Периодически озираясь по сторонам, таинственный незнакомец углубился в лесную посадку ещё примерно метров на сто. Остановился. Положил тяжёлый груз на травянистую землю. Оказалось, помимо прочего, он нёс и лёгкую штыковую лопату. Воспользовавшись помощью нехитрого инструмента, он стал копать глубокую яму, широкую и длинную, складывая вывороченную почву неподалёку от прямоугольного, продолговатого углубления. Основной замысел становился более чем очевиден: он копал потайную могилу. Усердному «труженику» позволили углубиться примерно на метр. Терпеливо дожда́лись конечного результата, чтобы ни у кого (а тем более у судейских) прямые намерения не вызывали сомнений. Затем, едва он скинул принесённую ношу вниз, а следом энергично на́чал ссыпать вырытую землю обратно, полицейские сослуживцы, молча взглянув друг другу в глаза и бессловесно посовещавшись, мгновенно набросились на незадачливого могильщика – он практически самолично отдал себя в руки сурового правосудия, хотя и жестокого, но всё-таки справедливого.
Для «кладбищенского старателя» явилось исключительной неожиданностью, когда из кромешной тьмы, сравниваясь с кошмарными демонами, единым порывом вылетели два безу́держных человека. Резко набрасываясь и не давая опомниться, они повалили опешившего недруга на мягкую травку и застегнули на поганеньких ручонках стальные наручники. Посветили в выкопанную яму карманными фонарями. И тот и другой убедились, что там действительно находится бездыханный труп, лежащий в положении, когда стамое лицо находится книзу.
- Передай по радийной связи о совершённой «чудесной находке», - распорядился старший оперативник, давая послушному новобранцу неоспоримое поручение.
Смышлёный парень в точности исполнил несложное указание, отданное умудрённым наставником. Впрочем, сообщая в местную «дежурку», что обнаружен ещё один труп, младшему лейтенанту основательно пришлось потрудиться, пока он подробно объяснял возникшую ситуацию и пока отвечал на град ненужных вопросов, единственной целью коих предполагалось выяснить, что и матёрый преступник задержан тоже. Услышав ободрявшее известие, с той стороны мобильной связи не замедлили подтвердить повышенную готовность, назначенную на срочный выезд оперативно-следственной группы. Когда местные представители при́были, усердные напарники, успевшие воочию убедится, что внизу находится мёртвая женщина, спокойно обсуждали представленную картину. Оказалось, покойная жертва оставалась одетой, выглядела сильно избитой; во лбу образовалось характерное пулевое отверстие.
- Новая покойница на прежних, ранее обнаруженных, не похожа, - заметил молодой лейтенант.
- Я и сам всё отлично вижу, - недовольно ответил Роман, смачно сплёвывая на голую землю, - стало бы большой удачей, если бы мы вдруг задержали именно того поганого выродка, какой нам и нужен. Ну, да всё равно… теперь никуда не денешься – надо вести пойманного «хорька» в главное управление и обстоятельно обо основных нюансах расспрашивать. Кто он, скажем, такой и какую необходимость изволил в сём знаковом месте справить? Чувствуется, денёк у нас, завтрашний, снова затянется.
Принимая во внимание бесхитростные соображения [и поскольку на улице начинало светать (стрелки часов давно перевалили четыре утра)], оперативные сотрудники МУРа оставили за земельными сослуживцами тщательный осмотр территории, забрали с собой попавшегося преступника, доехали на дежурной машине до местного отделения, пересели в личную технику и направились прямиком к основному подразделению. Прибы́в на «Петровку», провели задержанного злодея в служебный кабинет, знакомую вотчину. Перед тем как начать отбирать с него правдивые показания, Киров посчитал (необходимым!) применить вторую степень дознания, некогда официально существовавшую в структурах НКВД; он взялся использовать допрос, сопровождаемый применением психологического давления (решили допытываться без видимых повреждений, ненужных и опасных, а ещё и редкостно недешёвых).
Когда озлобленные сыщики оказались в привычных «застенках» и когда появилась неплохая возможность сосредоточенно рассмотреть захваченного убийцу, проницательному взору представился молодой человек, достигший двадцатидвухлетнего возраста. Как выяснилось, ранее он успел побывать в местах тюремного заключения, о чём, не юля и не изворачиваться, сразу же (чисто!) сердечно признался; отбывать ему пришлось незначительный срок наказания, назначенный за причинение тяжкого вреда случайному человеку. Ещё он честно покаялся, что от са́мого рождения называется Кафтановым Алексеем Герма́новичем. Вкратце останавливаясь на внешних особенностях, можно выделить основные: невысокий рост близился к среднему; неброское телосложение хотя и считалось сравнительно худощавым, но чувствовалась в нём некая подвижная жилистость; серенькие глазки, трусливые и маленькие, бегали, как у мышки, попавшейся в лапы к прожорливой кошке (они не выражали ни практичного ума, ни чувствительной прозорли́вости, ни присущей выбранному делу особенной хитрости); лицо выглядело худым, книзу продолговатым; впалые щёки слиплись, как после долгой, изнурительно принудительной, голодовки; ершистые волосы, рыжие и немытые, отрасли не более двух миллиметров; худосочные руки (как и остальное туловище) имели причудливые татуировки, выраженные очевидной тюремной символикой.
Изучив невзрачную внешность и ознакомившись с личными данными, Роман перешёл к основной работе и вступил в оперску́ю беседу. Не переставая грозно орать, брызгать обильной слюной и высказывать немыслимые угрозы, Киров делал бо́льший упор (предпочитал по нескольку раз повторяться), что «в сидячую камеру тот заедет законченным педерастом». Он безумствовал до такой степени надсадно и громко, что жутковато становилось не только обоссавшемуся злодею, но и присутствовавшему при допросе младшему лейтенанту (а заодно и всем остальным, кто вольно или невольно попадал в непосредственную близость к кабинету недружелюбных оперативников); создавалось стойкое впечатление, что старший оперуполномоченный вовсе не устаёт и готов продолжать моральную давку на протяжении круглых суток, бесконечно долгого времени. Через час умопомрачительных криков задержанный преступник мало того что скверно попахивал, так он ещё и сидел чуть живой, и дрожал всем хлипким, тщедушным телом, напоминая небезызвестный осиновый листик. «Ну всё, кажется, он готов», - поразмыслил бывалый сыщик, вслух же озабоченно произнёс:
- Чёрт, время половина восьмого – через полчаса пора на каждодневный развод – а я вот только-только собирался переходить к реальным, активно насильственным, действиям. Незада-а-ча? Я полагал применить к непонятливому ушлёпку ужасные пытки; заметьте, согласно данных НКВД, они считаются третьей степенью добывания признательных показаний. Как жаль, - он наигранно печально вздохнул, - что славное время ушло, и сейчас приходится выдумывать, изгаляться, как же заставить «уважаемых граждан» добровольно рассказывать одну лишь суровую правду и как не причинить «почтенным» злодеям – заметного! – физического вреда. В общем, делаем так: меня часа полтора не будет, потом, когда я вернусь, мы продолжим знакомиться дальше. Ты же, «любезный» Алёшка, пока выбирай: чем именно мы станем с тобой заниматься – «удушающим воздухом» или «мёртвой водицей»? С другой стороны, в моё отсутствие ты можешь – во-о-он! – пообщаться с моим спокойным напарником.
Закончив напутственный монолог, опытный сыщик направился к кабинетным дверям (их две – одна снаружи, другая внутри). Приоткрыв первичную створку, внезапно остановился, а повернувшись, изобразил на угрюмой физиономии задумчивый вид и сказал, обращаясь к непонимающему воспитаннику:
- На утреннее совещание ты, Ник, сегодня не попадаешь: кому-то придётся остаться присматривать за несознательным прохиндеем. Можешь пока его «покрутить» – возможно?! – он чего-нибудь и поведает. Да и!.. Особо не церемонься – если что? – сразу «мочи» в противное «грызло».
Оставив недвусмысленные распоряжения, не вызывавшие ни малых сомнений, Роман вразвалочку удалился. Не успела ещё захлопнуться массивная створка, а Кафтанов, делаясь жалобным и просящим, уже обращался к стыдливому новобранцу; он почему-то испытывал к нему слепого доверия гораздо больше, нежели к ярому Кирову. Стоит отметить, изображая необузданную натуру, тот действовал по стандартной, не им разработанной, схеме, передававшей небезызвестную наработку «плохой полицейский – хороший полицейский».
- Скажи, начальник, - поинтересовался подозреваемый человек, трусливо поёжившись, - а что означает «заниматься или с водой, или с воздухом»?
- Не представляю, как получше сказать? - слегка задумался Бирюков.
Про первое истязание он где-то слышал, но разузнать, как пыточный процесс происходит в действительности, пока не успел; со вторым испытанием, при допросе несчастного Глебова, ему пришлось познакомиться лично. Чтобы не показаться тупым, не слишком осведомлённым, он попытался разъяснить и то и другое:
- В обоих случаях тебя обездвиживают. В одном варианте через носовые отверстия льют минеральную воду; в другом надевают служебный противогаз и периодически пережимают дыхательный «хоботок» – обе процедуры, скажу я тебе, неприятные и очень болезненные.
Получив подробные разъяснения и представив невзрачные перспективы, способные поджидать в недалёком будущем, Алексей немного подумал и «как на духу» выложил молодому сыщику мельчайшие нюансы ужасного преступления. Не желая выглядеть необученным идиотом, Никита заблаговременно включил и диктофон, и видеокамеру, скрытые от постороннего наблюдения: сметливый парень разумно сообразил, что всё, сказанное матёрым убийцей, необходимо фиксировать, чтобы он, «стервец хитроумный», потом ни от чего не смог отпереться. Тем более что изначально он изъявил желание побеседовать без надлежащих записей, без составления допросного протокола.
В то же самое время в совещательном зале проходило обычное заседание, подразумевавшее подробный инструктаж «убойного отдела», приписанного к московскому управлению. Председательствовал, как и всегда, подполковник Кравцов. На́чал он, естественно, с дежурившего в ночное время старшего о́пера:
- Я слышал, Рома, вы там убийцу какого-то, кровавого, задержали? Доложи поподробнее.
- Действительно, - рассказывал Киров, передавая успешные похождения, - как и полагается, мы с личным составом, задействованным на предупредительную засаду, выехали в Царицынский заповедник. Лично нас поставили караулить в непосредственной близости от жуткого места, где находились ужасные трупы. Мы зорко следили за окружавшей территорией и внимательно вглядывались в непроницаемое пространство. Вдруг! Глядь, по дороге неспешно продвигается незнакомая легковая машина. Сначала нам, конечно, пришла нормальная мысль, что некий проверяющий объезжает расставленные посты…
- Даже так?.. - удивился критичный начальник, прервав язвительного докладчика на половинном рассказе. - Вас там ещё и проверяли?
- В настоящее время ответить трудно, - на секунду наморщившись, развивал старший оперативник подробное повествование дальше, - по крайней мере так мы предположили. Теперь понятно, первоначальные размышления нисколько не подтвердились. Итак, сосредоточенно присмотревшись, мы стали невольными очевидцами, как некое «хлипкое туловище» передвигается по лесной посадке и тащит тяжёлую ношу; по неприглядному виду она чертовски напоминала мёртвое тело. Осознав уникальную вероятность, горячие сердца заколотились словно бы сумасшедшие! Ну вот, подумали мы, нам несказанно везёт, и нужный «клиент» прямо, тёпленький, продвигается в цепкие руки. Напряжение нарастало. Тем паче что он повёл себя как-то странно?.. Выкопав потайную могилку, сбросил туда притащенный труп и при́нялся методично закапывать. До сих пор мы предупредительно выжидали, чтобы ни у кого потом не возникло «судейских» сомнений…
- Не язви! - Виктор Иванович резковато прервал ироничную речь. - Хотя, по сути, сделали правильно… что говорит?
- Пока ничего, - осветился Киров загадочной, частично шаловливой, улыбкой, - но я его «нагрузи́л» по полной программе, так что, полагаю, сейчас он рассказывает всё, что знает, априори, чего и вовсе не представляет.
- Надеюсь, обошлось без неформального фанатизма? - поинтересовался строгий руководитель, прекрасно осведомленный о методах, с помощью коих усердный сыщик умеет развязывать неболтливые языки (в большинстве случаев применяемые подходы работали, но были и неловкие исключения, как, к примеру, с бандитом Алиевым).
- Конечно! - заявил убедительный майор настолько уверенно, насколько говорил чистейшую правду. - К нему применялась всего-навсего «вторая степень дознания».
Промеж себя оперативные сотрудники прекрасно знали, что означает закодированная формулировка. Поэтому распространяться о скабрёзных подробностях при всех не потребовалось: остальные и так хорошо понимали, что именно остроумным рассказчиком имелось в виду.
Закончив с насущным вопросом, Кравцов раздал первичные указания, поставил другим подчинённым сегодняшнюю задачу, а распустив их по рабочим местам, попросил неутомимого сыщика чуть-чуть задержаться:
- Итак, Роман Сергеевич, - официально он общался, только если находился в нервозном состоянии крайнего возбуждения, - пойдём посмотрим на пойманную «синицу», а заодно добросовестно выслушаем, чего она, подлая, нам «напоёт». Мне просто не терпится уяснить: наш ли он маньяк или же нет?
- Скорее всего, ответ отрицательный, - заметил профессиональный оперативник, неплохо знавший сыскное дело и давно набравшийся должного опыта, - схема какая-то совсем непохожая.
- Ничего удивительного, - энергично воспротивился бывалый начальник, повидавший на послужном веку куда много более, чем подчинявшийся сослуживец, - случалось, когда непредсказуемые маньяки изменяли испытанным методам и проявлялись поистине нестандартно. Если тебе неизвестно, похожее явление называется обыкновенной импровизацией; есть даже некая научная теория, лишний раз мои слова подтверждающая. Согласно ей, в одно прекрасное время наступает переломный момент, когда извращённым иродам – как, впрочем, и всем остальным, но только нормальным людям – надоедает «тупое однообразие». Они начинают – как бы это помягче сказать? – экспериментировать, что ли… а точнее, безжалостно изгаляться.
- Да, точно, про нечто подобное я где-то слышал, - согласился подвластный майор, - однако в личной практике видеть покамест не приходилось.
За рассуждениями они подошли к служебному кабинету, где находился пленённый преступник. Внимательно его рассмотрев, Виктор Иванович сурово нахмурился, по привычке представился, а следом неучтиво полюбопытствовал:
- Значит, так, мил человек, давай-ка рассказывай обстоятельно: что конкретно ты делал в Царицынской лесопарковой зоне?
Не успел перепуганный парень более-менее успокоиться, как вновь, при виде воинственных Кравцова и Кирова, небезосновательно предался лихорадочной дрожи. Активно постукивая зубами и предполагая нечто не слишком уж ободряющее, он быстренько отозвался:
- Я всё уже изложил вашему молодому сотруднику, притом в мельчайших подробностях.
Говоря немногословную фразу, он имел в виду Бирюкова, остававшегося с ним с глазу на глаз и плодотворно беседовавшего, пока не закончилась утренняя разнарядка оперсоста́ва. Необъективный ответ, по-видимому, не устроил ни главного начальника, ни старшего сыщика. Последний заводил желваками так рьяно и энергично, будто бы разминал коренные зубы и будто бы готовился «сожрать» ненужного, по его мнению никчёмного, человека. Выражая недружелюбное пожелание, Кравцов многозначительно продолжал:
- Я понимаю, что ты уже младшему лейтенанту чего-то поведал, но теперь и нам бы хотелось выяснить всю горькую правду – из первых уст и от основного, «на хер», лица!
- Да, да, безусловно, я всё осознал, - запричитал проникшийся бедолага, готовый сделать любое признание, - и правдиво откроюсь… только можно пока не под запись, а то меня… - он угрюмо вздохнул, - потом, уж точно, убьют.
«Неужели безумный маньяк вдруг решился обзавестись несмышлёным помощником? Действительно, слабовольный мерзляк слабо похож на извращённого убийцу-насильника… эк вон его трясёт, словно бы жидкую студень?» - подумал про себя многоопытный подполковник, ожидая признательных показаний. Оно и неудивительно. Видя до какого трусливого состояния доведён неудачливый да непутёвый преступник, ни он, да и никто другой, не стали бы сомневаться, что сейчас будет передаваться чистая правда, а не чего-то иное; в настоящем случае запуганный злодей больше боялся их (они были рядом), чем кого-то ещё, находившегося неизвестно где и навряд ли способного достать вероломного подельника в знаменитых московских застенках.
