ёмкости, он следил за тем, не проснулись ли дворецкий и стражник, и не идут ли другие эльфы.
Переживший всесожжение
«Пустынные земли раскинулись широко. Здесь к ним присоединились отправленные для них лошади; и отряд попрощался с сопровождающими. На следующий день, упаковав то, что можно было перевозить на лошадях, они выдвинулись дальше, Бильбо ехал с Балином на одной лошади, ведя рядом другую, тяжело нагруженную припасами; остальные ехали впереди по одному, выбирая медленную дорогу. Они двигались прямо на север, отклоняясь от реки Быстротечной и всё ближе и ближе приближаясь к большому отрогу Горы, отброшенному навстречу им в южном направлении».
Дж. Рейтлифф замечает, что в отличие от черновика, в опубликованной книге у них было шестнадцать пони – и Бильбо, и Балин вели по одному нагруженному припасами животному и, очевидно, сами ехали на отдельных пони.
«Прежде чем выдвинуться на поиски скрытой двери, на которую возлагались все их надежды, среди западных склонов, Торин выслал разведывательную партию, чтобы тайно изучить землю к востоку от Главных Ворот. Бильбо отправился с ней – и Балин, и Фили, и Кили. Через пару дней спокойного путешествия они вернулись к реке Быстротечной, которая совершала здесь [?внезапный] крутой поворот к западу и текла к горе, простиравшей объятья огромных отрогов ей навстречу. Берег тут был скалистым, высоким и отвесным, и глядя с обрыва за узкую речку, пенящуюся и плещущую посреди валунов, они могли видеть в широкой долине в тени отрогов горы серые развалины древних [?башен > ] домов, башен и стен.
– Здесь покоится всё, что осталось от Дейла, – произнёс Балин. – Тогда склоны горы зеленели лесами, а вся эта долина была плодородной и безбедной.
Говоря это, он выглядел одновременно печальным и суровым: он был одним из спутников Торина в тот день, когда явился Дракон».
Дж. Рейтлифф снабдил слова Балина пространным комментарием:
«Это первое полученное нами указание, что Балин, подобно Торину, пережил «день, когда явился Дракон». Восстановленная в единой последовательности, его жизнь оказывается, вероятно, самой насыщенной событиями среди всех гномов, о которых сохранились записи, с которой может поспорить разве что жизнь великого Даина Железностопа. Балин был не только одним из немногих* переживших нападение Смауга на Одинокую Гору и уничтожение находящегося там гномьего королевства, но почти несомненно также сражался в битве при Азанулбизаре, чтобы отомстить за убийство Трора – когда смертность среди участников-гномов достигала 50% (уровень потерь, сопоставимый с битвой при Сомме); там не только погиб его отец, но кроме того, Балин упоминается в числе членов отряда Траина и Торина непосредственно после битвы (ср. LotR 1113). Он сопровождает Траина в его путешествии, печально завершившемся заточением наследника Дурина в подземельях Некроманта (LotR 1114), сражался рядом с Торином в Битве Пяти Армий <…>, и наконец, на некоторое время отвоевал Морию и взял себе корону Дурина <…>.
Всё это тем более примечательно потому, что согласно родословной, представленной в «народе Дурина» (LotR Приложение A часть iii) ко времени нападения Смауга Балину должно было исполниться всего семь лет, и таким образом, он был маловероятным кандидатом на то, чтобы стать спутником двадцатичетырёхлетнего Торина. Такой возраст очевидно слишком мал, чтобы соответствовать представленной в «Хоббите» информации – как минимум лет на десять, если не больше; однако то, что Балин должен быть младше Торина, подразумевается из ремарки в Главе IX («Что мы такого сделали, о король? – сказал Балин, теперь, когда Гандалв [Торин] пропал, самый старший из оставшихся». <…> ), указания на то, что они разлучались более, чем на несколько лет, отсутствуют, как нет в описаниях Торина свидетельств того, что он стар или выглядит старым (в отличие от Балина, который с самого первого описания на пороге Бильбо характеризуется как «очень старообразный гном» с белой бородой, и чей возраст подтверждается множеством упоминаний его на протяжении истории как «старого Балина»). По официальным расчётам во «Властелине колец», Балину было тридцать шесть лет во время битвы при Мории (когда Даину, описанному как «всего лишь юнец», самому было тридцать два). Он и его брат Двалин – последний ко времени нападения Смауга даже ещё не родился – должны были, следовательно, быть среди самых младших участников похода Траина, будучи, соответственно, в семидесятивосьмилетнем и шестидесятидевятилетнем возрасте; сравните с Фили и Кили из отряда Торина, которых постоянно называют мальцами, и которым, соответственно, семьдесят восемь и шестьдесят девять лет; а также с Гимли, которого в шестьдесят два года сочли слишком юным, чтобы он присоединился к своему отцу Глоину в приключении Бильбо <…>. Когда король Балин погиб в Мории, ему официально исполнился двести тридцать один год – солидный возраст с учётом того, что Трор, описанный как «старый» и «помутившийся рассудком, возможно, из-за своих лет» (LotR 1110) ко времени его убийства был ненамного старше (двести сорок восемь лет), как и «старый» и «почтенный» Даин (LotR 245), возраст которого Гэндальф описывает как «преклонный» (двести пятьдесят один год; LotR 1116). На самом деле, с учётом маловероятности того, что ему было всего лишь семь лет, когда пало Королевство-под-Горой или всего лишь достойные сто семьдесят восемь во время похода Торина (когда Торину, который никогда не описывается как «старый», самому было сто девяносто пять), Балину, вероятно, к моменту смерти, было не меньше двухсот сорока лет и возможно, если бы не станем учитывать упоминание в Главе IX, гораздо больше; Торину, если бы он остался жив, было бы к тому времени двести сорок восемь лет – тот же возраст, что и у старого Трора, когда того убили. <…>»
* По первоначальной концепции, изложенной в «Хоббите», ясно, что в действительности от нападения Смауга спаслись лишь немногие, лишь Трор и Траин (через тайную дверь) и «те немногие», кто, подобно Торину и Балину, находились в это время снаружи. Когда Толкин пересматривал историю гномов при составлении Приложения A к ВК, он значительно увеличил число выживших, заявив (противореча сказанному в «Хоббите»), что «многие» из родичей Трора спаслись, в том числе не только его сын Траин и внук Торин, но и младший брат Торина Фрерин (позже убитый при Копях Мории) и его сестра Дис (тогда всего лишь десятилетняя девочка, позже – мать Фили и Кили); более того, к ним присоединился «маленькая группа их родичей и верных последователей» – среди первых, вероятно, был Балин и его родители (то, что Двалин родится лишь через два года, указывает, что его не указанная по имени мать пережила это бедствие, а его отец Фундин входил в состав отряда Траина в ужасной битве при Мории). В примечании внизу страницы автор добавил, что «Лишь позже стало известно, что из Народа-под-Горой спаслось больше, чем они смели надеяться поначалу; но большинство из спасшихся отправились в Железные Холмы» – LotR 1110. <Примечание Дж. Рейтлиффа>
«Они не дерзнули пройти вдоль реки слишком близко к воротам; но они продолжили путь, пока, лёжа за скалой, не смогли из-за неё выглянуть и увидеть тёмное зияющее отверстие в большой стене между отрогов горы, из которого вытекала вода. И из которого также выходили пар и чёрный дым. Всё в этом пустынном пейзаже было совершенно неподвижно, не считая испарений и реки [ > воды] и то и дело возникавшего в небе тёмного зловещего ворона. Тишину нарушал лишь шум бьющейся о камни воды, да время от времени – карканье ворона. Балин содрогнулся.
– Давайте вернёмся, – сказал он. – Ничего хорошего у нас здесь не выйдет! И не нравятся мне эти тёмные птицы; они выглядят, как злодейские шпионы.
– То есть дракон ещё жив и находится в чертогах под Горой? – спросил хоббит. – Или мне так показалось из-за дыма.
– Это не доказательство, – сказал Балин, – хотя не сомневаюсь, что вы правы. Но он мог улететь [добавлено: прочь] некоторое время назад, и [ > или] может лежать на горном склоне, наблюдая за нами [ > продолжая наблюдение], и всё же я полагаю, что дым и пар выходят из ворот из-за оставляемого им после себя жара».
Рейтлифф комментирует: «Неприязнь и недоверие Балина к вóронам свидетельствуют, что идея древней дружбы между гномами и вóронами горы ещё не возникла – отсылки к разговорам с вóронами или ворóнами отсутствуют и в Сюжетных заметках B, и в Сюжетных заметках C (следующих непосредственно за написанием этой главы)».
Единственный спутник
В Сюжетных заметках B – плане дальнейшего развития событий, составленном до написания чернового текста о нахождении гномов в плену эльфов, – Бильбо первоначально должен был отправиться на разведку в компании Балина (скобки в цитате – Дж. Рейтлиффа).
«Гномы говорят, что он должен идти внутрь. Он просит их пойти тоже. Они этого не сделают, пока он не разведает: все, кроме старого желтобородого Балина. Балин и хоббит проникают в тёмную гору.
Не так сложно, как они ожидали – туннель проходит совершенно прямо и слегка вниз. Вниз вниз вниз бесконечно. Вскоре они видят свет в конце, становящийся постепенно всё более и более красным. Булькающий храпливый <журчащий> звук. Становится очень жарко. К ним поднимаются испарения.
Наконец они заглядывают в <большой> зал, самый большой из всех залов под горой. В нём почти темно. Освещён красным сиянием. Исходит от крупного красного [золотого] дракона, лежащего там вздремнувшим на груде самоцветов. Разрушенной под ним, так как он лежит наполовину на боку. Он крадёт чашу, чтобы показать, что он там был. Он видит щиты и копья.
Гномы довольные и похлопывают его по спине <…>».
Три первых абзаца, по словам Рейтлиффа, «были исправлены так, чтобы Бильбо был вынужден исследовать туннель в одиночку, как в опубликованной книге, хотя не повсюду такое изменение было обеспечено (обратите внимание на два случая непреднамеренного сохранения «они», в каждом из которых следовало бы заменить местоимение на «он»). Переработанный текст выглядит так:
«Гномы говорят, что он должен идти внутрь. Он просит их пойти тоже. Они этого не сделают, пока он не разведает: ВКЛЮЧАЯ ДАЖЕ старого желтобородого Балина. ХОББИТ проникаЕт в тёмную гору.
Не так сложно, как они ожидали – туннель проходит совершенно прямо и слегка вниз. Вниз вниз вниз бесконечно. Вскоре они видят свет в конце, становящийся постепенно всё более и более красным. Булькающий храпливый <журчащий> звук. Становится очень жарко. К НЕМУ поднимаются испарения.
Наконец ОН заглядывает в большой зал, самый большой из всех залов под горой».
Burbling <в переводе – «журчащий»>: Это слово почти неразборчиво, но несомненно начинается на b, за которой следует –ur, а оканчивается на -ly или –ling. Если моё <Рейтлиффа> прочтение верно, то это очень старое (средне- и ранненовоанглийское) слово, означающее булькающий, переливающийся звук. Употребление его Толкином, однако, вероятно происходит не от процитированных в О<ксфордском> С<ловаре> А<нглийского языка> примеров употребления с четырнадцатого по шестнадцатый века, а от «Бармаглота» Льюиса Кэрролла из «Алисы в Зазеркалье» [1871]:
And as in uffish thought he stood
The Jabberwock, with eyes of flame,
Came whiffling through the tulgey wood
And burbled as it came!
<В переводе М. Вербицкого:
И лагостной думой и кления полный,
Он видит, как Борчердс, сдиревый и млявый
Шестит, громко брулькает, очи как зерна
Огня, раз и два - раз и ясь сквозь дубраву.>
<…>»
Первоначально Смауг описывается как красный; добавление превращает его в «красно-золотого дракона» <red golden dragon>».
Предложение о щитах и копьях, как предполагает Рейтлифф, «возможно, было добавлено позже: оно написано несколько мельче, чем остальная часть абзаца. Если это так, то вероятной целью было помочь создать обстановку для эпизода убийства дракона на следующей странице этого плана» (согласно этому плану, Бильбо использует копьё, чтобы заколоть спящего Смауга).
По оценке Рейтлиффа, первоначальная разведка логова Смауга похожа на окончательный вариант, за исключением важного факта, заключающегося в намерении Толкина использовать разведывательную партию из двоих героев, включая Балина – намерении, от которого он довольно быстро отказался. Однако, как отмечает исследователь, Балин «начинает развиваться в роли самого благожелательного из гномов».
В следующих «Сюжетных заметках C» говорится: «Бильбо заслуживает награду: – гномы говорят, что теперь он должен идти внутрь, если собирается исполнять свою часть договора. Они этого не сделают, лишь желтобородый Балин проходит часть пути на случай, если тот позовёт на помощь».
«Ну а теперь, кто идёт со мной?
Он не ожидал, что раздастся хор добровольцев, поэтому и не был разочаровался. Фили и Кили выглядели смущённо и неуверенно. Но остальные не скрывали своей реакции по поводу предложения [ > на предложение] – за исключением старого Балина, дозорного, которому хоббит пришёлся по душе. Он сказал, что во всяком случае отправится внутрь и немного пройдёт, готовый позвать на помощь. Вот что [можно >] я могу, как минимум, сказать в оправдание гномов: они собирались заплатить Бильбо за его услуги, они наняли его, чтобы он выполнил работу, и не возражали, если бедный малый её выполнит; но они постарались бы изо всех сил рискнуть вытащить его из беды, если бы могли [ > если бы он в ней попал], как случилось в случае с троллями год назад. <В отдельном примечании Рейтлифф комментирует особенности хронологии. >
<…>
Через некоторое время Балин пожелал Бильбо: «Удачи!» – и остановился на месте, откуда ещё виднелись неясные очертания двери и благодаря особому устройству туннеля было слышно шелестящий шёпот оставшихся снаружи.
<…>
Надо отдать Балину должное: он был крайне обрадован [, когда он > ] тому, что снова видит Бильбо. Преисполнен[ный] [большим счастьем > счастьем, больше чем > ] счастьем не меньше, чем удивлением, и таким же большим, как его страх, когда он прощался. На самом деле он поднял Бильбо и вынес его на открытый воздух. Была полночь. Звёзды скрылись за облаками, а Бильбо сидел, тяжело дыша, получая удовольствие лишь от того, что снова ощущает свежий воздух, и едва замечая волнение гномов, как они его хвалят и похлопывают по спине и предлагают услуги свои – и членов своих семей на долгие поколения вперёд».
Лишь в первой машинописи – без предварительных черновиков – появляется хладнокровная команда Торина отправиться хоббиту, Балину, Фили и Кили в туннель, чтобы не все достались дракону (если тот нападёт, пока остальные поднимают Бомбура).
Когда Смауг улетает, отправившийся вперёд Бильбо, когда остаётся без огня, взывает к двум гномам: Торину и Балину, прежде чем просит «Кто-нибудь придите ко мне на помощь!» Услышав лишь имена и «на помощь», Торин задаётся вопросом, что случилось – и выждав минуту и не услышав дракона, предлагает одному из гномов зажечь ещё один факел: «Мы должны отправиться на помощь мистеру Бэггинсу, я полагаю». Балин соглашается: «Похоже, наш черёд». Завидев сокровища, «и Балин, и Торин горели теперь желанием исследовать это место и хотели верить, что так или иначе, пока Смауга нет дома».
Переводчик
Описание долины, которое в черновике давал Торин, в чистовой копии озвучивает для Бильбо Балин, в несколько изменённом варианте:
«Пятичасовой переход или примерно так. Но по пути мы сможем устроить отдых. Видите там, справа? Там высокий берег, похожий на утёс, с которого мы выглядывали, когда впервые пришли сюда, Бильбо. Между ним и этими воротами раньше был мост, а за ним – вырубленные в скалистой стене ступени, которые ведут к тропе, вьющейся на южный отрог горы, над которым мы устраивали наш первый лагерь».
Фрагмент, посвящённый Вороньему холму, в чистовике был значительно расширен по сравнению с черновиком, а в машинописи автор иначе перераспределил в нём реплики: исторический экскурс, в чистовой копии проводимый Торином, теперь озвучивает Балин, а ответ Балина («Слабая защита, если Смауг нас заметил, боюсь я, – сказал Балин, – но мы должны рискнуть. В любом случае, дальше сегодня мы пойти не можем») распределён между Дори и Торином, с кратким дополнением от Бильбо; опасения, которые проявил Дори, в чистовой копии пока ещё отсутствовали.
В более раннем варианте ворон «жёстко приземлился, захлопал крыльями и качнулся по направлению к Торину и Балину; затем он начал каркать. Бильбо не знал, что тот говорит, но Балин, похоже, понимал. Впоследствии он сообщил им всем, что ему стало известно.
– О Торин сын Траина, сына Трора, – сказал он. – этот самый Почтенный Ворон, по имени Роак [Roäk > Roäc], сын Карка. Карка я знал в давние дни, когда был юн, но увы, теперь он скончался. Роаку, его сыну, должно быть не меньше 180 лет – он последний ворон горы, [язык которого мы можем понять > ] который может понимать наш язык, будучи обучен своим отцом или давший мне себя понять. Он принёс известия поистине потрясающие и <изумительные> и ставящие в тупик: радость и горе.
Птицы снова собираются к горе с ю[га,] в[остока] и з[апада], так как разлетелась новость, что дракон мёртв»!
Рейтлифф отмечает неустойчивость написания имени ворона (Roäk/Roäc/Röac, диерезис указывает на то, что обе буквы читаются по отдельности, а не как дифтонг) и то, что почтенная птица в первом варианте даже старше, чем в опубликованной книге (где Роаку 153 года).
«Фактически, согласно хронологии в «Повести лет» (ВК, 1125–1126), он достаточно стар, чтобы помнить дни короля Трора и лично познакомиться с Балином до прилёта дракона ста семьюдесятью годами ранее. Эта хронология, разумеется, датируется временем после «Хоббита», и ясно, что Роака обучили гномьей речи после того, как эти дни прошли, так что это просто свидетельствует, что первоначально Толкин предполагал ещё больший временной промежуток между падением Королевства-под-Горой и его восстановлением под властью Торина». Помимо двух указанных моментов, «самая существенная разница между черновиком и заменившим его текстом заключается в том, что первоначально речь ворона мог понять лишь Балин – и перевести её ради своих друзей. Этот сюжетный ход, напоминающий встречу с Медведом/Беорном и его лошадками, был заменён в основном черновике на более простой и более прямой способ, позволяющий ворону обращаться к Торину и Компании напрямую без переводчика. Толкин, возможно, почувствовал, что два уровня переводчиков – дрозд, говорящий с вороном, ворон – с Балином и Балин – с остальными – слишком громоздкая конструкция, так что упростил её, особенно с учётом того, что вóроны, подобно попугаям, известны своей способностью говорить <…>».
Кроме того, замечает Рейтлифф, «При всём лингвистическом богатстве его творчества и множества (взаимно непонятных) изобретённых языков, включаемых в повествовательные тексты, сцены, в которых переводчик должен выступать посредником между двумя группами, не имеющими общего языка, у Толкина редки, основной пример для них – общение Леголаса с пограничными стражами Лориэна по поводу Братства <…>».
Следующий вариант ближе к окончательному тексту, именно здесь впервые появляется название «Вороний Холм» (Ravenhill), одно из немногих (подобно Ривенделлу или Озёрному Городу), не претерпевших изменения в ходе работы над книгой.
«– Хотел бы я, чтобы это был ворон, – произнёс Балин.
– Я думал, вам не нравились здешние вóроны, когда мы шли этим путём прошлый раз, – сказал ему Бильбо.
– То были ворóны, – ответил Балин, – притом мерзкие, грубые и выглядевшие подозрительно. Должно быть, вы слышали безобразные звуки, которыми они нас провожали – был там один старый ворон, помните, как он летел за нами во время долгого пути домой [> в лагерь], но он за всё время не произнёс ничего, кроме карканья. Однако здесь всё ещё есть некоторые вороны – поскольку я видел их во время наших блужданий – которые помнят давнюю дружбу между нами в дни Трора. Они жили здесь много-много лет, память у них долгая, и они передают свою мудрость детям. У меня было много друзей среди вóронов Горы, когда я был мальчишкой – сам гребень, на котором мы стоим, многие называли Вороньим Холмом, так как он был любимым их местом рядом с дозорным постом. Теперь от них ни следа нет: полагаю, они отправились посмотреть, что предвещает весь этот слёт, хотя это не птицы, которые летают за компанию, если только не начинаются какие-то важные дела. Если бы у нас здесь оказался один из них, мы бы быстро узнали новости».
Рейтлифф указывает, что в предыдущей главе никакого ворона не упоминается, но если бы рассказ Балина сохранился, Толкин, по мнению исследователя, несомненно бы вставил это событие в соответствующее место текста.
«Напротив, заявление Балина о том, что он уже взаимодействовал с вóронами горы во время прошлых исследований местности, хотя и важно, просто служит для подведения к последующему эпизоду, который мог бы остаться таким, как есть».
Превосходный гном
Ещё до того, как Балин вспомнил навыки общения с вóронами, он помог Бильбо, подтвердив характеристику «самого благожелательного из гномов», данную Дж. Рейтлиффом. Речь идёт о раннем варианте, не вошедшем в опубликованную книгу. Не встретив дракона (улетевшего, как мы знаем, в Озёрный Город), гномы и хоббит покинули сокровищницу.
«Они поднимались по длинным лестницам, поворачивали и спускались по <пустым> гулким коридорам, снова поворачивали и поднимались по ещё более многоступенчатым лестницам, гладко вырезанных даже в протяжённом скальном массиве; и снова ещё больше ступеней, [Пока Бильбо не смог идти дальше > ] Вверх и вверх они шли, не встречая никаких ни знаков, ни <слов>, кроме диких и свирепых очертаний животных, и подобных фигур, исчезавших в тенях. Наконец, Бильбо почувствовал, что не может идти дальше – ступени для него были крутыми и высокими, хотя он единственный не нёс никаких <иных> сокровищ, кроме своей брони. У гномов карманы были набиты золотом и самоцветами (из-за опасения, что это станет их единственным шансом что-либо заполучить); а кроме того, всем им надо было нести на спине тюки с той едой, которую они захватили в туннель.
– Ещё чуть-чуть подальше, – сказал Торин. – Вскоре мы увидим день. Разве не чувствуешь ты <запах> [> первые дуновения] свежего воздуха?
– Давайте [> Пойдёмте], Бильбо, – сказал Балин, беря его за руку, – если мы выберемся живыми и невредимыми, то многократно благодаря вам; мы не можем вас здесь оставить, не можем и ждать.
Так что, как и раньше в гоблинских пещерах, они подняли его и понесли вперёд, пока внезапно свод не ушёл резко вверх за пределы досягаемости слабеющего света факелов. Свет шёл из отверстия в своде».
В комментариях Дж. Рейтлифф отмечает, что утверждение об отсутствии у Бильбо сокровищ, за исключением подаренной Торином кольчуги, противоречит тому факту, что у хоббита в кармане остался Самоцвет Гириона (хотя и не представлявший ещё такой ценности, как пришедший ему на замену Аркенстон).
«Сравните разумное поведение гномов в этом фрагменте, где они берут столько сокровищ, сколько могут унести, поскольку это может быть их единственный шанс, прежде чем вернётся дракон (и только после того, как они вооружились, как последнее действие перед тем, как покинуть сокровищницу), не забывая о более практичной заботе о сохранении своих припасов и оставшейся еды (ещё одна практичная деталь, исчезнувшая после рукописи Второй Фазы), с их более жадным поведением в опубликованном описании, когда они с вожделением лелеют сокровища <…>
Эта довольно трогательная сцена, в которой Балин проявляет заботу по отношению к обессилевшему хоббиту, а гномы по очереди его несут, исчезла из повествования, хотя дошла до чистовой копии, в которой добавилась следующая деталь: «как в гоблинских пещерах, НО ТЕПЕРЬ БОЛЕЕ ОХОТНО» <…> Текст чистовика также проясняет, что одной из составляющих усталости Бильбо была кольчуга: «он чувствовал, что его тянет к земле непривычный вес его кольчуги, а голова кружится. Тяжело дыша, он уселся на ступеньке». К этому добавилось поспешное дополнение карандашом, которое, похоже, следует читать как «. . . его кольчуги И ТЯЖЁЛОГО КАМНЯ В КАРМАНЕ», – то есть идея, что сам Аркенстон был тяжёлым бременем, сохранялась до сих пор. В машинописи весь этот фрагмент опущен».
Перейдём теперь к заключительной части рассказа о Балине, где Рейтлифф в комментариях вновь использует превосходную степень, называя его «самым разумным из всех гномов».
Когда представители подошедших к Горе людей и эльфов удалились, «гномы остались размышлять над своим положением. Таким [ярос[тным] > ] суровым стал Торин, что они не осмелились против него роптать. По правде говоря, большинство из них, по-видимому, разделяли его настрой, за исключением, возможно, старого толстого Бомбура, Фили и Кили; и, конечно, Бильбо».
В примечании Рейтлифф сообщает, что предложение о Торине и гномах «в процессе написания изменялось несколько раз: «против него роптать > предложить ему иной совет, и по правде говоря > что даже если бы они захотели, они бы не осмелились ворчать на > к нему придираться». То, что самые доверенные спутники не осмеливаются высказать свои мысли, разумеется, ещё одно свидетельство того, что Торин больше не тот, каким был, и тем самым складывается обстановка для его угроз в их адрес в следующей главе и его посягательства на жизнь Бильбо через одну главу. Довольно неожиданно, что Балин, самый разумный из гномов, не перечислен в числе испытывающих скрытые колебания наподобие Бильбо, Бомбура, Фили и Кили; возможно, на его здравомыслие здесь повлияло презрительное отношение к Эльфийскому Королю (проявившееся в резкости гнома, когда он предстал перед королём в главе IX < «Что мы сделали, о Король? – произнёс Балин, теперь, в отсутствие Гандалва <т.е. Торина>, самый старший по возрасту. – Разве преступление заблудиться в лесу, когда поймали пауки? Разве пауки ваши ручные звери или домашние любимцы, что их убийство так вас злит?» >).
Наконец, Балин отдельно выделен в сцене прощания:
«И гномы низко поклонились, а слова застряли у <них в горле>
– [ Прощайте > ] До свидания и удачи, – сказали они, – если когда-нибудь вновь посетите нас, когда эти чертоги вновь украсятся, пир будет воистину превосходным, – сказал Балин».
«Во «Властелине колец» записано, что Бильбо действительно принял это приглашение и побывал у них много лет спустя, после того, как исчез из Шира, прежде чем поселиться на покое в Ривенделле», – добавляет Рейтлифф.
Уже в черновом варианте в последней сцене сказки Балин посещает хоббита вместе с Гэндальфом. Встреча с самого начала описана практически так же, как в окончательном варианте.
«Если Балин заметил, что жилет у мистера Бэггинса стал побольше размером, чем прежде (и с настоящими золотыми пуговицами), то он [ > Бильбо] также обратил внимание на бороду Балина, удлинившуюся ещё на несколько дюймов, и на его расшитый драгоценными камнями наряд [ > пояс], весьма роскошный».
О дальнейшей же судьбе Балина кратко упоминалось ранее, словами Рейтлиффа: «Восстановленная в единой последовательности, его жизнь оказывается, вероятно, самой насыщенной событиями среди всех гномов, о которых сохранились записи, с ней может поспорить разве что жизнь великого Даина Железностопа».
Публикация статьи на Дзене одобрена автором. Оригинальный материал - здесь.