Мистер Ю
Встреча первая. Знакомство
(Из жизни судового механика)
Пассажирский лайнер «Григорий Орджоникидзе» уже почти неделю стоял в ремонте в Гонконге.
В машине второй механик с мотористами начал разбирать главные двигатели. Третий механик с китайцами суетился у дизель-генераторов. Четвёртый механик с котельными машинистами чистил котёл. Только Лёньку никто не трогал.
Он находился в распоряжении рефрижераторного механика, который что-то колдовал над компрессорами. Лёньку, своего рефмоториста, он к ним и близко не подпускал. Делал всё сам. Лёнька числился у него в подмастерьях. Дай то, принеси это, прибери здесь. И это всё, что ему поручалось. Хотя Лёньке интересовался всем тем, чем занимался Василич, и всегда с любопытством заглядывал через плечо своего начальника, но тот ему позволил только вымыть картеры компрессоров и отмыть в соляре вынутые поршни с клапанными коробками.
Лёнька жаждал подвигов или хотел сотворить что-нибудь суперважное, что хоть как-то бы привлекло внимание его друзей-мотористов, считавшими его шаровиком и лодырем, потому что он целыми днями ходил по системам с банкой, в которой находился мыльный раствор, в поисках предполагаемых утечек хладагента.
Сегодня тоже предполагался очередной день безделья, так как Лёнькин начальник, Евгений Васильевич, собирался в увольнение в город.
Лёнька тоже не отказался бы сходить в город и посмотреть на загнивающий капитализм, который он вечерами наблюдал с борта судна да о котором то и дело рассказывали его друзья-мотористы, расписывая в красках красоты береговой жизни. Но ему Васильевич объявил, что он пойдёт в город только после того, как он, его начальник, сам сходит на «отоварку».
Даже такое простое слово, как «отоварка», рисовало в воспалённом Лёнькином мозгу различные картины, которые он раньше видел только на картинках.
Вот так, мечтая о том, что и он когда-нибудь познает столь запретный для обычного советского пацана мир, Лёнька сидел в рефотделении и ветошью протирал приготовленные Василичем запчасти.
Такое прозаическое занятие неожиданно прервалось ворвавшимся возбуждённым Василичем.
— Чё ты тут расселся?! — открыв дверь в компрессорную, чуть ли не прокричал он. — Ты чё, собрался тут весь ремонт просидеть, что ли?!
Чувствовалось, что Василича кто-то не на шутку чем-то возбудил. Тут Лёнька и без подсказок догадывался, кто бы это мог так возбудить его начальника. Потому что только после раздолбонов от старшего механика Василич так носился и срывал на Лёньке все свои обиды на вышестоящее начальство и вообще на весь белый свет.
Но всё это было временно, потому что Василич был отходчивым мужиком, и Лёнька знал, что уже завтра энергия, полученная от раздолбона, у Василича иссякнет и он будет вновь прежним флегматом, от которого и в обед под хороший закусон слова лишнего не добьёшься.
Но сейчас Василич находился на самом пике возбуждения, и Лёньке оставалось только молча соглашаться со всем, что Василич мог бы на него взвалить.
И в самом деле, грозно взглянув на своего единственного подчинённого, он скомандовал:
— Мухой за мной! — и вылетел из компрессорной.
Волей-неволей Лёньке пришлось подчиниться и двинуться за начальством.
Василич шёл в насосную, понял Лёнька, и у него что-то непроизвольно заныло где-то глубоко в животе, потому что он сразу представил, чем его сейчас нагрузят.
Самые плохие Лёнькины ожидания тут же оправдались. Открыв дверь в насосную, Василич, даже не заходя туда, ткнул пальцем вглубь помещения:
— Я тебе говорил, что надо делать ремонт клинкетов? — с пол-оборота накинулся он на понурого Лёньку.
— Говорил, — едва слышно пролепетал тот, покорно склонив голову перед начальником.
— Так почему они до сих пор не отремонтированы? — Голос Василича чуть ли не срывался на крик.
— Времени не было, — вяло пробубнил Лёнька, опасаясь поднять голову и взглянуть в пылающие от возмущения глаза Василича. — Да и не перекрывают они воду. Текут.
— Ты посмотри на него, какой он занятый у нас! — Василич упёр руки в круглые бока и с сарказмом посмотрел на подчинённого. — Времени у него, видите ли, не было! Так вот запомни, дорогой ты мой, что в город ты не пойдёшь, пока не сделаешь их ремонт, — вновь указал он на клинкеты и, уже не зная, что сказать в довершение своего вердикта, грозно добавил: — И не покрасишь палубу здесь!
При этом Василич вновь решительно ткнул пухлым пальчиком в обшарпанную палубу насосной, но, сделав паузу в излиянии своих эмоций, уже спокойнее добавил:
— Воду на насосы я перекрыл, так что можешь клинкеты снимать.
Хоть помещение насосной, хоть небольшое, но если начать его красить, то дня три, а то и четыре на это уйдёт, а если учесть, что его, ко всему прочему, надо ещё и отшкрябать от старых «лопухов» краски, то и того больше.
Настроение у Лёньки вообще скатилось ниже ватерлинии, потому что он моментально представил себе, какой рабский труд его здесь ожидает.
А Василич, увидев, что подчинённый полностью повержен, гордо возвестил:
— А я пошёл, меня уже группа ждёт.
— А краска? — жалобно чуть ли не простонал Лёнька.
— У боцмана возьмёшь. Петрович мне её уже вчера отложил. Тебе надо только принести её сюда.
— А кисточки, а валики? — уже с надеждой, что, может быть, красить не придётся, напомнил Василичу Лёнька.
— Всё боцман тебе даст, — нервно махнул на Лёньку рукой Василич и помчался наверх.
Лёнька только сейчас заметил, что рефмеханик одет не в робу, а в чистую праздничную одежду. То есть находился в полной боевой готовности идти покорять капитализм, куда так сильно торопился.
Оставшись в одиночестве в насосной, Лёнька подошёл к злополучным клинкетам и попинал их ногой.
Да… Работка по их демонтажу предстояла немалая. Это требовалось отдать заржавевшие и закрашенные многими слоями краски болты, вытащить клинкеты, разобрать их, а что там у них внутри — это вообще трудно себе представить.
Но, тяжело вздохнув, он закрыл дверь насосной и пошёл к боцману. Приказы надо выполнять, даже если они и сказаны сгоряча и в неудобоваримой форме.
Боцман, как всегда, оказался занят и на вопрос Лёньки о краске отмахнулся от него:
— К плотняре дуй. У него всё в кладовке скложено. Чё ты меня достаёшь тут?
Поняв, что от дракона ему ничего не добиться, Лёнька попёрся к плотнику Мише.
Того тоже надо было ещё найти, а когда Лёнька его нашёл, то ещё минут десять ходил за ним хвостом, доказывая, что краска ему нужна даже больше, чем вода погибающему путнику в пустыне.
Наконец плотник освободился и смилостивился над Лёнькой, ведь когда-то и Лёнька может ему понадобиться, чтобы добраться до закромов продскладов.
Два бидона краски и в самом деле стояли у плотника в его кладовой. Рядом с ними лежал и мешок с кисточками, валиками и какими-то банками-склянками.
Открыв дверь, Миша только кивнул на бидоны:
— Забирай, а то Василич вчера чуть не лопнул, пока их сюда запёр, — и расхохотался от вчерашних воспоминаний.
Да, тут было чему посмеяться, если представить, как в меру упитанный колобок Василич тащил эти злосчастные бидоны.
А сейчас это «богатство» требовалось с бака тащить на самую корму, да ещё и по трапам в насосную, которая находилась чуть ли не в конце туннелей гребных валов.
Плотник закрыл дверь, как только Лёнька вытащил бидоны из его кладовки в коридор, и исчез, а Лёнька начал по крутым трапам восхождение на Монблан, а затем и спуск в Маракотову бездну.
Но при приложении определённых усилий и, самое главное, при наличии желания любой груз всегда можно доставить из точки А в точку Б, поэтому бидоны Лёнька перетащил в пункт назначения.
Доперев бидоны до насосной, Лёнька в бессилии плюхнулся на небольшую скамеечку, которую однажды принёс сюда Василич, и откинулся на прохладную переборку.
Что делать дальше, он даже себе не представлял, поэтому без всяких посторонних мыслей сидел и отдыхал, набираясь сил для следующего броска — работ по снятию клинкетов.
Но тут неожиданно перед ним возник какой-то китаец.
Это оказался парнишка примерно того же возраста, что и Лёнька, но более щуплый и пониже его ростом и одетый в потрёпанный комбинезон и непомерно большие рабочие ботинки.
Китаец заглянул в насосную и, увидев бидоны с краской, начал тыкать в них пальцем, что-то лопоча по-китайски, перемежая этот лепет с какими-то английскими словами. Из его возбуждённой речи Лёнька понял, что китаец хочет, чтобы Лёнька отдал ему краску.
От такой наглости у Лёньки пропала вся усталость.
— Ты чё? — покрутил он пальцем у виска. — Вообще, что ли, с дуба рухнул? — подскочил он от возмущения, но поняв, что китаец русского не знает и дубы у них тут вообще не растут, перешёл на английский, зачатки которого у него остались ещё со школы. — Иди отсюда, я не хочу видеть тебя здесь.
Но от китайца оказалось не так-то просто отделаться, и он вновь начал напирать на Лёньку. Из его «пламенной» речи Лёнька понял, что китаец готов сделать какой-то обмен.
«Ну, ченч так ченч», — тут же смекнул Лёнька, моментально вспомнив о приказаниях Василича, которые тот оставил перед своим исчезновением.
Поэтому, подведя китайца к клинкетам, он показал на них:
— Мне нужно их менять, а палубу и стенки, — он похлопал по переборкам, — красить, а что останется от краски, я тебе отдаю. Согласен?
Китаец наморщил лоб, задрал к подволоку чёрные прищуренные глазки и выдал по слогам уже по-русски:
— Ка-ра-со, — и, пожав руки Лёньке, со словом «ждать» выскочил из насосной.
Всё произошло так быстро, что Лёньке показалось, будто это какое-то наваждение или сон, и он, тяжело вздохнув, принялся перетаскивать бидоны с краской. Рабочий день же продолжался.
Каково же он удивился, когда вскоре в насосную ворвалась целая галота китайцев. Они по мановению волшебной палочки, которой являлся палец китайского парнишки, кинулись к клинкетам.
Возмущённый таким нахальством Лёнька закричал на них:
— Вы чё тут делаете? Чё вы тут творите? Ты вообще кто такой? Чего ты тут командуешь? — накинулся Лёнька на своего нового знакомого, но тот его остановил:
— Я — Ю, — тыкал себя пальцем в тощую грудь китаец. — Краска, клапан, менять, красить. Понял?
— Понял, понял, — успокоился Лёнька, — давай, меняй, крась, — махнул он рукой на шустрого Ю. — А я Лёнька. — И он похлопал себя по груди ладонью.
— Карасо, Рёнька, — заулыбался в ответ китаец и добавил по-английски: — Спокойно, спокойно. Ты — краска, я — работа, — уже по-русски добавил он, выжидательно глядя на Лёньку.
Видя, что китайцы полностью подчиняются Ю, Лёнька вышел из насосной и устроился у входа в помещение на скамеечке.
Вскоре несколько китайцев вышли со снятыми клинкетами, а через некоторое время вернулись уже с новыми и принялись их устанавливать, а остальной шалман старательно отдирал «лопухи» краски с палубы.
Лёньке только и оставалось, что следить за китайцами и вертлявым Ю, который заправлял всеми работами.
Наступило время обеда. Дело святое. От давно выработанного рефлекса у Лёньки подвело живот и страстно захотелось оказаться за столом перед пахучей тарелкой с борщом.
Повариха, тётя Оля, как её про себя называл Лёнька, питала к нему сыновьи чувства и всегда подкладывала в его тарелку объёмный кусочек мяса. Лёнька был ей за это несказанно благодарен и порой с камбузным работником Колькой помогал поварихе перетаскивать ящики с продуктами или трелевать то кастрюли, то чаны с варевом.
Поэтому он подошёл к Ю и предупредил его:
— Я — кушать, — он показал пальцем вверх, — а ты — работать. А краска, — Лёнька показал на запечатанные бидоны с краской, — тут. — Он указал на место в коридоре, куда китайцы вытащили их. — А если кто цап-царап, то — во! — И он подставил кулак, который оказался с половину лица худосочного Ю, тому под нос.
— Карасо! — радостно заверил его Ю, давая понять, что он полностью понял Лёньку.
Съев положенный обед, Лёнька подошёл к поварихе.
— Тёть Оль, — начал он с миной хорошего мальчика, — а не могли бы вы дать мне булку хлеба… — и, увидев её непонимающий взгляд, пояснил: — Китайцам хочу дать. Они там у меня работают без обеда.
— Ну, Лёнечка, ну, мальчик мой, а как же Василич? Что, он тоже там? И для него тоже что-то надо?
— Нет, — как можно доходчивее попытался объяснить Лёнька, — Василич в город упылил — капиталистов грабить.
— Ну а тебя что же он с собой не взял? — забеспокоилась Ольга.
— Он мне приказал работать, а когда я выполню всё, то только тогда и отпустит меня, — честно рассказал Лёнька о создавшейся ситуации.
— Нехорошо, нехорошо, но ты не переживай, это он не со злобы так сказал. Завтра он уже будет по-другому думать. — И, сочувственно покачав головой, повариха ушла за хлебом.
Через пару минут она вышла с булкой и небольшой кастрюлькой. Увидев непонимающий взгляд Лёньки, она пояснила:
— А это чтобы твои китайцы хорошо работали да всё сделали как надо. Василич тогда будет доволен и в город тебя отпустит.
Она передала еду Лёньке и, потрепав того по щетинистому ёжику волос на голове, напутствовала:
— Смотри за ними, а то не ровён час что-нибудь, да и умыкнут…
— Ой, спасибо, тётя Оля! — рассыпался в благодарностях Лёнька перед своей благодетельницей и побежал в насосную.
В насосной дела шли своим чередом. Клинкеты стояли уже на месте, палуба ободрана от «лопухов» краски и ржавчины, а Ю надёжно приглядывал за работающими китайцами.
Подойдя к двери насосной, Лёнька сунул ему в руки хлеб и кастрюльку, в которой оказалось нарезанное кусочками мясо в томатном соусе.
От полученного подарка Ю не отказался, а, прижав его к груди, направился с парой китайцев к выгородке рядом с насосной.
Лёнька только успел ему крикнуть:
— Кастрюльку-то верни, — показывая жестами, что надо сделать, шустрому Ю.
Тот закивал головой, подтверждая, что понял Лёньку, и залез в выгородку.
Минут через двадцать Ю принёс кастрюльку. Заглянув в неё, Лёнька даже удивился её чистоте, настолько её вылизали.
Ю поманил Лёньку пальцем и показал ему на новые клинкеты, которые китайцы установили на места. Клинкеты внешне почти ничем не отличались от старых.
— Краска. — Ю показал жестами, что надо их красить.
— Ладно, — согласился с ним Лёнька, — крась, но только и палубу крась.
— Карасо! — радостно закивал головой Ю. — Давай краска.
Лёнька вышел в коридор и открыл один из бидонов, в котором находилась зелень.
— Это на палубу. — Он показал Ю жестами, что именно надо красить. — А это сюда. — И он показал на другой бидон, с белилами, и что ими надо покрасить переборки.
— Карасо! — вновь с яркой улыбкой на лице заверил его Ю и что-то крикнул в насосную.
Оттуда выбежали несколько человек, которые начали интенсивно перемешивать краску в бидонах, а потом, перелив её в небольшие бадейки, исчезли в насосной.
Засомневавшись в правильности действий китайцев, Лёнька зашёл следом за ними, и как же он удивился, когда увидел китайский скоростной метод покраски.
Китайцы окунули тряпки в краску и интенсивно начали размазывать её по переборкам. Китайцев было настолько много, что Лёнька не успевал следить за их действиями, но помещение насосной преображалось на глазах. Через полчаса все переборки оказались абсолютно белыми, мусор убран, а ещё через час и вся палуба с трубопроводами и фундаментами стали зеленее, чем самая яркая лужайка летним солнечным днём.
От скорости, с какой помещение насосной преобразилось, Лёнька находился в шоке, а вертящийся рядом Ю от его обалдевшего вида доволен.
Когда Лёнька убедился, что все работы выполнены, Ю подошёл к нему и потребовал:
— Краска, — показав на ополовиненные бидоны, — мой, — и постучал себя тщедушным кулачком по груди.
— Ладно — твой, — довольно согласился Лёнька, — только налей мне немного сюда. — И он показал на две небольшие бадеечки, которые оставили китайцы.
— Карасо, — понял его Ю и опять что-то скомандовал своим работягам и те налили краску в бадеечки.
Таким образом Лёнька хотел показать Василичу, что он из них красил помещение. Втирать мозг надо, но так, чтобы это выглядело достоверно. Не будет же Лёнька сознаваться, что китайцы сделали всю работу за него.
С Ю они распрощались как самые лучшие друзья. Ю опять что-то крикнул своим нукерам, и те, подхватив бидоны с оставшейся краской и мешки с мусором, исчезли так же незаметно, как и появились.
Лёнька посмотрел на часы. Время приближалось к пяти, пора бы и работу заканчивать.
Но тут откуда ни возьмись вынырнул Василич. Он уже переоделся в рабочую одежду, и от него заманчиво попахивало пивком. Глазки Василича задорно поблёскивали, а настроение оказалось благодушным, не чета утреннему.
Подойдя к Лёньке, он поинтересовался:
— Ну, и как твои успехи? Что-то ты какой-то не такой… — Василич подозрительно осмотрел Лёньку. — Что, ничего не сделал, что ли?
— Как не сделал? — изобразил возмущение Лёнька. — Всё сделал, даже покрасить всё успел. Вот только что и закончил. — Лёнька показал Василичу испачканные краской руки, ветошь и пару бадеек с краской, стоящих у входа в насосную.
Не веря Лёнькиным словам, Василич распахнул дверь и хотел войти в насосную, но Лёнька остановил его окриком:
— Осторожно, там всё окрашено! — на что Лёнькин начальник отреагировал своеобразно.
Он медленно обернулся к спокойно стоящему Лёньке, оттирающему ветошью краску с рук, и в полнейшем недоумении только и смог пролепетать:
— Что, и клинкеты отремонтировал?
— Конечно, — гордо подтвердил Лёнька догадку Василича и, заглянув в насосную, указал на новые, покрашенные клинкеты. — Вон они стоят на своих местах.
— И палубу ободрал? — так же ничего не понимая, продолжал спрашивать рефмеханик.
— Конечно, — вновь подтвердил мысль начальника Лёнька, — и мусор вынес, и покрасил всё тут.
— А остатки краски где? — повертел головой Василич, пытаясь обнаружить бидоны.
— Боцману отдал, — пожав плечами, без тени сомнения в голосе заверил своего начальника Лёнька.
— Ты чё сделал? — чуть ли не заорал Василич. — Я же хотел этими остатками кладовки перекрасить! Где я ещё возьму краску для этого?
— У боцмана и возьмёте, — уверенно заверил Василича Лёнька, — если он не убрал её в малярку. Я же предупреждал его, что вы за ней придёте, — продолжал беззастенчиво врать Лёнька, зная, что остатки краски боцман каждый день сливает в специальные бидоны и именно тех бидонов, в которых находилась краска для насосной, уже не найти.
Закончив инспекцию, Василич, всё ещё не веря, что Лёнька сделал всю работу, с подозрением смотрел на него:
— И когда это ты всё успел?
— Работал, — развёл Лёнька руками. — Вы же для этого меня здесь оставили…
На что Василич только хмыкнул и укатился к себе в каюту.
А так как Василич особо ни с кем не дружил, а жил затворником, то о том, что произошло в насосной, ему никто не рассказал. Даже тётя Оля промолчала. Так он и оставался в неведении по поводу волшебного преображения насосного отделения.
А Лёньке на следующий день Василич разрешил увольнение в город.
09.12.2021