Ирина Медведева — российская писательница, публицист, драматург, психолог. В соавторстве с Татьяной Шишовой Ирина Яковлевна выпустила более 20 книг, посвященных вопросам воспитания подрастающего поколения. Кроме всего прочего, Ирина Медведева — активный общественный деятель. Многие годы она, засучив рукава, борется с секспросветом в системе образования, ювенальной юстицией и прочими «подарками» Западной цивилизации. Поэтому сегодня тема нашего разговора — любовь к Родине.
— Ирина Яковлевна, тема патриотизма звучит в наше время очень остро. Как Вы считаете, зачем нужно быть патриотом?
— Зачем нужно быть патриотом, никто не ответит. Душевно-телесная форма патриотизма свойственна любому нормальному человеку. Я хорошо знаю психиатрию и могу сказать, что отсутствие любви к матери, к отцу и к Родине — яркие симптомы шизофрении. Поэтому любовь к тому краю, в котором ты живешь, к прообразам, которые тебя окружали, к языку, к каким-то культурным стереотипам, даже к национальной кулинарии — это очень естественно.
Мы знаем, что люди, которые уезжают из страны или живут в других странах, часто просят передать им с оказией гречневую крупу, черный хлеб. Сейчас даже везде за границей появились русские магазины, потому что всегда есть спрос на национальную еду. Люди скучают по борщу, по квашеной капусте и даже по запахам, потому что не только каждая страна, но и каждый город пахнет по-разному. Скучают по уровню понимания языка. Как бы человек ни учил иностранный язык, он плохо понимает подтекст речи. Он не знает пословицы и поговорки чужой речи. Дома мы всё понимаем, потому что в детстве читали одни и те же книги, ведь в речи присутствует много скрытого цитирования. В чужой речи этого не существует, сколько ни учи, потому что кто-то не читал про Чеширского кота, а читал про Курочку Рябу. Этот патриотизм просто присутствует в человеке. В ком-то он выражен более ярко, в ком-то менее. Кто-то старается в себе это подавить, особенно люди, которые уехали. Им тяжело жить в чужой стране и ощущать, что свою никто и ничто не заменит.
Интересно, что я впервые ощутила, как люблю свою страну (тогда еще Советский Союз), когда в 1985 году впервые выбралась за границу в Чехию к родственникам мужа. Я общалась с людьми, которые говорили на русском языке, которые меня любили, возили по всей Чехословакии и показывали самые красивые и интересные места, то есть была в идеальных условиях, у родни, которая меня очень ждала. Туда я летела самолетом, а обратно через полтора месяца возвращалась поездом, потому что тогда полагалось покупать домой много подарков: кому брюки, кому кофту. Я везла такую огромную сумку. Наша страна еще не была наполнена иностранным товаром, о чем советские люди так мечтали. Они отдали свою страну, потому что им очень хотелось того, что есть на Западе, а у нас нет… Так вот я хорошо помню, как физически ощутила, что у меня есть душа, когда приехала в Брест. У меня душа упала прямо в колени, и колени задрожали, когда я в окно увидела, что мы переехали границу. Мне показалось, что трава здесь гораздо зеленее, небо более голубое и вообще всё прекрасно, я въезжаю в прекрасный райский мир, а это была окраина Беларуси. Я вышла из поезда, потому что остановка была большая, и бабушки, которые продавали пирожки с картошкой, наверное, не понимали, почему я не могу от них отвести глаз. Мне казалось, что у них такие умные лица, прекрасная улыбка, такая глубина в их глазах! Я помню это дрожание коленей от счастья. А до этого я не знала, что люблю Родину, не задумывалась об этом, тем более что выросла в богемной семье (папа — писатель, мама — архитектор), в которой, можно сказать, с утробы матери учили интеллигентскому диссидентству: «Какая Родина? Мы граждане мира». Тогда я просто поняла, что от этого никуда не денешься.
Но есть другой патриотизм, который надо воспитывать, — патриотизм как служение, как жертва. Собственно, любой вид настоящей любви — это верность и жертва. Любовь к Родине — это тоже вид любви, просто с ним, наверное, не рождаются, в отличие от психофизиологического вида патриотизма. Наоборот, сейчас дети с раннего детства воспринимают эгоизм и трусость. Какая может быть жертва и верность Родине, если они готовы на маму свою донести по телефону доверия, который висит в школе, за то, что она голос повысила?
— А как можно привить любовь к Родине?
— Настоящий патриотизм воспитывается с детства. Сначала воспитывается любовь к ближнему: родителям, братьям, сестрам, друзьям, а потом уже постепенно эти круги расширяются и, наконец, этот патриотический круг уже очень абстрактный и вроде бы далекий — какая-то большая Родина, народ (не твои близкие люди, а народ, за который надо, если придется, отдать жизнь). Это большая воспитательная школа, но главное, это делать не на уроках, вся окружающая жизнь должна воспитывать готовность к подвигу, тогда и не надо будет особенно учить. Должно быть показано в окружающей жизни, что предатель, трус презирается, а героев уважают, помнят и чтят. Чтобы хотелось стать тем, кого уважают, любят, помнят и с кого берут пример.
ПОДАТЬ ЗАПИСКУ В СВЯТО-ЕЛИСАВЕТИНСКИЙ МОНАСТЫРЬ
Пока ребенок маленький, надо показывать ему красоту Божиего мира вокруг, потом параллельно с этим приучать его к прекрасной литературе, песням, живописи. То есть ходить по музеям, показывать, какая великая культура создана в его стране, какие люди тут жили, какие были герои. Особенно мальчики должны знать героев, потому что они должны отождествлять себя с настоящими героями. А в Беларуси очень много героев, потому что фашизм был страшным: и жертв много, и героев много.
В связи с этим хочу вспомнить своего чудесного старшего друга, которого уже нет в живых, он был родом из Бобруйска. Леонид Иванович Шершнев, генерал-майор, который занимался военной контрпропагандой, такой генерал-интеллектуал. Он создавал проекты сложнейших операций. Был человеком веселым, добрым, хотя вырос в детдоме. Когда ему было года три, на его глазах расстреляли родителей за то, что они были коммунистами. Его на воспитание взяла радистка одного партизанского отряда и брала с собой на задания. Фашисты их поймали и отправили в концлагерь. Он вырос прекрасным человеком: очень любил людей, жалел их, старался каждому сделать или сказать что-то хорошее. Был настоящим патриотом. Когда к власти пришел Горбачёв, он как человек высокого интеллекта понял, что Горбачёв поставлен, чтобы развалить страну, поэтому тут же написал прошение об отставке. Когда прошение удовлетворили, он не уехал на дачу сажать помидоры, а на всю генеральскую пенсию издавал совершенно уникальный журнал «Безопасность», когда еще все не только боялись раскрыть рот и сказать правду, а просто не знали сами этой правды и приветствовали наше вхождение в «истинно цивилизованный мир».
И как мы с ним познакомились? Он нас нашел как авторов, и мы очень подружились. Он жил неподалеку от меня, поэтому мы виделись часто. Когда начали происходить события на Донбассе в 2014 году, Леонид Иванович стал всё время приходить ко мне. Я только успевала протереть кухонный стол, он раскидывал военные карты, быстро-быстро рисовал там горбатые черточки и говорил: «Видишь, вот так надо пойти туда, потом сюда и сюда…» Я была просто в ужасе, потому что ничего не понимала, а он был так увлечен рассказом, что даже забывал, что рядом женщина, которая вообще не понимает в этих делах. Наконец я ему сказала: «Леонид Иванович, зачем Вы мне всё это говорите? Я же не понимаю». Он ответил: «Иринушка, мне некому сегодня рассказать это в генеральном штабе, поэтому ты учись меня понимать». И я научилась.
— Некоторые молодые люди не хотят жить в своей стране, как их можно переубедить?
— Я думаю, что их жизнь переубедит. Мой опыт показывает, что лучше всего их переубеждает жизнь, особенно если это молодые люди, у которых переходный возраст отсрочен. Они уже не подростки, но пребывают в состоянии, которое характерно для подростков 13–14 лет. Любая болезнь, если она протекает не в нужном возрасте, протекает гораздо острее. У меня есть знакомые родители, которые от своих детей заразились корью и тяжело болели, потому что болезнь детская. Это как состояние переходного возраста у человека, который этот возраст уже перерос. В таком обостренном переходном возрасте человек ничего, что ему говорят, особенно старшие, не воспринимает. Он на всё механически твердит: «Нет, я всё равно сделаю по-своему. Я уже решил».
Многие дети моих друзей, которые уехали с намерением остаться, были очень рады вернуться. А если они застряли по каким-то причинам (например, она вышла замуж за американца, уже есть вторая половинка, у которой это Родина), то всё время стараются себя и своих близких убедить в том, что поступили правильно. В истерической манере всех убеждать в том, что они поступили правильно, конечно, кроется сожаление о том, что они сделали. Если человек поступил правильно, ему не надо об этом всё время говорить. Я встречала на Западе людей, которые говорили правду, только когда выпивали 2–3 рюмки водки. Тогда некоторые начинали плакать и говорить о том, что совершена трагическая ошибка: «Теперь уже поздно, я уже тут увяз, но всё равно мечтаю когда-нибудь вернуться на Родину». Я очень много раз это слышала.
Мне кажется, что жизнь сама покажет. А если им там лучше (такое тоже встречается), пускай там остаются, чем здесь всё время ныть и говорить, как тут плохо и неправильно, подобно старухе из сказки о рыбаке и рыбке: «Мало, плохо, везде лучше, хочется большего». Пусть они лучше там это говорят: во Франции, Германии, Польше. В России стало намного легче дышать, после того как всякие известные люди с началом СВО покинули страну. Они оттягивали на себя столько внимания, причем совершенно неправомерно, что другим талантливым людям, которые начинают выступать на эстраде или начинают писательский труд, уже не было места: эти люди всё собой заполняли.
— Ирина Яковлевна, давайте вернемся к Вашей основной теме — психологии. Сейчас очень модно ходить к психологам, но мало кто понимает, что это подмена: некоторые современные психологи пытаются заменить собой церковную исповедь. Как не попасть в эту ловушку?
— Надо четко объяснить человеку, который может попасть в ловушку, и психологу, который его невольно может в эту ловушку затянуть, что исповедь только внешне напоминает откровенный разговор с психологом. Исповедь — это одно из семи таинств Церкви, когда ты свои грехи, говоря на простом языке — недостатки, огрехи, — вверяешь Богу, а священник — некое связующее звено, антенна, которая доносит это до Бога. Потому что таинство Священства дает такое право и такую возможность священнику.
Разговор со специалистом, в данном случае с психологом, только по внешней форме — и то очень отдаленно — чем-то напоминает исповедь. Священник, как правило, не ведет диалог, он выслушивает то, что ему говоришь, — то, что сам человек считает грехами; а потом уже может что-то сказать, посоветовать и, конечно, благословить или не благословить на Причастие — самое главное таинство Церкви.
МНОГО ИНТЕРЕСНЫХ СТАТЕЙ, ВИДЕО И ФОТО
НА САЙТЕ МОНАСТЫРЯ OBITEL-MINSK.RU