Моя подруга назвала меня грязнулей. Вообще-то другим словом, но его употреблять не принято в культурном обществе.
А почему? А потому, что я при уборке не снимаю дверцы кухонных шкафов. Я просто не знала, что их вообще кто-то снимает, честное слово.
Нас было четыре подруги. Людмила, которая нынче чистюля невероятного уровня, была самая бесшабашная. Безбашенная, скажем прямо. Красотка, юмористка, огонь-девка. Эх, мы на ее фоне и не отсвечивали.
Я, например, считалась самой умной. А мне хотелось быть красивой, например. С таким же бюстом. И с такой же косой.
Закончив школу, мы разлетелись по разным городам и странам. А спустя 20 лет нашлись сами знаете где. На каком таком сайте. Завели себе чат и стали общаться.
Людмила удивила больше всех. Она всегда говорила, что хорошего человека должно быть много и гоготала при этом, глядя на тень от своего восхитительного бюста. Я завидовала, поскольку была тоща, коленки торчали, а что другое - нет.
Но с годами Людмилы как-то стало очень много, 120 килограммов, сказала она. И по привычке погоготала. Личной жизни ноль, муж давно ушел, про дочь даже не будем. Людмила пашет на двух работах и ездит два раза в год отдыхать в заморские страны. С таким же, как она, подружками - которых много.
Но есть у Людмилы пламенная страсть - уборка. Это дело чести. Я снова рядом с ней моль блеклая. Пыль лежит, как говорится, и я полежу.
Один случай запал мне в душу - у Людмилы была сложная полостная операция. Приехав из больницы, она первым делом помыла пол вокруг унитаза, ибо там, как сказала моя подруга юности, «было недостаточно свежо».
Охая и причитая, не худая, так скажем, женщина, ползала на коленках вокруг унитаза. Потому что я бы иначе не уснула, сказала она с гордостью.
Кухонный гарнитур раз в три месяца она моет, снимая дверки. Берет отвертку, откручивает, что там откручивается, и моет. Потому что там грязь, сказала Людмила, как отрезала. На мое робкое блеянье, что не так просто эти дверки навесить-то, она сказала, что я слабачка и зас…. грязнуля, короче говоря.
И лучше бы ты пошла занавески постирала, что опять в свой спортзал переться, в свои-то годы, презрительно сказала Людмила. А у меня нет занавесок, у меня жалюзи, но так не принято, и я умолчала об этом позорном факте.
Чем толще становится Людмила, тем более рьяно она убирается в своей большой трешке. А я подумываю выйти из чата - от греха.