С самого детства, что бы ни делала, я ожидала похвалы: ловила ли рыбу на стеклянную банку в реке, ставила ли самодеятельные концерты с дворовыми ребятишками или приносила табель с пятерками. Хвалили мало, хотелось еще. Я думала: «В середине тебя затопчут, а из последних рядов ты можешь отстать и потеряться. Надо стать первой, тогда тебя полюбят».
В школьные годы занятия народными танцами в кружке Дома пионеров были довольно утомительными, но я настойчиво занималась. После концерта все танцоры выходили на авансцену и кланялись зрителям. Слыша аплодисменты, я была счастлива.
Окончив университет, выбрала престижную профессию акушера гинеколога, а после аспирантура и успешная защита в столице кандидатской диссертации. Дальше больше --- защитить докторскую диссертацию и получить звание ученого профессора. Годы упорного труда на благо науки, международные симпозиумы и публикации за рубежом подтвердили мое первенство в исследованиях по перинатальной психологии и физиологии. Авторская методика дородового воспитания называлась «Даренок» и позволяла по-новому подходить к сопровождению беременности и родов для благополучного рождения здоровых детей.
Первых не забывают. Неожиданно для меня в чужой стране активизировался сценарий моей родовой системы: - «Эмиграция равна забвению». По преданию рода мой прадед по линии отца эмигрировал за границу после подавления «Зазейского восстания 1924 года». Позже архивные документы не подтвердили участие прадеда в восстании против Советской власти, но в двадцатые годы прошлого столетия прадед был исключен из памяти нашего рода и его дальнейшая судьба с тех пор не известна. Страх забвения поселился в моей душе и мешал быть счастливой.
В Вене я снимала комнату в доме наших друзей и партнеров, на чем они очень настаивали. Такая жизнь в чужой семье была для меня совсем непростой. Нельзя помыть под краном чашку, надо ставить в посудомойку – экономия воды. Вытереть пыль с листьев фикуса, как я делала это в детстве у бабушки, было нарушением правил хозяйского дома.
Большой нагрузкой на мое сердце стала «кофемания», которой я чуть было не поддалась, тесно общаясь с местными жителями. Шесть-семь чашек крепкого кофе в течение дня для них считается нормой. Чтобы снизить кофейную «интервенцию», вместо сахара я незаметно добавляла в чашку соль. Для питья он был непригоден, но можно было наслаждаться ароматом напитка, не обидев при этом сотрапезника.
Традиции оказались еще одним вызовом. Праздники, в новой стране становились головоломками: какими словами поздравить, что принято дарить или как есть местное блюдо. Мне всегда нравилось, что вечером гости в наших ресторанах танцевали под живую музыку. Здесь же это было не принято - все сидят часами за столом и нет никакого движения. Это было мне явно не по душе.
Изучение языка с полным погружением продолжалось даже во сне. Ночью снилась ярко освещенная сцена, где я за кафедрой читаю лекцию студентам, а меня никто не понимает. Однако, говорить на немецком свободно я начала через два месяца от начала занятий, чем удивила преподавателей и друзей, а ведь было мне под пятьдесят.
Первая в танцах– еще один балл в копилку моего тщеславия. Однажды в языковой школе был вечер «Вальсов Штрауса». Хореограф пытался научить студентов из разных стран танцевать вальс. Молодые люди неловко топтались и отступали к стене. Учитель танцев обратился с просьбой, протанцевать с ним круг вальса, чтобы показать красоту танца, и я вызвалась. Мы легко кружились в танце до окончания музыки и вызвали восхищение присутствующих в виде аплодисментов и возгласов «Браво!»
Свои дипломы и диссертации я успешно подтвердила перед австрийским научным сообществом, сдала экзамены на знание медицинской терминологии, лекарств и болезней на немецком языке. Все складывалось хорошо, если бы не одно непреодолимое обстоятельство. Ностальгия началась месяца через три-четыре проживания в новой стране.
Сначала затосковало тело - то, что было привычно ощущать, стало не доступно. Исчез запах домашней выпечки, соснового леса, грибов, собранных после дождя и скошенной травы. Краски померкли и тело будто замерло, требуя привычных ощущений. Я жарила картошку и включала песни на родном языке, но слушать и есть, давясь слезами, было невыносимо.
Пространство схлопнулось, словно кто-то родной внутри меня умер, а другой не родился. Эта потеря себя была так скоропостижна, что обесценивала все мои достижения. Я убеждала себя, что это временно… но не было такого места на земле, о котором я могла бы сказать: «Вот родина моя, здесь я живая».
Однажды вечером я долго смотрела на икону Ксении Петербуржской, молилась и просила помочь избавиться от тоски по родине.
После длинной бессонной ночи я ненадолго забылась. То ли сон, то ли видение - возле моей кровати стояла святая Ксения и смотрела на меня добрым и любящим взглядом моей бабушки. Она протянула мне какой-то предмет, и на мою ладонь легла монета достоинством одна копейка. Монетка сразу согрела мое сердце и пробудила в нем надежду. Я открыла глаза и, увидев свою пустую ладонь, тихо произнесла: «Ты – это я». Эти слова были знаком свыше, как недостающий пазл картины мира. «Вернусь на родину, хотя не знаю, как это произойдет!» --- сквозь сон подумала я.
Пять часов утра. Осторожно ступая, боясь разрушить рождение себя новой, я зашла в кухню выпить воды. Сквозь музыку сфер, звучащую в моей душе, я вдруг отчетливо услышала голос хозяйки и партнера, объясняющей кому-то по телефону схему ведения общего бизнеса, в которой исключались наши интересы. Мы с мужем подозревали партнеров о манипуляциях с финансами, но доказательств этого у нас не было.
Меня словно окатили холодной водой. Вспомнился вдруг образ той великосветской дамы, одетой в шелка, но теперь уже с погремушкой в руке для забавы несведущих в местных законах иностранцев. Деньги, время, надежды были принесены в жертву на алтарь лжи и предательства. Большие потери, но не критические.
«Лицом к лицу лица не увидать…», писал поэт Сергей Есенин. Так вот на большом расстоянии русская баба показалась мне настоящей, которая выстоит и не предаст. «Родина пусть кричат - уродина!» -вспомнилась строчка из песни.
Я позвонила мужу, который уехал по делам в Россию, и мы сразу решили вернуться. Моя ностальгия улетучилась как дым – я увидела родные берега и на крыльях счастья летела домой. Из кусочков вдруг срослась моя душа, будто ее полили живой водой из родного источника.
Я вдруг поняла, что хотела за рубежом сразу получить признания своих открытий в области дородового воспитания детей и родителей. Мечтала, что там откроются школы, а ученые всего мира будут рукоплескать моей новаторской методике, аналогов которой не было в то время.
Судьба же после возвращения на родину, протащила меня по всем скользким ступенькам славы от поругания до признания. Сначала было мнение компетентных специалистов о моей методике --- «этого не может быть», через десять лет --- «что-то в этом есть», еще через пять-шесть лет --- «да, это работает» и, всего через двадцать лет с момента внедрения показалась вершина успеха --- «кто же этого не знал!». Оказывается, чтобы улучшать демографию в стране, надо воспитывать поколение ответственных родителей. Школы дородового воспитания открываются сейчас по всей России, мои книги с описанием методики издаются в топовых издательствах страны и появилась надежда на повышение рождаемости в семьях россиян.
Выстоять в этих испытаниях мне помогла непоколебимая вера в себя и любовь к людям, ради которых я творила. Совсем не важно, кто изобрел методику, ведь главное то, кому она принесла пользу. Я только записала, что хотел сказать Господь...
Много лет спустя в нашем городе строился Храм Ксении Петербуржской на средства прихожан и мои в том числе. Предание гласит: «Кому святая хотела помочь, тому она давала копеечку». Вера и любовь живы в моем сердце всегда, только они творят чудеса.