Летом 2019 года в моей квартире раздался телефонный звонок. Звонили из Норвегии из города Бьер Нэльва.
По просьбе норвежского историка Михаэля Стокке звонила русская женщина Арина. Сама она родом из Владивостока (вышла замуж за норвежца и сейчас
живёт в Норвегии). Они искали родных Буркасова Василия Фёдоровича (моего отца). Сначала связались с редакцией омской газеты (так как отец был мобилизован оттуда). Потом по данным из исследовательской работы об
участниках Великой Отечественной войны, которую мы писали вместе с В.З. Бельской, вышли на наш клуб «Земляки» Абанской школы № 3, так дозвонились до меня (я уже тогда не работала в школе).
Мой отец, Буркасов Василий Фёдорович, родился в деревне Петровка Тарского района Омской области 15 февраля 1925 года. В январе 1943 года был призван в армию. Поезд, в котором везли мобилизованных солдат, попал под обстрел немецких самолетов. Отец рассказывал, что страх смерти ощутил уже тогда, не доезжая до части. На фронте он пробыл несколько месяцев, попав в самое пекло, на Курскую дугу.
Наши бойцы брали деревушку, но что-то не сладилось. Роте был дан приказ отступать и зайти вдоль берега реки с другой стороны деревни. Василий с напарником, прикрывая отход станковым пулемётом, попал в плен. Два с половиной года находился в концлагере в Норвегии, работал на заводе и там же ремонтировал самолеты.
Историк Михаэль Стокке нашёл в картотеке военнопленных 2 личных дела на имя Буркасова Василия Фёдоровича. Он стал искать родственников, чтобы
уточнить информацию: один это человек или тёзки. Во-первых, в документах были указаны разные даты рождения 15 февраля 1925 года и 15 июля 1925 года. Во-вторых, имя матери в одном случае написано Варя, в другом Валя (маму Василия звали Варварой). Со слов пленного было указано, что он имеет 4 класса образования.
В свои 16 лет я уже могла бы объяснить, почему на имя моего будущего отца было заведено два дела…
В 1967 году я приехала учиться в Абанскую школу № 4, жила на квартире у Беловой Марии Антоновны – подруги моей мамы. Её муж Фёдор и муж матери, Бездетко (имени его уже не помню), с моим отцом были военнопленными одного концлагеря. Из их рассказов я узнала, что они спасли моего отца, когда выносили в крематорий тела умерших. Во время нахождения в плену у Василия от голода развилась дистрофия. Он весил всего 42 кг при росте 176 см! Видимо в тот момент он был уже без сознания, и конвоиры посчитали его мёртвым. Фёдор рассказывал: «Вынесли мы всех умерших, сложили штабелями на улице. Смотрим, а один вроде как дышит. Мы тайком унесли его на кухню и там спрятали. Этот дистрофик отлежался немного, окреп… Там его и оставили работать – мы готовили еду конвоирам лагеря и военнопленным».
Видно тогда-то на живого Василия Буркасова и завели другое личное дело с новым номером и данными с его слов. Наверное, назвав имя матери – Варя, его записали как Валя. И дату рождения, возможно, перепутали с датой, когда он попал в плен. После освобождения всех пленных отправляли в лагерь для
перемещённых. Там определяли степень вины каждого, потом ссылали либо на поселение под надзор, либо в тюрьму. Так отец попал в Чигашет в Она-Чунский леспромхоз. Работал под надзором, без документов, без права выезда с 1946 по 1952 год. Там встретил Христинью Филипповну Рождественскую – мою маму. 9 мая 1947 года они поженились. Мама рассказывала, что её мама (моя бабушка) не пускала её замуж и говорила об отце: «Его же не откормить!».
В 1952 году отец был реабилитирован, получил паспорт, сфотографировался. Это фото мама нам потом показывала и говорила: «Правда, не думала, что
откормим…» В тот год он съездил в Омск к своим родным.
Нас, ребятишек, в семье было четверо: сестра Люба 1948 года рождения, я – 1952, брат Василий 1955 года, и сестра Вера 1962 года рождения. Мы пытались узнать у отца о войне, о лагере, но он молчал и… плакал. Поэтому эта тема для нас всегда была запретной.
Будучи уже взрослой, я удивлялась: как этот парнишка, страдая физически, смог сохранить в себе всё самое человеческое. Отец был очень добрым, отзывчивым, с тонким чувством юмора человеком. В деревне его очень
любили и уважали. С 1956 года мы жили в Денисовке (в ней до 1953 года находилась сельхозколония, в которой по разным статьям отбывали наказание ссыльные). Много было в нашей деревне бывших военнопленных. Отец дружил с депортированными немцами. Но не было в нём злопамятства или какой-то ненависти к ним. Часто они общались на немецком языке, который отец выучил на бытовом уровне, находясь в плену.
Позже Василий Буркасов получил и свои награды: орден Отечественной войны II степени, медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг.». Награждён юбилейными медалями в честь Победы в Великой Отечественной войне, юбилейными медалями Вооружённых сил СССР. В 1985 году отцу было присвоено звание «Ветеран труда Красноярского края».
Целью того телефонного звонка, уже пятилетней давности, было не просто разыскать родных и уточнить информацию. Это было приглашение на открытие мемориала на братской могиле погибших советских солдат в Норвегии. Но я отказалась… Не смогла я скрыть свою обиду за отца! За его подорванное здоровье, за пережитые лишения, мытарства… Он прожил всего 63 года!
Сейчас мне любопытно: смогли ли норвежцы в сегодняшней непростой международной обстановке благоустроить могилу наших солдат и возвести этот мемориал? Сомневаюсь…
Надежда КАЛЯКИНА.
Фото из семейного архива автора.
ДЛЯ СПРАВКИ:
Историк Михаэль Стокке занимается исследованием советских военнопленных в Норвегии более 13 лет. 13,7 тысяч советских военнопленных умерли на норвежской земле или во время кораблекрушений у норвежских берегов во время Второй мировой войны. В настоящее время идентифицировано примерно 8 тысяч человек из 13,7 тысяч советских военнопленных. Но почти 6 тысяч их них все еще не идентифицированы. Исследователь пытается собрать как можно больше сведений о каждом военнопленном в Норвегии.