Глава 1
Когда ты выходишь на сцену, к таким же посредственностям, как и ты, начинаешь играть. Ты заряжен ненавистью ко всему миру, она переполняет тебя, и ты выстреливаешь ей в толпу из воображаемого дробовика, а они заражаются твоим негодованием. Ты поешь про несправедливость, алчность, похоть, религию саму ничтожность людей, но понимаешь, что ты тоже человек, — это относится и к тебе. Становиться невыносимо. Происходит взрыв посильнее атомного, а твои ошметки раскиданы по всему помещению. Твои слушатели как псы пожирают останки и от тебя ничего больше не остается. Хоть тебя нет, но ты получаешь силу, пожравшие тебя сливаются воедино, ты восстаешь заново. В конце выступления, ты играешь последний куплет, публика начинает высвобождать свою ненависть, и вот вы уже стоите по горло в жгучей, липкой, как напалм субстанции, сыграв последний аккорд весь зал поджигает напалм, и сгорает, не забывая при этом вопить от боли и страданий, но им нравится эта боль, она учит каждого твоего слушателя, не важно чему, просто учит. И они хотят еще. Ты уходишь со сцены, и чувствуешь, что ты поднялся чуть выше, буквально на миллиметр, но все же выше простых людей. Ком подкатил к горлу. Зачем я это делаю? Что мной движет? Зачем я хочу приподняться чуть выше? Сегодня на концерте я облилась свиной кровью. И вместо возгласов отвращения, я услышала задорные крики. Каждый из них хочет сделать так же, только не хватает смелости. Они, как голодные шакалы начали просить сделать с ними непотребство. Я устала. Мне надоел этот поганый, мертвый мир, в котором нет счастья. Каждый день я встаю с кровати и понимаю, что я встаю напрасно.
Ночью я работаю официанткой в одном из Московских ресторанов быстрого питания. Потом, утром, бегу на учебу. Это пожирает все мои силы. Но мне нужно учиться и работать, чтоб не умереть с голоду. Так, как зарплаты официантки хватает только оплату квартиры и миску овсянки, вечером я иду в ближайший клуб, где играет группа в которой я состою. Да, может показаться, что мне недолжно не хватать сил, да, мне не хватает, но сцена, на которую я выхожу лечит меня и это единственное, что доставляет мне хоть немного удовольствия в этой мерзкой жизни. Самое забавное, из всех людей населяющих эту планету, я люблю только тих людей, что приходят ко мне на концерты и ненавидят вместе со мной весь остальной мир. Да, я не святая, но покажите мне святого, и я плюну вам в лицо, ибо святых не бывает.
Сегодня спускаясь со сцены, ко мне подбежал Алексей, он же «Ветер». Самый добрый и мягкий человек, которого я знаю. Невероятный чистоплюй и невероятно смазлив. Женщины его любят. А вот он любит одну, единственную Наталью, она же «Фауст». Скрипка. Жесткая и беспринципная женщина, готовая похоронить весь мир под пеплом. Только проблема в том, что дальше своего Лешеньки она не видит. И это, возможно даже плюс.
Ты, чего наделала? Этого не было в сценарии. – как всегда промямлил «Ветер», но сразу замялся и немного покраснел.
Мои черные волосы слиплись от свиной крови, что мешало нормально видеть. Во рту был солоноватый привкус, что меня совсем не волновало. Мои красные, от бессонницы, глаза, смотрели с ненавистью и злобой. Я хорошо это понимала, ведь Алеша сделал испуганную гримасу и попятился назад.
Ты «Ветер» слишком трясёшься, по поводу, что и кто он нас подумает. Люди пришли на шоу, я им его предоставила. В следующий раз придут больше. Чего ещё, ты от меня хочешь?
Я хочу, чтоб ты не обливалась на сцене кровью. Это мерзко!
Не знаю, мне понравилось. А еще понравилось всем людям в зале.
Хорошо, а что мы поем? Ты все больше погружаешься в свою депрессию, и начинаешь вытворять безумные вещи! – он на конец-то перешел на крик.
А! Я слышу слова твоей шкуры. Это она проела тебе мозг. Мы с тобой знаем, что именно ей не нравиться, что мы поем. – с усмешкой произнесла я.
Не смей ее так называть! Она понимает, что за эти песни нас могут оштрафовать или засадить! – Уже кричал «Ветер».
А, что мы должны петь? Про ваши розовые сопли, что вы пускаете у себя в гримерке? Нет уж, уволь. Если это все, то я пойду, я хочу закурить сигарету.
Алексей схватил меня за грудки. Никогда бы не подумала, что он может так сильно разозлится.
Ты, понимаешь, у тебя улетела кукуха. Ты таким путем окажешься в дурке. Твоя ненависть сожрёт тебя. А что потом? Я не буду тебя спасать. Ты это поняла?
Я стряхнул с себя руки этого хлюпика и жестко произнес.
Ты еще не разу не пытался спасать меня. Это именно я каждый раз расхлебываю твои проблемы черпаком. Мне вспомнить?
Нет. – резко помрачнел он. Его горячая решимость спала так-же быстро, как и началась. Я понимала, что ему больно от этих воспоминаний.
Так-что завали свой рот и иди поплачься своей шкуре. До скорого.
Я вышла на улицу, холодный зимний вечер не располагал ни к прогулкам, к другим видам деятельности на улице.Я достала из портсигара, который я стырила у папы, когда уезжала в Москву, сигарету и закурила. Никотин смолой потек по горлу и проник в легкие, казалась, что он обволакивает еще и мои проблемы. Может так и есть? Ну, как минимум никотин жестоко истребляет мои проблемы в данную минуту. Но, даже такая кратковременная передышка дает мне сил идти дальше. Я понимаю, что мои сигареты меня скоро убьют, это так же неминуемо, как конец света. Я затянулась. Каждый человек грешит по своему, и поэтому мы все будем гореть в Аду. Мне остается только ожидать грозной кары на Страшном Суде, где меня будут судить за Богохульство, курение, и еще несколько грешков. Затянувшись в третий раз я закашлялась. Робкая улыбка проступила на моем лице, настолько редкая, что лицо неприятно зачесалось. Кашель был сухой и болезненный, как будто мне живьем выдирали легкие, а за ними и все внутренности. Мне пришла в голову мысль. Либо рак, либо грипп. Я улыбнулась еще шире.
Сделав последние две затяжки я затушила бычок об урну и уже собиралась уходить. Но мой взгляд привлекла странная девушка, она рассматривала мою машину. Да, моя машина действительно притягивает взгялды. Нет, не потому что она стоит дохреналион долларов, дедушка Полковник подарил мне на одиннадцатилетие ГАЗ-М72. Эта машина является моей гордостью, всегда наполирована, всегда блестит, а хромированные диски просто сияют, как прожектор, каждый раз, когда на них падает свет. Только, проблема в том, что эта машина давно уже не такая, как была сорок лет назад, ибо она сейчас является скорее монстром Франкенштейном. Девушка рассматривала себя в зеркале. Сама девушка была приятной наружности, рыжие волосы так и «горели огнем» в ярком свете уличного фонаря. Я подошла поближе, чтоб расспросить, чего ей собственно надо. Я сделала свою самую страшную улыбку, мне хотелось ее напугать, ибо нечего своими сальными руками дотрагиваться до раритета.
Девушка, а чего это вы тут делаете? Одной страшно наверно гулять в такой час.
Услышав мои голос она наконец-то повернулась ко мне лицом. Ее детская, совсем не наигранная улыбка просто сияла, как может сиять наверное только внутри ядерного взрыва. Она уставилась на меня, своими карими газами, но ничего не ответила. Она просто стояла и смотрела на меня, как-то с осторожностью, но с большим интересом. Промелькнула мысль. «Я ей не лягушка, чтоб меня вот так бесцеремонно разглядывать меня.» Я отвернулась, но в душе у меня разгорелся огонь волнений. Какой-то животный страх, обволакивал меня с ног до головы, и чем дольше я на нее смотрела, тем больше мне хотелось убежать от нее подальше. Я почувствовала себя, как молодой олень. Я только сейчас услышала выстрелы, и мне нужно бежать, сломя голову. Неважно куда, лишь бы спастись. Но, я взяла себя в руки. Дед рассказывал, что, во время Великой Отечественной Войны, когда солдаты хотели убежать, лишь бы спастись от громких громоздких, тяжелых танков Тигр, он, как Партработник своим примером, показывал, что враг не так уж и страшен. С помощью психологических манипуляций он вселял в солдат праведный гнев. И, когда Нацисты уверенные в своем безграничном могуществе шагали вперед, чтоб в скором времени захватить Москву, дед вставал на оборону, а заряженные «Праведным гневом» солдаты, видя его, бросались в атаку за ним. С помощью ненависти к миру, я подала питание на свой аппарат исключительности, тем самым я поборола тот страх, что исходит от рыжеволосой девушки. Но волны страха накатывали снова и снова, будто пытаясь пробить дыру в моей платине гнева на этот мир. Тут до меня дошло, что я оказывается смотрю ей прямо в глаза, от чего мне, стало совсем не по себе. Поэтому, для меня лучшим решением стало отвернуться от нее и закурить сигарету. «Моя шутка с маньячкой не получилась, что ж жаль.» Рыжеволосая девушка, бесцеремонно обошла меня, будто я люксовый автомобиль, с интересом разглядывая меня со всех сторон. Меня это бесило, я готова была уже взорваться. Но она остановилась в метре от меня, и уставилась мне прямо в глаза. Волна страха нахлынула опять, но я выдержала. Она произнесла фразу, которая меня совсем доконала.
А вы знаете, что столько курить, женщине вредно? - Она даже не поздоровалась, и сразу напала, что за хамство?
Вам то какое дело? – грубо и холодно ответила я.
На вопрос она не ответила. Только, с большой заинтересованностью обошла по часовой, рассматривая и жестикулируя. Я затянулась и бросила на нее уничтожающий взгляд, который давал понять, что она лезет не в свое дело, и если не хочет остаться без рук, которыми она, уже выписывала ересь, пусть остановиться и все объяснит либо пусть валит отсюда.
Но, ее лицо не изменилось. Улыбка так и не сошла с ее лица, а глаза выражали все большую заинтересованность. Меня уже распирало, но до меня дошло. Она больна, наверное сбежала из психушки, таких я там видела очень много.
Девушка! Если вы сейчас же не прекратите этот балаган, я позвоню туда, где вас определенно заждались на ужин. – гневно и с ноткой жестокости произнесла я.
О, как это жестоко, как это низко! – с восторгом проговорила она. – Я давно хотела с вами познакомиться!
Так, мы с вами не знакомы? – усмехнулась я.
Да! Мы с вами не знакомы. – она сделала маленький шаг вперед.
Судя по вашим зрачкам, вас действительно ждут на ужин, поэтому, если вы не хотите оказаться в смотровой палате, привязанной к кровати на целую неделю. То я советую вам, убрать с лица вашу мерзкую улыбку и пойти так далеко, чтоб даже Жуль Верн не смог описать. Это понятно?
Я затянулась в последний раз и бросила окурок в урну. Развернулась и уже собралась уходить, как она подала голос.
Екатерина Анатольевна Регзитова? - Меня это напугало. Она знает мое имя? Я попыталась вспомнить, не лежала ли я с ней в психушке. Нет, не лежала. Тогда откуда... – Как представитель одной из крупнейших компании в стране, я обязана вам сообщить, что вы были выбраны, Аватаром греха Гнев. Я прошу вас пройти со мной, для подписания договора. В случае отказа мне придется забрать вас силой.
Не поняла... – мозг работал туго, ибо очень устал и я тяжело усваивала информацию. Но, мне совершенно не понравилось в какое русло уходит наш разговор. – что за чушь?
Да, я знала, что смертные тупы, но чтоб настолько... – с повседневным спокойствием проговорила девушка.
Резким прыжком гепарда я отпрыгнула от нее, выхватив нож из сапога. Я смотрела ей в глаза, после чего в голове прозвучал мужской голос. «Ты идешь со мной, никак иначе!» На меня накатила сонливость, мне хотелось спать, перед глазами возникла пелена, будто я стою в облаке, я перестала даже слышать крики того, как Ветер ругался со своей девушкой. В голову ударил сильнейший запах серы. Ну, хоть нос меня не подвел. Страх, меня одолевал животный, ни с чем ни сравнимый страх. Я увязала в этом состоянии, как в зыбучих песках, фильмов девяностых. А в голове звучал скрипучий, мужской голос. Но, тут в груди разгорелся гнев, будто бы в тридцатиградусную жару, кто-то вышел в лес и с помощью зажигалки поджог маленькое, сухое деревце. И вот уже горит несколько гектаров леса. Я ненавижу, людей, я ненавижу целые города, даже нет, всю планету! Я хочу, чтоб все сгорело! И вот, эти несколько горящих гектаров, с помощью ветра ненависти, превратились несколько сотен гектаров. Я резко вернулась в мир, что так ненавижу. Пелена с глаз спала, слух вернулся, услышав обычные звуки ночной Москвы, я поняла, что в это состояние меня ввела эта дрянь. Меня давно покинул страх, давно ничего не боюсь, но до сих пор, ненавижу это чувство. Она будет наказана, за свои фокусы! Несколько горящих гектаров, что горели у меня в душе, я выпустила наружу. И я набросилась на нее.
Я рвала ее мягкую, шелковистую, белую кожу когтями, терзала клювом, превращаю ее смазливое личико в кровавую кашу, наслаждалась вкусом ее мяса, не могла остановиться. Разворотив своими огромными лапами ее грудную клетку, я вырвала из ее тела все еще бьющееся сердце и сожрала его, как самый вкусный и дорогой деликатес в мире. Но я не прекратила, я купалась в ее крови, наслаждаясь каждой каплей.
Кровь затушила то пламя гнева, что с такой бушующей мощью сжигало все, что было видно на несколько километров вокруг. Я посмотрела нас вои руки... О Боже!!! Вместо человеческих кистей я увидела огромные лапы с когтями, как у медведя. Паника!!!
«Что произошло? Похоже Ветер был прав, у меня слетела кукуха!!! Так, спокойно, надо что-то сделать! Но, что!? У меня тяжелейшие галлюцинации! Так... Твою мать!!!» Я посмотрела на тело, что лежало передо мной. Тело было настолько изуродовано, что оно явно не могло быть живым. «Я ее убила!!! Так, это сон. Просто сон.» Я сильно зажмурилась и попыталась ущипнуть себя за щеку. Н:о ничего не произошло. «Твою мать!!! Надо, что-то сделать с телом. Ха-ха-ха!»
Громоздкими, липкими от крови лапами я открыла люк канализации, выкинула тело, и ели-ели закрыла люк опять.
«Так, нужно успокоиться, интересно она кричала? Что за дебильный вопрос, конечно она кричала!!! Тело спрятано, теперь нужно нужно придти в себя. Точно! Конечно! Наверное галлюцинаций не будет если я посмотрю в зеркало.»
Я подошла к зеркалу заднего вида и посмотрела в него,
«Да твою ж мать!!!»
В зеркале я увидела огромную совиную голову. Клюв был весь в крови. Я покрутилась в зеркале. Совиная морда с клювом ушами и большими желтыми глазами, плавно переходило в медвежье тело, но остатки крыльев так и говорили, «Они бесполезны», длинный, львиный хвост покачивался, и конечно рога, будто у демона росли из макушки, а так-же костяные наросты на спине, не давали мне покоя.
Совиными ушами я услышала стук каблуков мужских сапог с набойкой. Это точно был Михаил - наш барабанщик. Его тяжело не узнать. У того был огромный, безобразный шрам в виде молнии, как в известной франшизе, только проходивший от лба до подбородка. Его густая, черная бород была аккуратно вычесана и слегка надушена. Он вообще был приятным человеком. Только пил сильно, после смерти жены. Ко мне он приходил, обычно, занять денег и немного поговорить. Но последнее время только занять денег. Что меня немного расстраивало, ведь он намного более одаренный чем все мы вместе взятые.
Если он меня увидит в таком состоянии будет ОЧЕНЬ плохо, можно сказать, катастрофа вселенского масштаба.
«Черт! Черт! Черт! Надо куда-то спрятаться! За машину не вариант, я слишком большая, в люк, тоже не успею. Точно, крыша, но как.»
Начав лезть по отвесной стене, я не приняла во внимание, что я не вешу, как раньше шестьдесят семь килограмм. Сейчас я вешу несколько тонн. Огромные когти врезались в кирпич, будто нож в сливочное масло. А громкость звука каблуков все усиливался. За секунду, до того, как дверь с сильнейшим, мерзким скрипом открылась я предприняла отчаянное действие, а именно, взмахнула обрубками крыльев и с силой оттолкнулась. Тем самым получился огромный по расстоянию прыжок. Оказавшись на крыше, я благодарила всех Богов, каких знала, за то, что в этой части города нет ни единой камеры.
Михаил с тревогой осмотрел задний двор клуба в котором мы отдыхали между концертами, хорошо, что пока я лезла, я оборвала несколько проводов, и теперь света не было во всем клубе, а рядом независимых фонарей нет. Он смотрел прямо на то место, где только недавно лежало еще не остывшее, окровавленное тело. Но благодаря темноте, в которой я на удивление хорошо видела, Михаил ничего не заметил. Он закурил. В нос стрелой ударил едкий запах сигарет и чего-то еще. Что-то так сладко пахло... Он бормотал околесицу, я не поняла ни слова. А запах все сильнее распространялся по заднему двору. Я невольно облизнулась. Это запах был настолько сладок, наверное именно так пахла Амброзия из мифов и легенд древних греков. В голову ударил импульс, настолько старый, что двигал еще древних динозавров. Голод! В животе громко заурчало. Я сжалась, как завядший лист комнатного растения, только бы Михаил не услышал. Но, запах так и распространялся, он манил, он звал. Но, мой разум - это мой Храм, и я в нем настоятель, а значит, как хочу так и поваливаю им. Подавив силой воли голод, что удается немногим. У меня было столько печальной практики... Я голодала и жила на сухарях около полугода, пока не смогла устроится в ресторан. Многие говорят, что мир прекрасен, они не растягивали кусок хлеба на трое суток, проходя голодным, на работу, каждый раз рядом с дорогими ресторанами, около которых ореолом привилегированности пахло мясом.
А сладкий запах все распространялся... Чувство голода все усиливалось. «Может именно так пытают в Аду чревоугодников? Хм...»
Вскоре Миша докурил. «Вот оно, спасение, он сейчас уйдет!».
Лютый голод был все сильнее, мне становилось все сложнее контролировать свои порывы сожрать его, мне хотелось искупаться в его крови, выпить столько, чтоб больше не страдать.
С мерзким скрипом дверь опять распахнулась и с таким-же мерзким скрипом закрылась. Стук его обуви становился все тише, и в скоре совсем исчез. Я почувствовала, что больше не многотонное существо, я опять вернулась в своей обычный облик. Только после превращения в человека осталась гигантская лужа крови. Чувство полного изнемождения налетело на меня, как коршуны на тухлую тушу, что не доели львы во время своего обеда. «Что за чертовщина? Так, надо попробовать встать». С великим усилием всего тела, разума и воли, я села. Первым делом я общупала все свое тело на признаки увечий, ссадин, переломов, ушибов, и всей остальной радости. Это давно вошло у меня в привычку. Несколько раз на меня нападали местные ничтожества, что пропивают свою жизнь, а потом женятся по залету, после чего у этих дегенератов рождаются дети и все это превращается в цикл, который рахзорвать слишком сложно. Ведь проще следовать дорогой папеньки маменьки и их друзей. В общем ничего веселого я не повредила. Так, усталость. Я поднялась на ноги и ели передвигая конечностями с помощью лестницы я опять стояла на этом злосчастном заднем дворе, где я только что убила человека.
«Стоп, что? Я убила человека. Твою мать!!! Я убила человека. Нет, сожалений я не испытываю, почему-то. Это странно...»
Кровь высохла и образовалась мерзкая корка. «Так, надо умыться, надо все забыть!» Не успев дойти до гримерки. Ко мне подбежала толпа обожателей. Я ненавижу этих людей. Каждый из них это прожигатели жизни.
Нет, я себя не отделяю от общества, я такая же прожигатель, просто мне противно смотреть на все это. Мне противно смотреть на этот мир и даже на себя в зеркало. Каждый день вставать с кровати и не понимая зачем идти вперед, вместо того, чтоб взять и застрелиться. Только маленькие дети говорят, что их не понимают, на самом деле все всё понимают, кроме совсем уж темных людей в этой области, что ты просто еще одно ничтожество, которое бултыхается в собственных экскрементах. Каждый человек в детстве считает, что рожден для чего-то грандиозного и необычного. Но вот эта девушка с длинными красивыми волосами, которая мечтала стать самой популярной фотомоделью, через двадцать лет станет дешевой шлюхой, что отдается в порту каждому кто готов за это платить. Вот этот парень, что держит на руках свою возлюбленную, в первом классе желал стать фотографом, уже через десять лет станет наркоманом, у которого нет в жизни ничего, кроме наркотиков и ломки, что грызет его ночью до боли в зубах. Вот еще один парень, явно молодой, он желает выбраться из той трясины нищеты, в которой погрязли его родители, но вот он попадает в банду, его кидают его подельники, и его сажают на перо на третий день его отсидки, потому, что того захотел человек, который поднялся чуть выше чем ничтожество. И нет спасения, в этом мире, кроме, как влиться в это поток и нестись по течению, как маленький бумажный кораблик по весеннему ручейку, от него пахнет обновлением природы и ложным чувством новых возможностей. Но – это ЛОЖЬ!!! Если бы я могла, я бы спасла этих людей несмотря на то, что они скорее всего опять превратились в мерзких, обывателей, что отворачивают лица от жестоких сцен избиения на улицах, делая вид, что их это не касается, и с ними это никогда не произойдет. Сделав несколько фотографий и расписавшись на нескольких жалких клочках бумаги, я наконец зашла в гримерку и упала без сил на крутящиеся кресло. Я вспомнила, что хотела умыться, но сил не было. Сегодняшнее приключение меня совсем вымотало. Рядом с креслом стояло большое количество разного алкоголя. Да, именно это я пью после выступления, но бывают особенные дни, когда мне не хочется дурманить разум и хочется наоборот все осмыслить. Этот день именно сегодня. Я налила себе целый стакан апельсинового сока и залпом его выпила. В животе неприятно заурчало. Со скоростью той птицы из древнего мультика про то, как койот пытался ее поймать. Добежала до туалета, где меня вывернуло несколько раз. После чего я опять доковыляла до кресла, села, закинула уставшие ноги на стол и погрузилась в полудрему. Но, мое меланхоличное состояние прервали, громким и настойчивым стуком в дверь. Я с начала не хотела отвечать, но постучали еще усерднее. Я крикнула.
- Войдите!
Ко мне в гримерку вошел Михаил. Запах, опять ударил в нос, но голод был не на столько силен, как тогда. Он остановился в нескольких шагах от меня, будто чего-то боясь.
ать, а Кать, не найдется немного? – он постучал пальцем по шее.
Вон возьми. – я показала пальцем на тумбочку, на которой стояло три или четыре напитка, чуть более мерзкие чем шампанское.
Вот, спасибо! А то сегодня, ели отыграл концерт. Сдохнуть хотелось.
Так! – я седлала наигранно сердитый голос. – никакого сдохнуть до меня! Я первая в очереди. Не беги вперед паровоза. У тебя еще сын. Ты помнишь?
Помню. Только он со мной не разговаривает. Говорит, что я недостоин его внимания.
Это почему? – уже реально начала злиться я. Миша, самый добрый и правильный человек которого я знаю. Он прошел несколько воин, и не сломался. Он очень дружелюбен и неконфликтен. Хотя за друзей может и хребет сломать. Он был высок и силен, как медведь. – Мне не нравиться, что он с тобой так общается, я с ним поговорю. Он живет все там же?
Да, на Маяковской. Только вряд ли он говорить с тобой станет. Он же у меня солист президентской филармонии. Нам до него, как до Китая раком.
Посмотри...
Ха!
Он взял со стола бутылку и тихонько закрыв дверь ушел, поправляться. Я же сидела, а в голове не единой мысли, кроме мысли о том, что я хочу есть. «Кажется где-то у меня был шоколадный батончик.» Потянувшись за сумкой я упала и больно ударилась. Ноги перестали слушаться, они онемели. После чего онемели руки и все тело. Я попыталась крикнуть, чтоб мне помогли, но глотка пересохла, а голосовые связки будто засохли и покрылись соленой коркой. Каждая попытка что-то сказать тихо перетекала в страшный хрип, а в последствии в жуткую боль. Я почувствовала, как огонь набросился на руки, через секунду он охватил ноги, потом живот и грудь, как будто мое тело облили горючей жидкостью и подожгли, мне показалось, что я чувствую запах паленой плоти. Свинец так же разливался постепенно. Время замедлилось, минута длилась как час а, может два, а может все пять, за это время я успела понять, что страдания мои будут вечными. Меня обуял ужас. Может у меня инсульт? Тогда нужно вызвать скорую… Мое восприятие схлопнулось в то же мгновение. Мои глаза перестали взирать на мир. Я, как будто ослепла. Звуки перестали поступать в мозг. Я увидела ярчайший взрыв — это зарождалась вселенная. Я увидела, как образуются небесные тела всего космоса. Проникла в каждую планету и прожила с ней от начала до последней секунды. Я бродила по звездным туманностям от одной звезды к другой, они издавали пронзительные звуки, играли на разных инструментах, они пели в унисон. Все это складывалось в один звук, и в то же время в симфонию. Черные дыры затягивали меня, и я видела, как мироздание ломалось на миллионы частей, и в то же мгновение создавалась невероятная картина, она была не понятна моему мозгу, но все рецепторы тела говорили, это прекрасно