Борис Громов проявил себя идейно зрелым, политически грамотным, принципиальным коммунистом с широким военно-политическим кругозором.
Этот кругозор подчёркивается дальнейшей военной и политической карьерой блистательного генерала.
«Непонятно, ради кого и ради чего в 1979 году ввели войска в эту страну. Да и вообще, все, что связано с вводом военных формирований куда бы то ни было: в Афганистан в 79-м, в Москву в августе 91-го, в Грозный в конце 94-го, — ни к чему хорошему не привело», — отмечает Б.В. Громов.
Однако, с учётом упомянутого широкого кругозора, Борис Громов после первой длительной командировки в Афганистан и окончания академии ГШ, проходя службу на ответственных должностях в западных военных округах, снова просится в Афганистан. И его назначает командующим - идейно зрелым, политически грамотным, принципиальным коммунистом!
Что случилось с коммунистом Громовым? Остался ли у него партийный билет у сердца, платит ли он взносы? - Бог весть. Но, что есть точно у Бориса Громова - это политический кругозор.
Губернатор МОСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ, Герой Советского Союза, не разобравшись в подчинённых, косвенно причастен к нанесению ущерба области в размере 27 млрд рублей. Конечно, это дело былое, но! а вдруг генерал Громов на тот момент всё же оставался верен той характеристике, которую на него составили его учителя.
Статья опубликована в газете ПРАВДА во вторник, 9 августа 1988 года:
Командарм
— Сейчас — пятнадцать тридцать семь,—Громов посмотрел на часы,— а в семнадцать ноль-ноль приказано быть у начальника Генерального штаба. Такой вот расклад. Вечером дети прилетают в Москву. Кажется, тысячу лет не видел их. А уж завтра — минутки свободной не будет. Открытие партконференции. Такой вот расклад,—повторил он и улыбнулся,—на встречи с друзьями, как всегда, ничего не выкроишь...
Мы просидели с ним в редакции "Правды" ровно час, наговорились, вспомнили давние встречи, общих друзей. Расклад времени у Громова и впрямь жесткий, если не сказать— жестокий. И так, без преувеличения, с первых лет его офицерской службы.
ОТКУДА В НАШЕЙ АРМИИ берутся командармы? Как ими становятся? По чьей-то протекции? По воле случая?.. Перебираю в памяти имена многих командующих и фронтовой, и послевоенной поры, с которыми не раз сводила журналистская судьба, и с удовлетворением могу сказать: своим горбом, своим умом, горячей любовью к службе, высокими человеческими качествами военного руководителя, проявляя недюжинные способности во всем, большинство само обеспечивало себе восхождение по служебной лестнице. От первой лейтенантской ступеньки до крутого генеральского порога.
Громов — из этого большинства.
Родился он в Саратове в рабочей семье летом сорок третьего. В том же году, осенью, его отец — солдат Всеволод Алексеевич Громов — погиб в боях на Днепре. Трое, мал мала меньше, остались на руках у Марины Дмитриевны Громовой. Солдатская вдова одна вырастила их. Чего это ей стоило, можно только догадываться. Однако вывела ребят в люди. Старший Алеша и младший Боря—стали военными, средний Сережа—инженером.
Борис учился в Саратовском, а по его расформировании—в Калининском суворовском военном училище. Потом окончил высшее общевойсковое — в Ленинграде. Служил взводным, ротным, начштаба батальона, комбатом. В Главном управлении кадров Министерства обороны мне показали его личное дело. Почти в каждой из аттестаций, начиная с курсантской поры, я находил такие характеристики: «трудолюбивый», «дисциплинированный», «инициативный», «смелый», «честный». Рядом к каждому из этих слов прибавлено «исключительно».
Одну из первых аттестаций на лейтенанта Громова утвердил первый комбат подполковник Николай Васильевич Ерошенко. Чутьем фронтовика разглядел он в молодом офицере незаурядные командирские способности.
Они и сейчас, спустя двадцать с лишним лет, продолжают поддерживать теплые товарищеские связи — комбат фронтовик и его воспитанник, ставший командармом.
Последнюю аттестацию, уже на командующего, утверждали С. Ахромеев, П. Лушев, А. Лизичев, другие военачальники — члены высшей аттестационной комиссии Министерства обороны СССР. В ней высоко оцениваются командные, политические и просто человеческие качества генерала.
Приведу, с согласия руководства ГУКа, один документ из личного дела. Партийная характеристика на члена КПСС с 1966 года Б. В. Громова.
«Проявил себя идейно зрелым, политически грамотным, принципиальным коммунистом с широким военно-политическим кругозором. Партийные поручения выполняет своевременно и добросовестно. Отличается высокими морально-политическими качествами, обладает твердой волей. Открытый, прямой, честный и требовательный товарищ, внимательный к предложениям и нуждам подчиненных по службе. По-партийному непримирим к недостаткам. Скромен.
Партхарактеристика обсуждена и утверждена на собрании первичной парторганизации.
Секретарь партбюро подполковник А. Романов».
«С характеристикой согласен» — член военного совета, начальник политуправления...»
А ниже собственноручная надпись старшего политработника: «Добросовестный, активный, трудолюбивый коммунист— руководитель с хорошо выраженным чувством долга и ответственности».
Красноречивый, думается, документ, хоть и изложен традиционным военным языком.
ПОЗНАКОМИЛСЯ я с Борисом Громовым, когда он после окончания Военной академии имени М. В. Фрунзе (с отличием) служил в Северо-Кавказском военном округе. А по-настоящему узнал в Афганистане, в восьмидесятом.
...Их было трое. Полковник Валерий Миронов — командир. Полковник Лев Серебров — политработник. Полковник Борис Громов — начальник штаба. Подчиненные за глаза называли их «Пионерами». Наверное, за молодость. И за открытый и благородный характер. Если все трое были в части — друг без друга за обед не садились. Впрочем, и жили в одной «бочке» — тогда по весне впервые в ограниченный контингент завезли новое армейское жилье на колесах, внешне похожее на железнодорожную цистерну. Солдатский фольклор тотчас же окрестил эта дома «бочками». Одна из них досталась «Пионерам».
Сколько дружеских подначек, розыгрышей запомнили округлые стены и потолки «бочки». В редкую свободную минуту все трое, не сговариваясь, могли одновременно появиться на пыльном, усеянном галькой импровизированном футбольном поле и вместе с солдатами минут пятнадцать— двадцать «дать отдых голове и волю ногам». А потом вместе с солдатами же разломить хрустящие горбушки кем-нибудь принесенной с пекарни буханки ароматного, пахнущего родимой землей хлеба и с аппетитом уплести их.
Впрочем, чаще заставал Громова в штабной палатке. Он, бывало, сам, кумекая над картой, пронзал ее с помощью фломастера остроконечными красными стрелами.
Однажды прилетел в один из дальних гарнизонов. Аэродром тот — «афганцы» знают — славился тем, что если самолет с первого захода не впишется в полосу, то второго уже не будет: такая там теснина. Но наши летчики, как вы понимаете, тоже были асы что надо: им одного захода было вполне достаточно. Так вот, сели, вышли из чрева транспортной машины, и на голову обрушился грохот снарядов и мин, треск автоматных и пулеметных очередей. На склонах гор, обрамлявших с трех сторон летное поле, шел бой. Без бинокля было видно, как наши мотострелки короткими перебежками, непрерывно ведя огонь из автоматов, продвигались вверх по склонам.
Вершины гор уже «утюжили» наши боевые вертолеты. Спустя полчаса на тщательно замаскированном командно-наблюдательном пункте мотострелкового батальона неожиданно встретился с Громовым.
— Но штабной-то карте красные стрелы неосязаемы. А на местности — вполне материальные вещи. Вон как, положив на свои плечи наконечники этих стрел, несут их в горы солдаты. Стрелы на плечах, оружие в руках... — И обернувшись к офицеру-авиатору, скомандовал: «Вертушкам» еще один заход!
Потом в расположении мотострелкового батальона, уже по возвращении «домой», в свой гарнизон, мы обсуждали перипетии того жаркого боя, и мне было страшно стыдно, что опять ничего не могу рассказать о боевых делах комбата капитана В. Куксы, начштаба старшего лейтенанта В. Данильченко, его заместителя старшего лейтенанта Р. Аушева, командира роты капитана В. Джабайдаева и их подчиненных, которым под командованием полковника Б. Громова пришлось не одни сутки вести бой в горах. «Знаете,— говорил мне горец Аушев,— мне-то не привыкать, а ребятам-степнякам пришлось хлебнуть сполна. Орлы ниже нас летали. А ведь не туристами, не альпинистами ходили. Ни побриться, ни помыться, ни поспать. День и ночь с боями. Спасибо вертолетчикам. Они нас здорово выручали. Гайнутдинов, Щербаков, Корсаков-летчики от бога!»
Но про бои в Афганистане в восьмидесятом мы не писали. Не разрешалось...
Между тем вертолетчики Вячеслав Гайнутдинов и Василий Щербаков, мотострелок Руслан Аушев были удостоены звания Героя Советского Союза. Разумеется, за подвиги в боях. И Громов был награжден орденом Красной Звезды... В одном из боев, когда мятежники прорвались к КНП, на котором находился Громов, он вызвал на себя огонь полковой артиллерии. Такой вот был эпизод в его боевой практике. Но и об этом тогда — увы — не писали.
ПОСЛЕ Афганистана поступил Громов в Академию Генерального штаба. Окончил ее в восемьдесят четвертом с золотой медалью. Служил на ответственных должностях в западных военных округах. И снова попросился в Афганистан. Его назначили командующим.
...В начале этого года наши части участвовали совместно с афганскими войсками в операции «Магистраль».
Если посмотреть на карту Афганистана, нетрудно убедиться, что пограничный округ Хост как бы врезается в пакистанскую территорию. Не потому ли в течение ряда лет город Хост был по существу блокирован мятежными вооруженными формированиями. Этот округ стал оплотом сил оппозиции, ее арсеналом. Здесь, как было известно афганскому руководству, сосредоточились более ста отрядов, подведомственных группировке Гульбеддина Хекматиара. Около пяти тысяч штыков насчитывали формирования внутренней вооруженной оппозиции под командованием Джелалуддина.
Гарнизон Хоста, его жители фактически оказались в осаде. Связь с городом, помощь населению осуществлялись только по воздуху. В городе создалось сложное положение с продуктами питания. Назревал голод.
Следуя политике национального примирения, афганское правительство предложило Джелалуддину переговоры. И они начались. Но главари оппозиции использовали двадцатидневный срок переговоров для перегруппировки своих сил, дальнейшего укрепления позиций, минирования дорог.
Многие западные газеты назвали в те дни перевал Сатэ-Кандао — ключевую точку дороги на Хост — «неприступной крепостью борцов за веру».
Что ж, так оно почти и было—укрепления Сатэ-Кандао действительно оказались твердым орешком. Несколько полос оборонительных сооружений возвели там западные спецы. На господствующих вершинах была организована сильная система ПВО — установлены и тщательно замаскированы зенитные комплексы.
Громов, офицеры штаба, провели за картами и на местности не одни сутки. Главное — избежать ненужных потерь, свести их до минимума.
— Воздушный десант на перевал! — такое принял решение командарм.
Едва самолеты военно-транспортной авиации выбросили в районе Сатэ-Кандао парашютистов, как на них обрушился шквал огня. Неистовствовали зенитные пулеметы, орудия.
И тут огневые точки мятежников накрыл точный бомбоштурмовой удар афганской и советской авиации. Затем последовал артиллерийский налет. И вся система огня мятежников перестала существовать.
Наши потери? Что стало с десантом? А ничего не стало. Не было никаких потерь — десант-то был ложным.
Успех «Магистрали» — большая личная заслуга командарма, удостоенного, как знает читатель, Золотой Звезды Героя Советского Союза.
В те дни отличились в боях многие наши и афганские воины. Подчиненные Героя Советского Союза подполковника В. Востротина старшие лейтенанты Ю. Гагарин и С. Ткачев вместе с тридцатью семью гвардейцами за семь часов боя на одной из вершин отразили двенадцать атак. После третьей атаки на вершине состоялось комсомольское собрание. В нем участвовали все тридцать девять гвардейцев. Решение было кратким:
«1. Сражаться до последнего патрона. 2. Высоту не сдавать!» Гвардейцы выполнили его: двенадцати атак мятежникам не хватило. Они не прошли...
— Что главное в офицере? Первое — его профессионализм, то есть знание военного дела. Второе — трудолюбие. Третье — пример бесстрашия,— Громов излагает категорично, словно формулы, собственные требования к офицерам.— Четвертое — близость к подчиненным, забота о каждом из них. Гагарин с Ткачевым, как и их командир Востротин, и есть настоящие офицеры. За такими солдаты хоть в огонь, хоть в воду. Ими сильна наша армия...
Говорят, когда он в первый раз — это было в канун начала вывода советских войск из Афганистана,—появился перед иностранными корреспондентами в Кабуле на прессконференции, зал оторопел. Никто, видимо, не ожидал встретить в ранге командующего такого молодого генерала. Стройный, красивый, голубоглазый, типично русский, чем-то похож на Юрия Гагарина. А потом ко всему прочему все были обворожены его манерой говорить, откровенными, логичными ответами на самые дотошные вопросы.
ПЕРВОЕ июля. Кремлевский Дворец съездов. К трибуне конференции направляется один из пяти тысяч посланцев партии — молодой командарм, «афганец». Делегаты тепло встречают его речь. Он понимает: внимание, оказанное ему, теплый прием—это доверие партии и всего народа ему и всем его товарищам — от солдата до генерала, их наказ — с честью и достоинством выполнить высокий долг бойцов-интернационалистов на земле южного соседа, благополучно вывести на родину всех ее сыновей, которых матери и отцы вверили ему под начало.
Сейчас, когда с юга Афганистана, от Кандагара к нашей Кушке движутся воинские колонны, у командарма опять бессонные ночи. В Союзе у него двое своих ребят. Три года назад они остались без матери. Может, помните тот трагический случай, когда потерпел катастрофу самолет, на борту которого находилось командование ВВС Прикарпатского военного округа? У Натальи Николаевны Громовой был тогда билет на рейсовый самолет Аэрофлота, но командующий ВВС пригласил ее на спецрейс...
Теперь Громов, как все одинокие отцы, денно и нощно печется о своих наследниках. Но сыновей у него больше. Часть их, и довольно значительная, уже дома. Еще вот одна колонна уходит из Кандагара... Остальные, как и предписано соглашениями в Женеве, готовятся к дороге домой. К 15 августа ограниченный контингент сократится ровно наполовину. Войска уходят, дружба и сотрудничество — остаются.
...В тот день, в канун партконференции, мы говорили с Борисом Всеволодовичем и о том, каким видится будущее Афганистана, когда мы вернемся оттуда домой. Скоро ли воцарится мир?.. Вопросов много. Ясно одно—обстановка в стране непростая и сегодня, не будет она проще и завтра.
Многое зависит от того, как Пакистан, Соединенные Штаты как страна-гарант будут соблюдать женевские договоренности. Ведь невмешательство извне в афганские дела — залог успешного хода процесса нормализации.
Что касается самих афганцев, то в конце концов, как показывает и ход политики национального примирения, они — сыновья одной родины, соплеменники, хотят и могут договориться, разрешить свои собственные проблемы и без винтовки. Выдвинута подлинно патриотическая платформа национального возрождения и мирного строительства. В этом — заслуга НДПА, самой многочисленной и организованной партии страны. Короче говоря, несмотря на определенные ошибки и зигзаги в ходе апрельской революции, идет поступательное развитие. Да и наше почти девятилетнее военное присутствие по просьбе народного правительства не прошло бесследно: обрела боевую закалку и выучку афганская армия.
Кроме всего прочего, после нашего ухода, как добрая память о братьях-«шурави», останутся в стране 84 учебных заведения, 25 больниц, 26 детсадов, 326 домов, 35 мечетей, 48 колодцев, 53 моста... Столько было отремонтировано, восстановлено, построено заново руками наших солдат. Плюс к этому 6 электрифицированных кишлаков, 117 километров каналов, арыков. И еще один весьма значительный плюс — все военные городки с казармами, жильем, домами, клубами, столовыми, складами,— словом, все, что было построено для частей ограниченного контингента, безвозмездно нами передается афганской стороне.
— Что касается меня, то я оптимист...
Так сказал мне тогда командарм Громов.
...Однажды в «бочке», помнится, мы шутя высказывали пожелания каждому на десять лет вперед. Я пожелал тогда всем троим сразу: «Будете через десять лет большими генералами, будет знать вас вся наша армия, но пусть не одолеет вас гордыня, будьте такими же «пионерами!»
Никакого моего провидения, конечно, нет в том, что Борис стал командармом, Героем, что генерал-лейтенантом стал Валерий Миронов. И Лев Серебров тоже генерал-майор, ответственный работник в ГлавПУРе. Любой, кто узнал бы их в ту пору, предопределил бы безошибочно их будущее. Они его делали сами. Трудом, умом, беспредельной верностью долгу перед Отечеством.
И вот весь сказ о Борисе Громове, и о том, откуда у нас берутся командармы. Полковник В. ИЗГАРШЕВ. (Спец. корр. «Правды»). Кабул—Москва.
Несмотря на то, что проект "Родина на экране. Кадр решает всё!" не поддержан Фондом Президентских грантов, мы продолжаем публикации проекта. Фрагменты статей и публикации из архивов газеты "ПРАВДА". Просим читать и невольно ловить переплетение времён, судеб, характеров. С уважением к Вам, коллектив МинАкультуры.
