Сегодня тут не детский журнал, детский был вчера. Нашёл текст десятилетней давности на незаживающую тему, только не смейтесь – "Чем Чичерина лучше Земфиры". Сегодня это и так понятно, а было время...
...Вот же было время дурацкое - пожалуй, ещё более стыдное, чем девяностые с их богданом титомиром - это самое началишко нулевых с романтикой обуржуазивания: пивом "Хуегартен", группой "Тайгер лиллиз" и журналом "Афиша"...
Курсивом я пишу сегодняшние примечания. Всё описываемое в предыдущем абзаце, касалось всё-таки не эпохи, а моих тогдашних ревнивых и поверхностных впечатлений провинциала от Москвы.
...Помню, тогда всякий литпорожняк культивировал Земфиру. Критик Кузьминский и поэт Воденников сопели в четыре ноздри: ах, Земфира! Лучший поэт современности! (Один из лучших, - поправлял Воденников.) А мне уже тогда было всё понятно, хоть я против Земфиры ничего не имел.
Но я видел своим абсолютным слухом эстетика, что Земфира – это явление бурдьянское, запах подмышек случайной попутчицы в метро, гипноз, аберрация близости...
Не абсолютным, а гармоническим. "Бурдьянское" – от фамилии социолога Бурдье, модного тогда, как и "Тайгер Лиллиз".
...Если же вам хочется побаловаться молодёжными ритмами, но не вляпаться при этом в подмышки, - это к Юлии Дмитриевне Чичериной. Тут без подмышек. Чистота и высота. Стек, монокль и гегльянская отчуждённость.
Земфира физиологична и психологична, а место психологии, как говорил Набоков, в лакейской. Это прелесть коммунальных кухонь и заклоплённых матрасов. "Футбол нашего детства", примус, перепих за занавеской, повесть Юрия Трифонова "Обмен" и породистое нерусское лицо. Это жирный культурный пласт, но не для белых людей.
* * *
Добавлю для тех, кто ничего не понял. (Это я опять курсивом, в смысле из сегодня.) Земфира НЕ плохая сочинительница и певица. Речь о другом. В советской и постсоветской культуре соперничали "две линии": условно русская и условно еврейская. Русская была худосочна – в силу политической и финансовой депривации (удушения) со стороны власти, – власть стремилась заменить её ансамблем "Берёзка" на День милиции. А еврейская играла гранями и переливалась цветами в сегменте культуры "неофициальной высокохудожественной". Не то чтобы власть ей потакала и не трогала, но еврейской линии, в отличие от родной, русской, от репрессий только лучше – репрессии ей "делают биографию". Это как яма: чем больше от неё берёшь, тем глубже становится.
Погубило еврейскую линию то, что она победила окончательно – как США в "соревновании двух систем". Стала официальной и тем изжила себя (и яму больше копать некому). Еврейская культура должна быть антисистемной, она должна питаться системой, внутри которой живёт, а тут – бац, сама стала системой. В результате – полная утрата ориентиров, целей, пищевой базы, смысла и жёлтых штанов. Но понятно это стало не сразу. Жизнь большинства из нас проходит быстрее, чем приходит осознание исторического процесса.
Так вот, башкирская (татарская) певица Земфира представительствовала от условно еврейской линии. Это было, как если бы писательница Дина Рубина вдруг запела. Ну, или Улицкая, всё равно. Забавно, но и прозвище Земфиры было "Зяма" – по случайному совпадению, уменьшительная форма еврейского имени Залман. Понятно, что все "высокохудожественные" почуяли своего. И я почуял, только для меня этот свой был чужой. Я Вагнера люблю, прелюдию к "Лоэнгрину", а там сами знаете докуда недалеко. А в Чичериной я почувствовал нашу, и она это доказала, сама став валькирией.
Однажды писательница и переводчик с немецкого Татьяна Набатникова, подарив мне переведённую ею книжку Энде "Бесконечная история" (редкое издание; у нас чаще печатают другой перевод, я догадываюсь, почему), сказала: "Нас объединяет с немцами и разделяет с евреями противоположность культурно-исторических стратегий. Их родина там, куда падает их семя, а наша – там, куда ложатся кости наших солдат".
Много думал.
Знаете, что в дай Бог, чтобы не последние пару лет изменилось к лучшему? То, что можно всё вот это вот написать, и тебе ничего не будет. Я раньше писал – и было. А теперь: "Шта-а-а? Не нравится, морда иноагентская?!" "Теперь, когда я вырвал твоё жало, ехидна, жаль, если сможешь".
Самые практические товарищи (знаете, раньше были "подмаксимовики" – писатели из орбиты Максима Горького: Бунин, Леонид Андреев, Скиталец, а теперь есть "подприлепинцы" – очень похоже), так вот, практические товарищи из числа подприлепинцев даже уже распространили обращение какого-то своего собрания с требованием к правит-ву передать им бразды правления литературой в трудное для страны время. "Всё для фронта, всё для победы". Но пока не попали в тональность Администрации президента – там, наоборот, курс на "ненагнетание": всё идёт хорошо, вот и пусть идёт как идёт, а волну гнать не нужно, небось не в Турции.
Поскольку я в силу заурядности судьбы и когнитивных способностей больше знаком с культурой "еврейской линии", чем "русской" (в своё время отказался от возможности защититься по русской философии Серебряного века: Бердяев, Ильин, Шестов (гусары, молчать), Флоренский в пользу модной Дерриды и вот этого вот всего), мне в требовании подприлепинцев почудилось известное "сообщу о вредительстве соседа, чтобы завладеть его комнатой в коммуналке и примусом". Впрочем, это ведь Алоизий Могарыч сделал, а Булгаков – он чей, какой линии? Да какая разница. Наслаждаемся и машем, пока есть чем.
По опыту знаю, что для большинства людей Чичерина – это "Ту-лу-ла" и "что-то про блюдца", поэтому сейчас поставлю одну из своих любимых её песен для ознакомления. Вы начнёте слушать (если начнёте) и скажете: "Так, стопэ... Какой-то туалет, суп – не та ли это атмосфера клоповника, которую ты вменял Зяме?
Да вы послушайте, послушайте – и сами всё поймёте. В этой песне – свет. Она про любовь вообще. Любовь к людям. К миру.
А в Земфириных разметка другая, там – вот мой богатый внутренний мир, и ты, либо его важнейшая часть, либо источник моих мучений-влечений. Разница как между "люблю" и "хочу".
Что, я необъективен? Ну да. А надо было?
Хорошо. Я попробую. Вот две их песни, похожие по сюжету, о тяжёлой болезни и страхе смерти. Это Земфирина:
Отлично сделана, простая и выразительная. (Плюс сам великий Путин позаимствовал из неё выражение "сразу в рай".) Женщина трогательно и простодушно уговаривает любимого – пожалуйста, не умирай, а то я тоже умру, вот тебе апельсинов, вот тебе что хочешь, Альпы какие-то дурацкие... И вдруг финал-апофеоз: а хочешь, возьми мою жизнь. Это она не умирающему уже, по-моему.
Красиво, да. И очень "по-еврейски", ведь это был торг. И катарсис в конце этому не противоречит: для верующего еврея прибыль, удача в торговле – высокий знак Божьей милости.
Хорошая и совершенно чужая песня. Типа "Стрэйвэй цухэвэн". Можно ею наслаждаться? Можно, если это не перебивает желания и умения любить и понимать своё.
А вот Юлина песня на ту же тему. В ней больше "литературы", от этого она сложнее, и это не делает её доходчивее Земфириной, наоборот. А главный-то прикол в том, что героиня Земфиры тревожится о другом человеке, а Юлина поёт вроде бы о себе. Что как бы противоречит тому, что я там написал выше.
Только почему эту песню я слушал за последние двадцать лет раз сто, а "Хочешь" – специально ни разу? Вкусовщина? Ладно, а как устроена эта вкусовщина, как она работает и на чём?
А дело всё в том, что мне легче подключиться к Юлиной универсальной истории, чем к женской (их с любимым) истории Земфиры. Выходит, Юля не о себе, а обо мне поёт? Снова – о человеке?
"О русском?" – уточнит иной. А когда это русский был о русском? Русский всегда о "вообще", "всемирная отзывчивость" – не забыли?
После этой песни больше песен не будет. Вместо этого подвяжем верёвочку важнейшего из философских вопросов – еврейского. Не признаться-покаяться, означает лишить моего друга и кормильца читателя самого вкусного блюда, пусть я и ненавижу его готовить.
– Когда мы кого-то любим, мы не можем относиться к нему объективно. А если можем и относимся, как я к евреям, значит, не любим?..
Мат в два хода – да, я не люблю евреев. Как, скажем, не люблю примерно четыре миллиарда женщин, за вычетом лишь дочери и жены. А надо?..
Впрочем, с год назад переписывался с девочкой, читательницей нашего журнала, она такая еврейка-еврейка. Вот её я очень любил и люблю. Жалею, что не нахожу сил и времени написать ей снова. Интересно, обрадуется ли она. Хочется увидеть, как выросла.
Вообще, любовь, по-моему, гораздо более важная и интересная материя, чем еврейский вопрос. Спасибо, что дотерпели, кто дотерпел.