О сильных и слабых сторонах политики наследников Блистательной Порты
«Что же будет с Африкой и с нами?» – так можно было бы перефразировать слова из известной песни, просматривая новости с Чёрного континента, судьба и перспективы развития которого в последнее мало кого оставляют равнодушными. Так, в начале июня первый «африканский» саммит провела Южная Корея, и это лишь один из примеров подобного рода. Причиной тому – растущие потребности местного населения, которые тянут за собой развитие продуктового ритейла, рынков энергоресурсов, вооружений и недвижимости. И в каждой из перечисленных ниш у Турецкой Республики, обозначившей свои африканские амбиции достаточно давно, либо «есть, что сказать», либо она усиленно создаёт у потенциальных клиентов соответствующее впечатление.
За исходную следует принять главное: борьба между ключевыми игроками в Африке будет развиваться не только за рынки сбыта, но и за рынки природных ресурсов континента, а также за пути их переброски к международным морским коммуникациям. Конкурентное преимущество Турции из первой категории – способность адаптировать соотношение цены и качества к спросу абсолютного большинства африканских стран. Иными словами, хотя Африка Африке рознь, когда развитие в Египте сильно отличается от такового в условном Мали, Сомали или даже соседнем Судане, турецкая сторона в целом умеет оперативно подстраиваться под возможности своих клиентов.
Приход к власти и укрепление в последующие десятилетия Партии справедливости и развития во главе с Реджепом Эрдоганом существенно расширил горизонты в отношениях с континентом. Показательно, что к концу 2023 года Турецкая Республика на уровне только своих посольств представлена уже в 43 африканских странах, в то время как в 2009 таковых насчитывалось лишь 19. В то же время в Турции функционируют дипмиссии 37 стран континента. В Ак-Сарае предпринимают немало усилий для расширения своего присутствия в региональных организациях, объединяющих африканские государства. Это касается Африканского союза (с 2005 г.), Экономического Сообщества стран Западной Африки ECOWAS (с 2005 г.), Восточно-Африканского сообщества ЕАС (с 2010 г.), Общего рынка Восточной и Южной Африки COMESA (с 2012 г.), Экономического сообщества государств Центральной Африки ECCAS (с 2013 г.).
За 20 лет своей политической карьеры и нахождения в высших эшелонах государственной власти президент Турции Р.Т. Эрдоган посетил 30 африканских стран, охватив все субрегионы Африки, причём в ряде случаев в качестве президента он побывал там впервые за всю историю существования республики и института президентства. Такая активность, кроме политических, принесла Анкаре и очевидные экономические плоды. Если в 2002 году товарооборот Турции с Африкой составлял всего лишь 3 млрд долл., то в 2022-м он уже достиг показателя в 33,2 млрд долларов США. Как отмечается в коллективной монографии ИВ РАН «Внешняя политика Турции в период правления Партии справедливости и развития (2002-2023 гг.)» со ссылкой на мнение африканских контрагентов, турецкие поставщики предоставляют «европейское качество по азиатским ценам».
Не в последнюю очередь турецкому успеху в Африке способствует учет Анкарой основных тенденций и вызовов, которые стоят перед регионом. Естественный прирост населения континента стал причиной нехватки энергоресурсов. Неслучайно энергетический кризис, по данным Всемирного банка, испытывают 32 из 48 стран. Более 500 миллионов жителей Африки в принципе живут без электроэнергии. На всём континенте лишь 10% людей имеют доступ к такой роскоши, как электросети. Остальным приходится довольствоваться в лучшем случае электрогенераторами, солнечными батареями и другими аккумуляторами.
Именно на этом неплохо сыграла располагающая внушительным флотом плавучих электростанций Турция, продавая энергию в африканских портах. В то же время надо заметить, что такое сотрудничество с Анкарой практически не актуально для 15 африканских стран, не имеющих доступ к морям и океанам и, соответственно, лишённых необходимой портовой инфраструктуры.
К слову, обозначенные 15 африканских стран – «поле», на котором могли бы «развернуться» уже конкурентные преимущества российской стороны. Прежде всего, речь идет о развитии атомной энергетики. Ведь Турция аналогичным образом выступает в роли партнёра Росатома (строительство АЭС «Аккую» и возможный проект АЭС в Синопе).
Масла в огонь ажиотажа и турецкого интереса к Африке прибавляют два факта. Во-первых, последнее время создается устойчивое впечатление, что крупнейший игрок на континенте – Франция – стремительно теряет авторитет и влияние в Африке, в то время как Россия, кажется, только наращивает его. Во всяком случае, с таким заголовком в 2023 г. вышла газета Le Figaro. Во-вторых, для России этот регион уже долгие годы прочно ассоциировался с активностью ЧВК «Вагнер», а с недавних пор «Африканского региона», усиливающего позиции в ряде государств Сахеля и не только. Таким образом, вопрос о форматах влияния Москвы в африканских странах (военных и не только) для турок и других сторонних игроков на континенте теперь совсем не риторический.
Так или иначе, давая оценку перспективам России и Турции в Африке, лучше всего воздержаться от обобщений и громогласных преждевременных выводов из серии «Франция теряет» или «Россия и Турция приобретают». Представляется, что процессы, тезисно обозначенные выше, в действительности гораздо шире, и не укладываются в линейное мышление. Прежде всего, надо отдавать себе отчёт в том, что Африка – высоко конкурентное поле борьбы великих держав и держав второго порядка, к категории последних относится и Турция, являющаяся, как говорят англичане, последней по порядку, но не по значению.
Следует добавить, что, вопреки расхожему мнению о распространяемом турками повсеместно панисламизме и неоосманизме, роль религиозного фактора в их политике переоценена. По крайней мере, в африканском случае последнее точно не критерий успеха. К примеру, у Турции в последние годы весьма натянутые отношения с Нигерией – богатой нефтью, одной из наиболее многолюдных африканских стран. Судя по всему, религиозная близость 40% исповедующих ислам нигерийцев туркам едва ли играет заметную роль.
Примечательно и то, что логистическая труднодоступность стран Центральной Африки, большинство которых лишено выхода к акваториям, существенно затрудняет для Турции эффективное проведение политической линии и оказание влияния (как и в Ливии, Эфиопии, Сомали, Судане). К тому же турки совершенно не готовы вкладывать деньги в масштабах России, Китая, США и Франции в эти беднейшие государства, стоящие перед перманентной угрозой массового голода.
Перспективы обострения конкуренции в Африке у Турции и России не в последнюю очередь обусловлены тем обстоятельством, что Москва и Анкара одинаково нуждаются в разветвленной портовой инфраструктуре, которой обладают пока считанные государства, такие как Судан, политико-дипломатические связи Москвы с военным правительством которого в последние месяцы заметно активизировались.
Важно принять во внимание и другое. Как российская, так и турецкая сторона остро нуждаются в новых рынках, учитывая непростые взаимоотношения с коллективным Западом. Острота этого вопроса только накалилась на фоне усиления санкционного давления на Москву за последние два года.
Симптоматично, в Ливии, Судане и Египте наши страны поддерживали враждующие лагеря. Так, в Ливии в 2020 году это привело к открытому конфликту с применением российского и турецкого вооружения. Победа властей западной Ливии (Правительство национального согласия) при поддержке Анкары была закономерной, учитывая удалённость театра от России. В Судане в 2023 г. Москва благосклонно отнеслась к мятежу местного спецназа, не найдя взаимопонимания здесь у Анкары (хотя в последнее время ситуация меняется). То же самое можно сказать и о перевороте в Египте, когда военные скинули законно избранного президента страны и друга Реджепа Эрдогана Мухаммеда Мурси. Показательно, что сотрудничество Москвы и Каира после прихода к власти военного правительства Абдель Фаттаха ас-Сиси находится на подъеме.
Ключевым фактором, влияющим на рост популярности Турции в Африке, остаётся потребность местных элит в относительно дешевой беспилотной авиации. Среди главных импортеров турецкой военной продукции Ливия, Руанда, Египет, Тунис, Нигерия, Марокко, Буркина-Фасо, Сенегал, Марокко, Гана. Наиболее активны такие игроки рынка как Baykar, TAI, Katmerciler, ASELSAN, BMC, Otokar, Nurol Makina, хотя пока доля Анкары на местном рынке вооружений относительно невелика – 0,5. Между тем, по данным эксперта Королевского института объединенных служб (RUSI) Великобритании Самуэля Рамани, на Россию приходится до 40% экспорта оружия в Африку.
В контексте российско-турецких отношений «на дальних берегах» некоторые авторы говорят и пишут о «соревновательном соперничестве». Как можно предположить, это в полной мере можно отнести и к Африке, что предполагает выработку форм оперативного согласования интересов и урегулирования потенциальных конфликтов.
Юрий Кузнецов
