С. В. Крыжановский «Русская Зарубежная Церковь на стезях отступничества. Апостасия в РПЦЗ и исповеднический путь Катакомбной Церкви» (отр.):
«А в это время сталинопоклоннический психоз обуял значительное количество несоветскоподданных архиереев РПЦЗ В Северной Америке непосредственно в МП в 1946 г. ушли еп. Алексий (Пантелеев) Аляскинский и еп. Макарий (Ильинский) Бостонский. В ноябре 1946 г. там же состоялся печально известный Кливлендский собор, на котором митрополит Феофил (Пашковский) со своими единомышленниками объявил советского лжепатриарха Алексия I „нашим духовным главой“ и просил его сохранить „полную автономию Американской церкви“, на что тот и дал согласие. Немного позже к митр. Феофилу присоединился архиеп. Чикагский Леонтий (Туркевич).
В Иране к МП в 1945 г. отошла миссия РПЦЗ во главе с еп. Иоанном (Шлимон) Урмийским и Саламасским.
В Европе дела обстояли не лучше. В 1945 г. порвали все отношения с первоиерархом РПЦЗ митр. Анастасием и ушли в МП митр. Парижский Серафим (Лукьянов) и архиеп. Богучарский Серафим (Соболев). К тому же в 1950 г. перед самой своей смертью к „сергианам“ тайно присоединился и скандально известный митр. Серафим (Ляде).
Посмертное вскрытие его личного архива показало, что до того он дважды обращался к московскому патриарху с прошением принять его „в сущем сане“ в юрисдикцию МП, но тогда ответ был отрицательным. Так печально закончились эксперименты иерархов РПЦЗ по принятию к себе в общение в „сущем сане“ бывших обновленцев.
Наиболее драматично события развивались в Китае. Их стоит описать наиболее подробно, так как именно они дают ключ к пониманию причин и последствий уклонения епископов РПЦЗ в сергианство.
К 1945 г. в Китае находились следующие архиереи РПЦЗ: митрополит Мелетий (Заборовский) Харбинский, архиеп. Димитрий (Вознесенский) Хайларский, еп. Ювеналий (Килин) Цицикарский, еп. Иоанн (Максимович) Шанхайский, архиеп. Виктор (Святин) Пекинский и архиеп. Нестор (Анисимов) Камчатский, находившийся в Манчжурии.
В июне 1945 г. состоялось епископское совещание Харбинской епархии с участием митр. Мелетия, архиеп. Димитрия и еп. Ювеналия на предмет принятия сергианства. Результатом этого совещания стало решение просить патриарха Алексия I о переходе в Московский Патриархат. 26 июня 1945 г. совещание направило советскому патриарху Обращение, в котором говорилось:
“... Каждый из нас в эти долгие годы переживал великую душевную тяжесть, будучи оторван прошедшими событиями от нашей святой Матери родной Российской Православной Церкви. В настоящее же время, благодаря великой милости Господней, снова радостью забились сердца наши, ибо, почитая себя верными сынами святой Матери нашей Русской Православной Церкви (мы всегда в храмах наших поминали православное епископство Церкви Российские и Богохранимую страну Российскую) — мы снова имеем возможность возносить в молитвах наших имя Первосвятителя Церкви Российские — Святейшего отца нашего Алексия, Патриарха Московского и всея Руси, законного преемника Святейшего Патриарха Тихона, избранного Поместным Собором 1945 г., имеющего каноническую связь с прошлым Собором 1917–1918 гг. Всем этим великую радость и милость послал нам Господь, ибо не оставил нас сирых — воздвиг нам Отца, Свят. Патр. Московского и всея Руси, поминаемого ныне нами в наших молитвах в храмах наших за богослужением. Смиренно припадая к стопам Вашего Святейшества и испрашивая Вашего Первосвятительского благословения, усердно молим Ваше Святейшество раскрыть нам объятия отца, принять нас под высокую руку Вашего Первосвятительского окормления…“.
Дальше, как говорится, ехать некуда.
Этими же тремя иерархами было направлено восторженное письмо лично И. В. Сталину, а в сент. 1945 г. послана телеграмма ему же в духе лучших „сергианских“ традиций:
„Да благословит и укрепит Вас Господь, дорогой Иосиф Виссарионович, на дальнейшие труды на благо нашей Родины и даст Вам сил и здоровья на многие и многие лета!“.
На это Сталин ответил своей телеграммой:
„Прошу передать православному русскому духовенству и верующим города Харбина мой привет и благодарность за заботу о детях и о семьях Красной Армии“.
Пекинская епархия, ввиду неблагоприятной политической обстановки в Китае, тот же вопрос решала самостоятельно. 31 июля 1945 г. еп. Иоанн (Максимович) в письме архиеп. Виктору убеждал того принять московскую юрисдикцию:
„... После решения Харбинской епархии и в виду отсутствия сведений о Заграничном Синоде в течение ряда лет, иное решение нашей Епархии сделало бы ее совершенно независимой, автокефальной епархией. Канонических условий для такой независимости не имеется, так
как сомнений в законности <...> признанного Патриарха не имеется. Отношения с той церковной властью также делаются возможными, так что неприменим Указ от 7 ноября 1920 г. <...> Возношение же имени Патриарха <...> необходимо Вашим Указом ввести безотлагательно во всей епархии“, что и было сделано.
За Харбинской и Пекинской епархиями последовал и архиеп. Нестор Камчатский, который ранее, до 1931 г., уклонялся к „евлогианам“ и признавал митр. Сергия (Страгородского), сохраняя верность ему, но затем вновь вернулся в РПЦЗ.
7 декабря 1945 г. патриарх Алексий отправил в Харбин митр. Мелетию следующую трогательную телеграмму:
„...С отеческой радостью и любовью принимаем в лоно Матери-Церкви архипастырей, клир и мирян Харбинской, Камчатско-Петропавловской и Китайско-Пекинской епархий...“.
С особенным восторгом это решение советского лжепатриарха было воспринято еп. Иоанном (Максимовичем), который не только поминал его за богослужениями как главу всей Русской Церкви, но даже служил благодарственные молебны о победе Красной Армии (как раз тогда, когда смершовцы рекою лили кровь русских людей в Европе, а Сталин наполнял свои застенки „изменниками родины“) и собирал пожертвования для МП. В своем Послании Шанхайской пастве еп. Иоанн писал:
„... Сообщения о беспрепятственном восстановлении канонически-молитвенного общения с Московской Патриархией <...> искренно нас порадовало, ибо в том мы узрели начало взаимного понимания между двумя частями (!) Русской Церкви, разделенными границей <...> Стремясь к единой общей цели и действуя отдельно, <...> Церкви внутри России и за рубежом успешнее смогут достигать как общую, так и свои особые задачи, имеющиеся у каждой из них, пока не настанет возможность полного их объединения“.
Конечно, не все в Китае последовали этим безобразиям. Около двух десятков клириков отказались наотрез поминать „сергианского“ патриарха за богослужениями. Вскоре все они очутились „в местах, не столь отдаленных“... А вот среди отступников оказались, например, такие „знаменитости“, как будущий первоиерарх РПЦЗ архим. Филарет (Вознесенский), будущий долголетний главный редактор идеологического рупора РПЦЗ журнала „Православная Русь“ свящ. Кирилл Зайцев (архим. Константин) и др.
Но вот, что бросается в глаза при ближайшем рассмотрении означенных событий. Это полная беспринципность дальневосточных архиереев и ничем необъяснимая полная утрата ими всякого духовного рассуждения. Утверждение, что они были введены в заблуждение и дезинформированы со стороны советских церковных властей о будто бы наступивших переменах в СССР и о даровании населению Сталиным полных религиозных свобод, является не более чем грубой натяжкой или просто мистификацией. Непонятно, как можно было на слово поверить сомнительным посланцам, разъезжавшим по Китаю в неизменном сопровождении сотрудников НКВД, не взирая на то, что власть в СССР оставалась все той же — богоборческой? Как могли лица, облеченные высоким духовным саном, не проверив голословной информации, поддаться явному бесовскому обольщению — лживой советской пропаганде? С другой стороны, какое было основание признавать над собой главенство „сергианского“ церковноначалия, предварительно не убедившись, что оно перестало быть „сергианским“ и сделалось истинно-православным? Вот те немногие вопросы, на которые хотелось бы получить хоть мало-мальски правдоподобный ответ от „сергианствующих“ архиереев РПЦЗ.
Как видно из посланий еп. Иоанна (Максимовича), мотивы объединения дальневосточных архиереев с „сергианами“ имели чисто законническую, юридическую платформу. Предлагалось подчиниться советскому „патриарху“ только потому, что, видите ли, некому стало подчиняться. По разумению Иоанна (Максимовича) и иже с ним, разрыв с МП считался лишь формальным: Синод РПЦЗ и „сергиан“ только „разделяла граница“, а задачи были „общие“; при этом канонически Зарубежная и Советская церкви мыслились как „две части“ одной Русской Церкви, которые могут „беспрепятственно“ объединиться, лишь только этому будет благоприятствовать внешнеполитическая обстановка. Вопрос наличия в Московской Патриархии ереси „сергианства“ настолько никого не волновал, как будто ереси этой и вовсе никогда не существовало. Надо полагать, столь же абстрактными принципами руководились и перешедшие в МП архиереи из Европы и Сев. Америки. Все это только подтверждало изначальную идеологическую установку РПЦЗ по отношению к „сергианам“, и я смею утверждать, что главной причиной и даже виной происшедшего отступничества явилось упорное нежелание руководства РПЦЗ анафематствовать „сергиан“, как это сделала Истинно-Православная Церковь в России.
Вскоре, однако, после принятия всеми дальневосточными архиереями в Китае патриархийной юрисдикции наметился церковный раскол, который возглавил архиеп. Иоанн (Максимович). Последний, в отличие от остальных архиереев (будучи еvреем и хорошо понимая, внутреннюю суть советской власти и чем она опасна — прим.), отказался принять советское гражданство, а затем, по требованию митр. Анастасия, с которым восстановил связь, прекратил поминовение Московского патриарха (архиеп. Иоанн поминал его на ряду с именем митр. Анастасия). В 1949 г. ему с большим трудом удалось покинуть захваченный коммунистами Китай. Однако, уже будучи в Европе, архиеп. Иоанн продолжал состоять с патриархом Алексием в переписке. В США архиеп. Иоанн приобрел себе множество противников (в числе них были и некоторые архиереи РПЦЗ), которые небезпочвенно обвиняли его в „коммунистических симпатиях“ и „приверженности красным“, так как, „служа в Шанхае, он поминал Патриарха Московского и одобрил желание одного из своих близких прихожан вернуться в Советский Союз“, т. е. на верную гибель. Противников архиеп. Иоанна крайне возмущало, что он постоянно „сослужил с клиром Московской Патриархии, "евлогианской" церковью, церквями с новым календарем“. Максимович всеми своими действиями настолько возбудил к себе неприязнь в народе, что люди не только открыто обличали его в нечестии, но и даже плевали ему прямо в лицо. Архиеп. Серафим Чикагский „утверждал, что знает архиеп. Иоанна очень давно и готов засвидетельствовать последнего как параноика“.
Но что же из того? — могут задать мне справедливый вопрос прочитавшие эту главу. — Мало ли за историю Церкви было случаев, когда от истины Христовой отпадали те или иные лица, пусть даже и епископы? Разве может быть виновна вся Церковь (в данном случае — Русская Зарубежная) в их грехе?
Что ж, вопрос очень даже уместный. Но здесь есть одно большое НО... Дело в том, что до сегодня мы не можем обнаружить ни одного упоминания о том, чтобы перешедшие в Патриархию епископы были подобающе наказаны Архиерейским Синодом или Собором РПЦЗ. Никто из уклонившихся в „сергианство“ не был лишен сана и осужден. От заграничного церковного руководства, насколько известно, не последовало и простого запрещения в священнослужении. Но даже если бы таковые меры прещений и существовали, это ничуть не оправдывало бы РПЦЗ, ибо её официальная экклезиология сама по себе располагала к духовному падению нетвердых в вере. Отсюда все соблазны, происходившие от перебежчиков. Например, упоминаемый мной выше митр. Серафим (Лукьянов) беспрепятственно вновь был принят в РПЦЗ 1/14 дек. 1949 г. через какое-то странное тайное „письменное покаяние“, но в 1954 г. опять отошел к „сергианам“. Подобным же образом метался туда-сюда и архиеп. Нестор Камчатский.
На практике, как в до-, так и в послевоенное время РПЦЗ поддерживала молитвенное общение с „Американской Митрополией“ и „евлогианами“, несмотря на то, что обе эти юрисдикции считали себя духовно едиными с МП. Например, в 1943 г., после избрания митр. Сергия (Страгородского) „патриархом“, Совет Американской Митрополии сделал распоряжение возносить его имя за богослужением. Под этим постановлением подписались также и епископы РПЦЗ: Виталий (Максименко) и Тихон (Троицкий). Позднее, в дек. 1950 г., митр. Анастасий посетил Покровский собор Митрополии, где с большой помпой был встречен её „духовенством“, проследовал в раскрытые царские врата и приложился к престолу. То же самое им было предпринято и весной 1951 г., когда он посетил Свято-Троицкий кафедральный собор Митрополии в Сан-Франциско, где 16 мая сослужил с еп. Иоанном (Шаховским). Подобное общение продолжалось открыто вплоть до 1971 г., т. е. до того момента, когда Американская Митрополия получила от МП „автокефалию“. И только после этого Собор РПЦЗ постановил:
“... Усматривая [в получении Американской Митрополией автокефалии из Москвы] <...> большой грех против порабощенной <...> Русской Церкви, Архиерейский Собор определяет: впредь (!) как духовенству, так и мирянам, не иметь молитвенного и богослужебного общения с иерархией и клиром Американской Митрополии“.
Таким образом, мотивом к разрыву, опять-таки, послужили чисто юридические, но никак не духовные, не экклезиологическия причины.
<...>
<...> Не лишним было бы также заметить, что массовый отход архиереев РПЦЗ в Московскую Патриархию явился мощным толчком к принятию в РПЦЗ сразу 12-ти „сергианских“ епископов из Украинской и Белорусской Автономий, дабы хоть чем-то компенсировать свои значительно поредевшие кадры».
P. S. В реальности ИПЦ никогда не были духовными церквами-сестрами с РПЦЗ, хотя последние и подчеркивали неоднократно свое якобы единство с гонимой Церковью Российской, разумея подпольную ИПЦ. А в 90-е РПЦЗ просто утопило остатки ИПЦ, создав параллельные катакомбы под управлением чуждых Православию подставных лиц. Надо признать, что левые куда успешнее и быстрее правых в устроении земных дел. Хитрости и шустрости у них не отнять.
Если всмотреться, то угасание духовной христианской жизни происходило всюду среди русских — по всему миру, весь последний век.
Все, даже подпольные ИПЦ, пошедшие от епископов предателей-февралистов (иосифляне, уаровцы, климентовцы, андреевцы и т. д.), вымерли практически бесследно, не оставив после себя никого.
Ниточка тонюсенькая преемства потянулась лишь одна — от Серафима Поздеева-Романова из Соловков. И все. От неё родились на свет через митр. Геннадия несколько катакомбных веточек. Как от срубленного некогда гигантского древа из пня проросли три–четыре слабеньких росточка.
Все должно восстать и возродиться от одного-единственного епископа законного, имеющего апостольское преемство (после эрефско-турецкой войны).