"Ну, погоди!". Серия 15. Пятнадцатый выпуск
Если говорить о психологической роли жертвы (а не о реальной жертве обстоятельств или действий других людей), то, как правило, это человек, который никому не дает скучать.
В жизни "жертвы" всегда что-то происходит, ей всегда есть, о чем рассказать, на что пожаловаться. Так она получает внимание окружающих, а если повезет, то и их сочувствие. За это качество ее очень любят "спасатели", ведь им так необходимо быть кому-то нужными и полезными.
У "жертвы" всегда всё не слава богу, всегда есть какие-то проблемки, проблемы и проблемищи, которые она не в состоянии решить. И за это "спасатели" ее тоже любят, ведь их умение решать чужие проблемы делает их незаменимыми.
"Жертва", при первом приближении, существо чрезвычайно эмоциональное. Она не только сама испытывает целое море эмоций, связанных со своими страданиями, но и искусно выносит мозг, за что ее нежно любят "преследователи". Еще бы, ведь выводя "преследователя" из себя, "жертва" позволяет ему испытывать яркие эмоции – фейерверки раздражения, извержения негодования, штормы возмущения. А в конечном итоге всё это дает "преследователю" возможность чувствовать себя живым (живущим полноценной жизнью).
В общем да, в среде, где "преследователи" и "спасатели" ищут, где бы приложить свои таланты или разнообразить своё бытие, "жертве" по-настоящему рады (даже если сварливо прикрывают всё это показным недовольством).
Но всё-таки не эти качества отвечают за глубинную сущность "жертвы", они уже, скорее, следствие ее природы.
Главное же качество психологической "жертвы" – ее адаптивность.
Можно было бы, конечно, поговорить о транзактном анализе и разобраться с тем, что в основе роли "жертвы" лежит так называемое эго-состояние адаптивного ребенка, но это было бы не в духе канала. Поэтому посмотрим на адаптивность через вполне наглядный пример – разберем, как это работает, на пальцах зайцах.
В очередном выпуске мультсериала мы можем насладиться незабываемым выступлением хора мальчиков-зайчиков.
Волею случая Волк берёт на себя роль дирижера. Как это часто бывает в отношениях между "жертвой" и "преследователем", всё начинается как бы не специально, случайно. "Так получилось" – аргумент, который любят манипуляторы. Так вот, так получилось, что совершенно случайно Волк завопил "Ааааа!". Что сделал хор мальчиков-зайчиков? Сразу же подхватил.
Волк сменил "Ааа!" на "Ооо!", и хор чутко отреагировал на это изменение.
В сердцах Волк показывает зайчишкам кулак и грозно кричит "Ууу!", на что зайчики-мальчики отвечают песней "У дороги чибис! У дороги чибис!". Вот тут Волк уже смекает, что можем управлять, влиять на хор, и это кажется ему забавным. Сила, которую он чувствует, ему приятна – он решает покуражиться, попользоваться возможностью управлять другими.
Уже вполне осознанно говорит "Эээх!" и довольно улыбается, услышав: "Эх, дубинушка, ухнем!". Затем Волк пробует "Ой!", и ожидаемо получает "Ой, цветет калина...". Волку всё это очень нравится. Это власть упоительна. Кажется, агрессор вполне удовлетворен происходящим.
Собственно, ради этого чувства силы и власти люди и берут на себя роль "агрессоров", "абьюзеров", "преследователей", "критиков". Именно так они тешат своё эго, именно так самоутверждаются, именно так забывают о той слабости, за которую себя ненавидят. И за то, что "жертва" им это всё дарит, они ее по-своему любят.
Правда, период "продуктивного сотрудничества" длится в таком дуэте не очень долго. Ведь это только поначалу кажется, что это очень удобно, когда другой человек на тебя реагирует, стоит только пальцем поманить, когда другой делает то, что ты хочешь, что подстраивается под тебя, пляшет под твою дудку.
В какой-то момент адаптивность "жертвы", ее непомерная приспособляемость, ее желание угодить начинают ощущаться как кость в горле.
Волк говорит "Ох!", хор мальчиков-зайчиков поет: "Ох, рано встает охрана!". Но Волк уже наигрался, уже насытился. Ему хватит. Поэтому он говорит: "Всё!". Но не тут-то было. Его ждет "Всё могут короли, всё могут короли!", а это уже не смешно.
По законам жанра, Волк сам становится "жертвой". Он уже не знает, как отвязаться от удобного хора, как заткнуть рты мальчикам. Ему уже всё это дискомфортно, до головной боли и нервного тика. Но улыбчивая "жертва", не переставая мило улыбаться, решает его добить. И когда Волк вопит: "Не надо!", хор затягивает "Не надо печалиться! Вся жизнь впереди!".
И если в мультфильме зайцы всё же уважительно относятся к регламенту и покидают сцену, то со сцены жизни "жертва" так легко не сваливает. Она продолжает быть отвратно-угодливой и податливой. Она пресмыкается, угождает, раболепствует, прогибается. В такие моменты ее перестают любить и начинают презирать, унижать. Ей начинают предъявлять претензии, сыплют на нее упреками: "Как тебя можно уважать, ты такая бесхребетная!", "Ты мне еще голос подай! Как будто я тебя спрашивать буду", "Твое мнение никого не интересует, да у тебя же его и нет", "Ты как амеба, я с тобой 5 лет живу и не знаю, что ты за человек". Потом всё совсем грустно становится.
Адаптивность "жертвы" сначала может вызывать приятные чувства. Кажется, это так удобно, когда рядом с тобой кто-то удобный. Но потом обязательно наступает разочарование, расплата за то, что очаровался, поддался иллюзиям. Да и "жертва" страдает – она ведь так старалась, подстраивалась, а ее стараний не оценили.
Вообще в этой серии много про адаптивность. Так, в начале эпизода Волк и сам старается быть "адаптивным". Бантик себе завязывает, чтобы соответствовать тому место, в которое заявился – Дому культуры. Потом попытался выдать себя за зайца, зёбру и черепаху. Не вышло. Ну, он и оставил эти попытки, стал действовать иначе.
Адаптивность качество неплохое – если в меру и для конкретной, социально оправданной цели. А если не в меру и исключительно ради манипуляций, то это качество начинает отталкивать.
Была у меня такая знакомая, угодливая до тошноты настолько, что даже Сартр бы содрогнулся. Благо, что не близкая и что наши пути быстро разошлись. А у вас?
Все статьи рубрики "Ну, погоди!" – в этой подборке: