Изольда Петровна, при крещении получившая имя Конкордия в честь римской святой, потому что имени Изольда нет в святцах, решила отпраздновать свои именины, или День Ангела, приходившийся на середину августа. По сему случаю она захотела устроить небольшой званый ужин. В числе приглашенных были близкие друзья и члены семьи и, конечно, одной из первых Изольда Петровна отправила приглашение свой родной сестре, Руфине Петровне. Сестра и муж ее, штабс-капитан Семен Федорович Череззаборногузадерищенский, жили в соседнем уезде.
За неделю до ужина пришел ответ, и Изольда Петровна, не предчувствуя ничего дурного, вскрыла конверт. Письмо было коротким: Руфина Петровна сердечно благодарила за приглашение и подтверждала свой приезд с супругом, заранее предвосхищая великолепные блюда, что им предстоит отведать, и особенно знаменитую сливовую наливку, что готовила кухарка Изольды Петровны Марфа по секретному рецепту. Во всем этом не было ничего нового, однако оканчивалось письмо весьма интригующей фразой:
"И еще у меня для тебя, Изольдушка, есть хорошая новость! Но о ней расскажу лично по приезду"
Изольда Петровна глубоко задумалась. Что же это может быть за новость? Она рассеянно теребила пуговицы своего платья, сидя над письмом, и постепенно сердце ее наполнялось смутной тревогою.
— Афанасий Никитич, подите сюда! — крикнула она в соседнюю комнату.
Тот не спеша явился, своей выдающейся фигурою закрыв почти весь дверной проем. Афанасий Никитич, крупный усатый брюнет с грустными собачьими глазами, был мелкопоместным помещиком и третьим мужем Изольды Петровны. Пока что этот брак оставался для нее самым длительным, но, как и в случае с предыдущими двумя мужьями, она ощущала некоторое разочарование. Первый супруг Изольды Петровны когда-то покорил ее пылкостью чувств и готовностью идти на риск, однако противоположной стороной его натуры был слишком буйный нрав, имевший разрушительные последствия в виде разбитых вдребезги вещей и побитых слуг. Сбежав от него, Изольда Петровна поддалась чарам обходительного, мягкого по характеру иностранного джентльмена, обещавшего ей красивую жизнь. К несчастью, он оказался карточным шулером. Вскорости он начал проигрывать и без того небогатое приданое Изольды Петровны, а потом и вовсе пропал без вести, ей снова пришлось долго добиваться развода.
Устав от ненадежных мужчин, Изольда Петровна надеялась, что обретет тихую гавань в браке с Афанасием Никитичем. Так оно, в общем-то, и вышло, но Афанасий Никитич временами казался Изольде Петровне очень уж простоватым, недостаточно образованным и до зевоты скучным. Любимых занятий у него было два: тренировать дворовую собачку Мотьку и играть с самим собой в биллиард. И в том, и в другом успехи у Афанасия Никитича были весьма средние, но он не унывал. Позвав его из большой залы в свой кабинет, Изольда Петровна оторвала его от еще одного любимого занятия. Попыхивая трубкой и полулежа на диване, Афанасий Никитич почитывал газету, но не слишком сосредоточенно, забывая прочитанное уже через минуту и иногда слегка задремывая.
— Да, ангел мой? — миролюбиво откликнулся он на зов своей супруги.
— Нате вот, читайте, — Изольда Петровна протянула ему письмо от сестры.
Афанасий Никитич пробежался глазами по строкам и удовлетворенно крякнул:
— Да уж, настоечка-то у нашей Марфушки знатная, пьешь — не оторваться...
— Да какая настоечка! — перебила Изольда Петровна. — В конце читайте, она про новость пишет!
— Новость, ну вот и узнаем, что за новость. Хорошие новости — это хорошо!
— То есть вам совсем неинтересно, что за новость? Вас это совсем не беспокоит? Нет никаких предположений?
— Ну... — Афанасий Никитич потоптался на месте, не выпуская из рта трубку. — О! Понял, кажется! Никак у Руфины Петровны и Семена Федоровича радость случилась — наградил их Господь наследничком!
— Это, по-вашему, хорошая новость?! — Изольда Петровна резко повернулась на стуле и пронзила мужа взглядом. — Да ей уж двадцать девять годков от роду, знаете, как опасно рожать первенца в таком возрасте! Сколько старородок помирают в родах! А те, кто не помер, им, думаете, много радости? Это только на людях счастие и умиление дитятке, а про себя-то иной раз и подумают: жила себе спокойно, на кой мне надо было это дитятко?.. Уж мне-то рассказывали и не такое, вот, к примеру, графиня Стародубцева...
— Ладно-ладно, душечка, не кипятись, это вредно для твоих нервов. Может, и не такая у них новость. Может, и вовсе другая.
— Какая же?
Афанасий Никитич задумчиво прошелся по кабинету взад и вперед. Денек сегодня был прекрасный, где-то вдалеке резвились, играя с Мотькой, крестьянские дети. Слышался смех и звонкий лай. Афанасию Никитичу хотелось туда, на простор, наблюдать за детворой, сидя в плетеном кресле на веранде, и попивать холодный лимонад, приготовленный заботливыми руками Марфы. А еще лучше наливочку. Но Изольда Петровна не сводила с него горящего взгляда, ожидая ответа.
— Ну, скажем, Семену Федоровичу дали повышение. Повысили в звании и жалованье прибавили.
Изольда Петровна покачала головой.
— И что же в этом хорошего? Семен Федорович возомнит о себе многое, начнет кутить, жену притеснять. Или, того хуже, его командируют в другую губернию. Увезет он мою Руфу в какую-нибудь глушь, когда же я ее потом увижу?
— А может, его командируют на юг. Там климат теплый, море, это полезно для здоровья. Можем, мы к ним в гости как-нибудь съездим.
— На юг! А вы не слыхали, что там сейчас эпидемия холеры?! Зачем же вы выписываете себе газеты, если даже не читаете их толком, а там ведь пишут, что в Отечестве происходит! Вот, к примеру, в Ставропольской губернии падеж скота...
Изольда Петровна хотела продолжить свою речь, но ей помешало появление горничной Глаши, объявившей, что обед подан. Афанасий Никитич был несказанно этому рад.
Изольда Петровна поела без аппетиту, хмуря брови и вяло ковыряясь в тарелках. Когда подали чай, она высказала еще одно предположение:
— Может, дело касается наследства? Неужто Василиса Андреевна переменила свое завещание? А ну как отписала что-то Руфе или мне, или нам обеим?
— Это было бы очень недурственно, — бодро заметил Афанасий Никитич.
— Но это так на нее не похоже!..Все знают, что она без ума только от Гришеньки и ему все завещала. Если Гришенька прознает, что какая-то часть бабкиных богатств достанется не ему, нам с Руфой несдобровать! Я боюсь, будет большой скандал, уж с Гришеньки-то станется!
Вдовствующая генеральша Василиса Андреевна Бессеребренникова приходилась Руфине Петровне и Изольде Петровне троюродной теткой. Старуха была несметно богата и бездетна, но имела кучу племянников, внуков и правнуков разной степени дальности. Из всех родственников она жаловала только одного внука — Гришеньку, и тот к бабушке сумел подольститься так, что она все обещала завещать только ему. Остальная родня Гришеньку, соответственно, терпеть не могла, но на это ему было решительно плевать. Впрочем, генеральша не спешила покидать белый свет, а Гришеньке приходилось чуть ли не ежедневно развлекать капризную старуху своим обществом, так что в его участи были свои печали.
— Да нет, она, поди, и имен-то наших не помнит, я последний раз ее лет десять тому видела,— рассуждала вслух Изольда Петровна, — да и Руфа с ней связь не поддерживает, откуда бы ей знать, если что-то изменилось в завещании? А уж если бы старуха померла, так мы бы уже были в курсе. В некрологах про нее не писали, а я их всегда внимательно прочитываю.
— Ну и славно, — подвел итог Афанасий Никитич и попытался отвлечь супругу от перебирания версий, — пойдем прогуляемся, душенька. Смотри, погодка-то нынче как хороша!
— Нет, я лучше прилягу, у меня голова болит. Иди один, коли тебе так охота, — ответила Изольда Петровна и удалилась в свою опочивальню.
Когда Афанасий Никитич вернулся с прогулки, освеженный тихим ласковым ветерком и нежным солнышком, то застал супругу в слезах. Сидя на постели, Изольда Петровна держала в руках медальон с портретом сестры и горько над ним плакала.
— Ах, Руфа, за что ты так со мной?.. Разве не я качала твою колыбель, когда у матушки плохо шло молоко, и ты сильно кричала, прося есть? Разве не я поймала тебя у лестницы, когда ты едва научилась ходить и чуть не свалилась вниз, делая свои первые шаги? Разве не я учила тебя французскому и рисованию, когда наша гувернантка заболела? Ах, Руфа, Руфа... — хрупкие плечи Изольды Петровны сотрясались от рыданий. Афанасий Никитич осторожно присел рядом и приобнял супругу.
— Ну, полноте, ангел мой, зачем же вы себя так мучите?
Изольда Петровна подняла к мужу мокрое лицо.
— Неужто она нарочно насмехается надо мной? Ведь это мой День ангела, мой, а не ее! Неужто ей было не потерпеть со своей этой новостью? Зачем же она хочет испортить мне праздник?
— Ну что ты, голубушка, успокойся. Я уверен, у Руфины Петровны и в мыслях нет ничего дурного. Мы же не знаем, что за новость, может, там и вовсе какой-то сущий пустяк, а ты уже так распереживалась. Пойдем-ка, выпьем марфушкиной наливочки.
Вечер прошел мирно, но Изольда Петровна продолжала пребывать в мрачном расположении духа. Марфа попыталась обсудить с хозяйкой меню предстоящего праздничного ужина, чтобы успеть заказать нужные продукты, но та только махнула рукой. Она предоставила кухарке право все решать самой, хотя в иных обстоятельствах непременно сама бы распорядилась, какие блюда подать гостям.
Глубокой ночью, в разгар сладкого счастливого сна Афанасий Никитич вдруг резко пробудился от вскрика жены.
— Я поняла, Афоня, я поняла! — Изольда Петровна, сверкая в темноте глазами, как кошка, склонилась над перепуганным супругом, — Семен Федорович завел полюбовницу!
— Так это же плохая новость, — пробормотал сбитый с толку Афанасий Никитич.
— А вот и не скажи! Это как посмотреть, — возбужденно воскликнула Изольда Петровна, — сначала кажется, что это плохая новость, но если разобраться, то не такая уж и плохая, а преотличнейшая. Потому как если Руфина Петровна узнала о его романе, то пристыженный Семен Федорович мог сделать ей хороший, очень щедрый подарок и вести себя как шелковый. А если у него с полюбовницей все серьезно, он и вовсе мог съехать, а Руфине Петровне выплатить отступные или назначить приличное содержание, чтобы она его тайну не раскрыла и имя его не опозорила. Он ее тем самым от себя освободил, он ей теперь никак не докучает, и она осталась при деньгах! Вот это что ни на есть самая прекрасная жизнь!
Афанасий Никитич тяжело вздохнул, поднялся с постели и конфузливо прошептал, что ему нужно по нужде. На самом деле он отправился в буфет и налил себе рюмочку коньяку. Иногда брак с Изольдой Петровной требовал от Афанасия Никитича такого мужества, такого невозмутимого душевного спокойствия, что ему требовалось внешнее подкрепление.
На следующее утро Афанасий Никитич решил, что пора что-то предпринять. Пытливый, острый ум Изольды Петровны, если не был занят чем-то дельным, мог ранить и ее саму, и окружающих. Афанасий Никитич, посовещавшись с горничной Глашей, пригласил в дом цыганку Машку, известную местную гадалку. Он пояснил Изольде Петровне, что Машка с помощью ясновидения сможет угадать, что же за новость хочет сообщить им Руфина Петровна. Эта идея Изольде Петровне чрезвычайно понравилась.
Три следующих вечера к ряду Машка и Изольда Петровна всяко гадали: на картах, на кофейной гуще, на свечном воске, на золотом кольце, на конском волосе и прочее, и прочее. Машка обладала хорошими актерскими способностями, умела эффектно выпучить черные глазищи и вскинуть смоляные брови, рассказывая, что нашептали ей духи. Афанасий Никитич, радуясь, что отвел огонь от себя, с удовольствием предавался своим любимым занятиям: играл с собакой Мотькой, гонял шары на биллиардном столе, тщательно и вдумчиво набивал трубку табаком и попыхивал, листая книжки и журналы.
Изольда Петровна успокоилась, по крайней мере внешне. Она с загадочным и важным видом сообщила мужу, что теперь точно знает, что за известие от Руфины Петровны их ожидает, но разглашать его она не будет, чтобы не сглазить. Афанасия Никитича такой расклад вполне устраивал. Оставшееся до празднества время Изольда Петровна посвятила приготовлениям: украшению дома, выбору посуды, скатерти и салфеток, и подбору нарядов себе и супругу.
В назначенный день явилось около десятка гостей, включая матушку Изольды Петровны и Руфины Петровны. Сама же виновница переполоха Руфина Петровна вместе с Семеном Федоровичем запаздывали. Изольда Петровна старалась не выдать своего волнения, но то и дело выглядывала в окно и прислушивалась, не подъезжает ли карета.
Когда же Руфина Петровна, круглолицая, румяная и веселая, вошла в дом, то сердечно обняла свою тонкокостную, мраморно-бледную сестрицу. Сестры трижды облобызались, Изольда Петровна со значением взглянула в глаза Руфины Петровны, но та только, хохоча, рассказала, как прошла их поездка и как они застряли на какой-то станции из-за поломки колеса. Все гости уж заждались ужина, и Изольда Петровна на правах хозяйки пригласила их за стол.
Ужин проходил как обычно, все нахваливали блюда и фирменную наливочку от Марфушки, поздравляли Изольду Петровну с Днем Ангела и желали благая и многая лета. Изольда Петровна сдержанно улыбалась, принимая поздравления, но то и дело бросала взгляды на свою сестру. Та же, будто ничего не замечая, продолжала рассказывать разные небылицы и забавные случаи из их с Изольдой Петровной детства. Наконец Изольда Петровна уже совсем начала терять терпение и перед подачей десерта хотела отозвать Руфину Петровну в сторонку и допытаться, что же за новость та хочет сообщить, как Руфина Петровна сама вдруг, что-то вспомнив, охнула, радостно хлопнула в ладоши и велела горничной Глаше принести ее ридикюль.
— Дамы и господа, сейчас я вам покажу одну интереснейшую вещицу! Я ее привезла специально для нашей именинницы. Вещь эта уже давно считалась навеки потерянной, но недавно совершенно случайно я обнаружила ее на чердаке в одном из старых сундуков нашей матушки, когда гостила у нее, — Руфина Петровна подмигнула матушке.
Глаша подала Руфине Петровне какой-то сверток. Развернув его, Руфина Петровна извлекла на свет божий изящный альбом в кожаном переплете.
— Это альбом с первыми стихами нашей дорогой Изольды Петровны! Кто-то уже не помнит, а кто-то и вовсе не знал, но она у нас натура творческая и в отрочестве увлекалась стихосложением. Изольдушка, ты сама-то помнишь этот альбом?
— Помню, — почему-то слегка севшим голосом молвила Изольда Петровна.
— Предлагаю зачитать какой-нибудь стих! — Руфина Петровна пролистнула несколько страниц. — Вот, например:
"Ах ты лебедь, лебедь белая,
Ты куда плывешь?
Что любовь со мной наделала,
Воткнула в сердце нож!"
Послышались восхищенные возгласы и аплодисменты. Руфина Петровна продолжила:
"Я в тумане по росе
Убегу босой.
Так мне твой невыносим
Взгляд очей косой"
— Изольдушка, у вас был косоглазый поклонник? — с интересом спросил один из гостей.
— Ну почему же сразу косоглазый, — опустив ресницы, томно улыбнулась Изольда Петровна, — может, я имела в виду, что он косо на меня посмотрел, и это разбило мне сердце. Я уж и не вспомню.
— А тут еще и рисунки есть, — не унималась младшая сестра, — посмотрите, какая прелесть!
На полях альбома действительно имелись довольно корявые каракули: портреты юношей и девиц в профиль и анфас, ангелочки, цветы и птички. Гости разглядывали альбом и умилялись. Как-то незаметно ужин перешел в творческий вечер Изольды Петровны. Сама она от встречи со своими прошлыми душевными метаниями, выраженными в стихотворной форме, так расчувствовалась, что повлажнела глазами. Афанасий Никитич, склонившись к ее ушку, прошептал:
— Я и не знал, голубушка, что вы у меня так талантливы. Ну надо же! Вам следует непременно вернуться к своим поэтическим опытам.
— Я подумаю, — кокетливо улыбнулась Изольда Петровна, но в душе ей было очень, очень приятно. Она украдкой следила за тем, с каким выражением гости зачитывают вслух ее стихи, как разглядывают рисунки и передают друг другу альбом.
Когда ужин подошел к концу и гости начали разъезжаться до домам, Изольда Петровна наконец улучила минутку наедине с сестрой.
— Так находка моего альбома это и есть та новость, о которой ты написала в письме?
— О, да! — радостно подтвердила Руфина Петровна. — Тебе понравился мой сюрприз? Правда же, здорово вышло?
— Пожалуй, что да, — как бы нехотя согласилась Изольда Петровна, но на самом деле она была она была в кои-то веки полностью удовлетворена тем, как прошел ее День Ангела.
Она уже решила, что непременно будет устраивать поэтические вечера, где юные поэты и поэтессы смогут делиться своим творчеством. А она, Изольда Петровна, будет их подбадривать и наставлять.
И не послать ли ей пару своих стихотворений, анонимно или под псевдонимом, в их местную газету?..