Главный российский режиссер мюзиклов о музтеатре в Казани, работе с Бастой и любимой татарской актрисе
На минувшей неделе в столицу РТ на гастроли приезжал именитый питерский ТЮЗ им. Брянцева, который на сцене театра им. Камала показал свой масштабный проект — мюзикл «Обыкновенное чудо». В Казань прибыл и постановщик спектакля, последние два года занимавший пост главрежа «Ленкома», Алексей Франдетти, один из самых востребованных режиссеров драматического и музыкального театра в России. В интервью «БИЗНЕС Online» многократный обладатель «Золотой маски» рассказал, какой должен быть бюджет у полноценного мюзикла, чем ему близка языковая среда в республике и насколько дисциплинированным артистом является Лариса Долина.
«Музыка действует на человеческое сознание понятнее и глубже, чем слово»
— Алексей Борисович, ваш спектакль, мюзикл «Обыкновенное чудо» питерского ТЮЗа имени Брянцева, привезли в Казань на площадку театра имени Камала. Главный национальный театр республики скоро переедет в другое современное здание, а старое, где мы с вами и общаемся, хотят отдать под новый музыкальный театр. На ваш взгляд, оно подходит для таких функций?
— Мне здесь нравится. В Советском Союзе было выстроено несколько похожих театров-«роялей», к примеру, такой есть в Ростове-на-Дону и Омске. И каждый его по-своему интерпретирует, допустим, на фасаде Камаловского можно увидеть национальный орнамент, но в архитектурном плане это типовое здание. Я обратил внимание на то, что здесь хорошая акустика. Наверное, прикрыл бы мрамор на стенах зрительного зала, поскольку от него отражается звук и это не очень хорошо. С балкона, правда, может быть, не все декорации видно. Нужно будет что-то придумать. А с другой стороны, такой деревянный потолок не просто для красоты был сделан, это все акустические панели. Так что для музыкального театра вполне себе.
— Вообще, нужен ли еще один музыкальный театр городу, в котором уже есть Театр оперы и балета имени Джалиля?
— Как показывает практика, музыкальный развлекательный театр, особенно сегодня, — это очень востребованная история. Опыт показов больших ежедневных мюзиклов в Москве демонстрирует не то что 6-значные, а 7-значные цифры привлечения зрителей. Например, у муздрамы «Маяковский» в театре «Ленком Марка Захарова» очень большой бюджет, и мы ожидали, что будем окупать его в течение трех лет, а окупили всего за год! Для нас был приятный сюрприз.
Мюзикл — коммерческий жанр. Это всегда дорого и, соответственно, должно заходить очень широкой аудитории. Но при этом материал не должен быть исключительно легковесным. Мюзикл должен быть близок как профессору университета, так и старшекласснику. Значит, надо найти такой способ разговора со зрителем, чтобы пришла широкая масса людей. В России минимальный средний бюджет мюзикла — 50 миллионов рублей, а сделать драматический спектакль можно за 15 миллионов, условно говоря. Если театр или независимый продюсер вкладывает такое количество средств, то и выхлоп должен быть другой, и играть этот спектакль нужно чаще, и зал должен быть большой. Я очень люблю свои камерные спектакли. Но понимаю, что это очень дорогое удовольствие для театра.
— Как вы объясняете тот непрекращающийся бум мюзиклов, который Москва переживает далеко не первый год?
— Музыка как таковая на химическом уровне действует на человеческое сознание понятнее и глубже, чем слово. Мы можем слушать песню на японском языке и не понимать, о чем текст, но если мелодия грустная, то и нам становится грустно. Потом, этот жанр сегодня действительно крайне востребован точно так же, как когда-то в советское время была очень востребована оперетта. На спектакли, в которых играла Татьяна Шмыга в Москве или Галина Петрова в Свердловске, невозможно было попасть. Вопрос в том, что мюзикл — сложносочиненный жанр и далеко не все, к сожалению, в нем умеют работать. То есть взять радиомикрофон, яркие костюмы и сделать дорогую декорацию — это еще не значит, что родился мюзикл. У этого жанра, как и у любого другого, есть определенные правила, по которым нужно играть. Даже нарушая их, их нужно знать.
«В Ташкенте, где я родился и жил до 18 лет, эта речь всегда звучала»
— В вашем послужном списке немало именитых региональных театров, тот же Свердловский театр музкомедии. А в Татарстане не хотели бы поработать?
— Свердловский театр музкомедии всегда был кузницей кадров. В спектакле «Обыкновенное чудо», с которым мы приехали в Казань, играет одна из выпускниц легендарного режиссера Кирилла Савельевича Стрежнева Юлия Дякина (заодно моя жена). И огромное количество артистов в жанре именно музыкального театра и мюзикла являются выпускниками Свердловского театра музкомедии или Екатеринбургского государственного театрального института.
В Татарстане с удовольствием что-то поставил бы! Языковая среда мне так или иначе близка, потому что в Ташкенте, где я родился и жил до 18 лет, эта речь всегда звучала. Плюс в некоторых аспектах схожая культура. Причем мне очень хотелось бы поработать с национальным материалом, а не делать «Три мушкетера» на татарском языке.
— В новом музыкальном театре в Казани должны петь на татарском?
— Мне кажется, это сложная тема, и я не вполне компетентный эксперт в данной области. Кстати говоря, очень жалко, что в какой-то момент ушла практика, например, пения оперы на языке того региона, в котором она идет. А в свое время я слушал «Мадам Баттерфляй» на узбекском. В таком случае опера как очень сложный жанр максимально близка зрителю, становится открытой для него и понятной.
— Вас не приглашали в Татарстан? Может, из-за того, что вас называют самым дорогим режиссером мюзиклов в стране?
— Еще ни разу не приглашали поработать. Не только я, но и вся моя команда действительно дорогие профессионалы. Но частенько, когда есть какой-нибудь очень интересный материал, это даже не вопрос моего гонорара. Он как раз может быть в 2 раза меньше, чем я обычно прошу, но вопрос моих «хотелок» и придумок — вот что всегда дорогая история. Для меня, например, был невероятно важен определенный подъемный механизм в спектакле «Кабаре. Пушкин» по мотивам драматического цикла «Маленькие трагедии» Александра Сергеевича Пушкина в театре «Ленком», который работает всего минуту. И эта минута стоила театру около 15 миллионов рублей. Но это была очень важная минута, сюжетообразующая, без этой минуты не было бы всех 2,5 часа этого спектакля.
— Кстати, в Татарском театре оперы и балета имени Джалиля последние лет 10 практически все оперные спектакли ставит заслуженный ветеран этого дела питерец Юрий Александров. В России такой дефицит оперных режиссеров?
— Действительно, режиссеров, умеющих ставить оперу, можно пересчитать от силы по пальцам двух рук, а хороших режиссеров — по пальцам одной руки. Это очень штучная профессия. И в такой узкой специализации все равно есть ремесленники, разрывающие шаблоны, есть, наоборот, люди, которые переходят из проекта в проект. Но при этом все равно их совсем немного. Скажите, сколько в Казани драматических театров? А оперный один. Значит, и режиссеров требуется для этого театра в несколько раз меньше. В Москве и Санкт-Петербурге все-таки с подобным полегче. Но крупной формой музыкального театра тоже далеко не все владеют, к сожалению.
— Но, может, руководителям театров все-таки стоит рисковать, давать дорогу молодым, а не только крутиться вокруг одной-двух личностей постановщиков, которые дадут, возможно, гарантированный, но предсказуемый результат?
— Безусловно. Именно поэтому я инициировал в театре «Ленком» режиссерскую лабораторию, в которой наравне с опытными режиссерами участвуют совсем молодые и неопытные ребята. Среди них, например, был парень, которого я взял в ассистенты в проект, потому что понимаю, что из него может действительно получиться хороший режиссер музыкального театра. Хотя он сам об этом еще даже не подозревает.
«Не понравилось, так иди в задницу, гуляй по холодку»
— В вашей труппе играет молодая актриса из Татарстана Сафия Яруллина…
— Она не просто работает, Сафия — одна из моих самых любимых артисток. Она занята и в спектакле «Маяковский», и в «Кабаре. Пушкин», где у нее самый красивый номер. После этих слов девчонки в труппе просто меня убьют (смеется). Большое ли у нее будущее? Эта профессия всегда лотерея, а моя фамилия вроде не Ванга. Поэтому я не знаю, но артистка очень талантливая.
— Еще по поводу спектакля «Маяковский». Его соавтором был Баста (Василий Вакуленко). Казалось бы, рэпер, совершенно далекий от театра. Как с ним работалось? И в принципе насколько тяжело бывает найти общий язык со звездами? Скажем, Лариса Долина играет в вашем спектакле «Суини Тодд, маньяк-цирюльник с Флит-Стрит» в Театре на Таганке.
— С Василием прекрасно сработались. Более того, мы планируем продолжить наши театральные отношения. Но пока не буду ничего конкретного об этом говорить. К слову, ребята из его команды Gazgolder, когда я с ними разговаривал после их концерта в Казани 9 июня, были очень удивлены, что я здесь никогда не был, и давай рассказывать, какой это прекрасный и замечательный город. Дали список мест, обязательных к посещению.
А Лариса Александровна обожает музыкальный театр. Она все-таки дебютировала не у меня, до этого были мюзиклы «Чикаго» и «Любовь и шпионаж». Сейчас мы придумываем новые истории, поскольку вместе нам хорошо работается. Она очень послушный артист, отличница абсолютно. Всегда приходит с выученными текстом и музыкой, и ничего, кроме радости, от работы с ней нет.
— Последние несколько лет для вас оказались очень плодотворными, за год успеваете поставить 6–9 спектаклей. Не теряется ли качество вместе с таким количеством?
— Во-первых, это крутая команда. У меня замечательный ассистент Дарья Борисова, которая уже состоялась как опытный режиссер. Мы с ней прошли огромный путь, это и МХТ имени Чехова, и Большой театр, и Театр на Таганке, и прочее. Во-вторых, это правильный тайм-менеджмент. Но в этом году я позволил себе (потому что для меня это было очень важно) «Кабаре. Пушкин» репетировать полгода, и у меня параллельно больше не было никаких работ. Поэтому в 2024-м в списке моих работ будет явно меньше названий.
С точки зрения качества все равно каждый спектакль «от команды Франдетти» — это определенный знак качества. Наша фирма веников не вяжет. Я понимаю, что мы не можем наших зрителей обманывать. Это всегда очень качественный спектакль с точки зрения и света, и звука, и костюмов, и декораций, и моего включения. Вопрос в другом. Конечно, не каждый спектакль является авторским высказыванием. Потому что я 9 раз в год не могу говорить о наболевшем. Тогда я был бы одной большой болезнью. Есть спектакли производственно необходимые, а есть спектакли, как «Айсвилль» в питерском театре «Приют комедианта», который мы придумывали пять лет. Вот это абсолютно авторское высказывание.
— Как вы относитесь к критике? Некоторые ваши высказывания на эту тему тиражируются и обсуждаются.
— К конструктивной критике всегда с большим удовольствием и радостью, она важна. На «Кабаре. Пушкин» пришел Владимир Георгиевич Урин (экс-директор Большого театра — прим. ред.) и после просмотра дал свои комментарии, которые для меня очень ценны, и я после этого что-то поменял в спектакле. А когда какие-нибудь говно-телеграм-каналы начинают поливать, я всегда отвечаю. На любое действие должно быть противодействие. Это не должно сходить с рук, если переходит в формат оскорбления. С другой стороны, нельзя на каждую критику обращать внимание, особенно на беспочвенную в духе «А мне не понравилось». Ну если не понравилось, так иди в задницу, гуляй по холодку.
«Я всегда говорю, что мой караван двигается, несмотря на саундтрек»
— Сейчас деятелям культуры приходится непросто, стало много «неравнодушных» людей, которые точно знают, какое искусство нужно сегодня России, а какое не нужно. И что, возможно, в стране есть вещи поважнее, чем учреждения культуры, на которые тратится столько бюджетных средств.
— Я бы этим людям сказал, что в Эрмитаж ходили даже во время блокады Ленинграда. Культура — это, пожалуй, единственное, что в самое сложное время вне зависимости от территории позволяет человеку оставаться человеком.
— Кроме того, сейчас принято обижаться на деятелей культуры, находить в их произведениях какие-то оскорбления кого-то или чего-то. Вы не чувствуете сужения пространства для творчества, не делаете ли каких-то сознательных самоограничений?
— Я всегда говорю, что мой караван двигается, несмотря на саундтрек. Время все расставит по своим местам. Пространства для работы стало еще больше. Я занимаюсь в общем развлекательным театром. И тот язык, на котором я говорю, должен быть очень понятен. Даже если это эзопов язык, то и он должен быть понятным. Естественно, какая-то коррекция смыслов происходит, но не происходит коррекции музыкального языка, и это важно. Подход изменился в том смысле, что если раньше я работал с огромным количеством лицензионного материала (ничего не стоило купить лицензию и поставить материал, который хочешь), то сегодня с этим, конечно, сложнее. Такое практически невозможно. Но мы придумываем что-то свое, как, например, было в случае со спектаклем «Франкенштейн» в Санкт-Петербургском театре музкомедии, когда практически при готовом спектакле у нас отозвали лицензию. Мы погрустили денек, а потом пошли писать свой собственный мюзикл «Франкенштейн». Пока мы живы, выход есть всегда.
— Важен ли театр для современного российского общества?
— В особенности с уменьшением кинопроката в театр люди стали ходить еще активнее. И тем важнее роль театра и то, о чем мы говорим со сцены, как и каким образом.
— Какое будущее ждет российский театр? Москва здорово опустела, уехали по разным причинам несколько топовых режиссеров, в Питере пока работают выдающиеся аксакалы вроде Додина или Фокина…
— Я не пророк и не могу сказать, какое у нас будущее. Говоря о том, что нас осталось немного, как говорит Моцарт Сальери в «Маленьких трагедиях» Пушкина: «Нас мало избранных, счастливцев праздных, пренебрегающих презренной пользой».