Найти тему

Крымская война - крестовый поход против Россиии: Тютчев о религии как государственной силе

Современные исторические исследования показывают, что глобальное противостояние России и Европы в Крымской войне имело серьезную православную составляющую.

Идеолог Восточной войны кардинал Сибур, архиепископ Парижский, утверждал: «Война, в какую вступила Франция с Россией, не есть война политическая, но война священная. Это не война государства с государством, народа с народом, но единственно война религиозная. Все другие основания, выставляемые кабинетами, в сущности, не более как предлоги, а истинная причина, угодная Богу, есть необходимость отогнать ересь Фотия (раскол между константинопольской патриархией и папством) укротить, сокрушить ее. Такова признанная цель этого нового крестового похода, и такова же была скрытая цель и всех прежних крестовых походов, хотя участвовавшие в них и не признавались в этом».

«Крестовым походом» на Россию называет это противостояние еще задолго до начала войны Федор Тютчев. Поэт еще в 1848 году ставил вопрос о том, сумеет ли враждебная России сила создать «вооруженный и дисциплинированный крестовый поход против нас и бросит ли вновь, как в 1812 году, весь Запад против нас, — вот вопрос, который должен обнаружиться».

Этим мыслям суждено было слишком подтвердиться и в новейшей истории.

Воспринимая Запад как христианский мир, Тютчев глубоко ощущал своеобразие русского Православия. После возвращения в Россию в 1844 году он все более убеждался, что именно Православие – один из залогов будущего его родины. Почему? В России, считал поэт, в отличие от Запада, развита способность подчинять частные интересы общим, так как православная этика отвергает индивидуализм.

В Европе Тютчев с тревогой отмечал оскудение человеческого в человеке и подмену ценностей. Именно религиозное, духовное искусство, отражающее коренные христианские ценности, представления о судьбе и назначении человека и человечества, когда-то притягивало его. Но все больше и глубже выстраивалась в его сознании Европа корыстных побуждений, усредненных стандартов и мельчающего вкуса.

В письме к старшей дочери Анне [август 1866] он с тревогой писал о кризисе европейского мира: «Распад этот может завершиться только хаосом, размеры и длительность которого трудно точно определить. Только Россия, если бы она осознавала, чем является, могла бы указать выход из этого сложного положения».

29 декабря 1866 года Тютчев посетил князя Горчакова, который читал ему «Исторический обзор действий Римской курии, разрешившихся прекращением дипломатических отношений между Папским престолом и Императорским кабинетом и отменой конкордата 1847 г.». 17 ноября 1866 года разрывом дипломатических отношений завершился длительный конфликт между Россией и Ватиканом по вопросу о правах католического духовенства в Царстве Польском. Вслед за тем в Ватикане был издан сборник документов, подбор которых имел целью возложить на русское правительство ответственность за прошедший разрыв. Составленный канцлером Горчаковым «Исторический обзор…» содержал дипломатическую переписку между Петербургом и Ватиканом по этому вопросу и должен был доказать предвзятость Ватикана. 7 января 1867 году он был разослан по всем дипломатическим представительствам России с предписанием придать ему широкую огласку.

Поэтому поэт «советовал» Горчакову опубликовать документ в русской периодической печати, и канцлер последовал его совету.

В декабре 1866 года поэт написал стихотворение в связи с восстанием на острове Крит против турецкого ига:

Ты долго ль будешь за туманом
Скрываться, Русская звезда,
Или оптическим обманом
Ты обличишься навсегда?
Ужель, навстречу жадным взорам,
К тебе стремящимся в ночи,
Пустым и ложным метеором
Твои рассыплются лучи?
Все гуще мрак, все пуще горе,
Все неминуемей беда —
Взгляни, чей флаг там гибнет в море,
Проснись — теперь иль никогда.

Дочь поэта Мария писала, что жена английского посла леди Бьюкенен допустила «обмолвку», сообщив, что в Петербурге состоялся «бал в пользу кретинов вместо «христиан». Тютчев был крайне возмущен этой якобы оговоркой и воспринял ее как сознательный сарказм, так как злословие и позиция европейских держав (прежде всего Англии) по отношению к восстанию кандиотов были хорошо известны. В ответ на это он 31 декабря 1866 г. написал:

И что ж теперь? Увы, что видим мы?
Кто приютит, кто призрит гостью Божью?
Ложь, злая ложь растлила все умы,
И целый мир стал воплощенной ложью!..
Опять Восток дымится свежей кровью,
Опять резня… повсюду вой и плач,
И снова прав пирующий палач,
А жертвы… преданы злословью!

Тютчев был убежден, что Россия как христианская Держава обязана была вступиться за братьев по вере, которая подверглась жестоким притеснениям турок. Нападки на православие он воспринимал как подрыв государственных устоев. В январе 1867 года он подписал циркулярное письмо по ведомству Цензуры Иностранной о запрещении сочинения «О православном белом и черном духовенстве в России» (в двух томах. Лейпциг, 1866), как резко враждебного по отношению к православию. Тютчев тщательно следил за появлением подобных выпадов и в январе того же года отметил статью в «Москве» (Аксаков) о противостоянии католицизма и православия, в которой вопрос был освещен вернее и глубже, по его мнению.

В феврале последовало второе предостережение газете «Москва» за подобные идеи, и Тютчев передал дочери Анне суждение императрицы Марии Александровны: «…вражда этой клики как раз лучше всего рекомендует газету и является лучшим доказательством ее необходимости». (Это мнение императрица высказала Валуеву).

В отчете за 1866 год Тютчев немногие «вредные произведения, подвергшиеся запрету», отметил как произведения о проблемах религиозного мировоззрения, «против учения христианской религии и церкви». В марте он вновь сообщал Анне, что две статьи (о положении православной церкви в Остезейском [Прибалтийском крае] избежали цензурного преследования только благодаря вмешательству Марии Александровны.

Зная заинтересованность Тютчева, Н.В. Адлерберг послал ему свою книгу «На востоке. Наблюдения и размышления»: «…она имеет целью ознакомить на всеобщем европейском наречии не русских с русской религией, с чистотою православных чувств, порицаемого, непонятного иностранцам, коренного христианского вероисповедания».

4-5 августа 1867 Тютчев с Н. В. Сушковым находился в Троице-Сергиевой Лавре на торжествах в честь юбилея митрополита Филарета, на приеме («в двух шагах от его кресла»), на богослужении в Успенском соборе. Личность Филарета поражала Тютчева своей «бесспорной нравственной силой», в его лице он видел «истинное торжество духа». Филарет [1782-1867], в миру Дроздов Василий Михайлович, видный церковный деятель. С 1812 года – профессор богословских наук и ректор Петербургский духовной академии. С 1826 – митрополит Московский и Коломенский, в 1994 году канонизирован. Тютчев писал о нем: «Маленький, хрупкий, изможденный…, однако со взором полным жизни и ума, он господствовал над всем происходившим вокруг него».

В апреле 1868 года Тютчев снова обсуждал с Горчаковым передовые статьи «Москвы» о свободе совести и взаимоотношениях православной церкви с государственной властью. Он надеялся, что серия задуманных Аксаковым статей о Римском соборе, о папстве и православии будет продолжена. Главная мысль, по его мнению, - «главный порок Римской церкви» - отрицание свободы совести, возведенное в принцип и узаконенное как Догма». Отсюда, полагал Тютчев, следует «право и даже обязанность протестовать против той полноты власти, которую присваивает себе Рим».

Был день, когда господней правды молот
Громил, дробил ветхозаветный храм,
И, собственным мечом своим заколот,
В нем издыхал первосвященник сам.
Еще страшней, еще неумолимей
И в наши дни — дни божьего суда —
Свершится казнь в отступническом Риме
Над лженаместником Христа.
Столетья шли, ему прощалось много,
Кривые толки, темные дела,
Но не простится правдой бога
Его последняя хула…
Не от меча погибнет он земного,
Мечом земным владевший столько лет, -
Его погубит роковое слово:
«Свобода совести есть бред!»

Тютчев назвал это стихотворение «Энциклика» - Послание Папы Римского Пия I, осуждавшее, в частности, свободу совести. В нем поэт напоминает о разрушении Иерусалимского храма римлянами в 70 г.

В июле 1868 года в письме к дочери Анне Тютчев сообщает о новом митрополите Московском Иннокентии и убеждает Аксакова в необходимости заручиться его поддержкой в задуманной им пропаганде идеи созыва в Киеве Собора православных церквей – в противовес объявленному Ватиканом Вселенскому собору в Риме. Поддерживавший Тютчева в этом вопросе В. Ф. Одоевский отмечал в дневнике (Москва, август): «Мы с Тютчевым должны отстаивать дело религии (какой бы то ни было), как государственной силы».

В ноябре 1868 года Тютчев в письме к обер-прокурору Свят. Синода Д. А. Толстому протестовал против решения Петербургского Комитета Цензуры духовных книг, запретившего к продаже в России второго тома сочинений А. С. Хомякова («Сочинения богословские»): «Не побоюсь сказать, что такое решение воистину позорно. В кои-то веки появилась у нас книга, содержащая в высшей степени разумную похвалу православной церкви, православной доктрине, книга, которая произвела глубокое и самое выгодное для православия впечатление на крупнейших богословов диссидентской Европы. И эта-то книга изымается из обращения - не в Риме, а в самой России; неужели подобному проявлению чудовищной косности не воспротивится ум?».

О благотворном влиянии на умы сочинений Хомякова писала в своих дневниках Анна Тютчева, переехавшая в Россию на постоянное проживание уже взрослой барышней: «Ко времени моего приезда в Россию религиозный интерес был во мне преобладающим. В Мюнхенском институте католическое патеры, само собой разумеется, пустили в ход все возможные средства, чтобы привлечь меня к католицизму. Но та несколько искусственная экзальтация не имела характера глубокого и сознательного убеждения и не могла не рассеяться под влиянием умственного развития. Постепенно я стала понимать наши молитвы и проникаться красотой православных обрядов. Два или три года спустя одна брошюра – небольшой религиозный трактат о нашей церкви, яркий и вдохновенный, произвела целый переворот в моем нравственном сознании. Это краткое изложение догматов нашей церкви Ал. С. Хомяковым». Дочь Тютчева была уверена, что этим страницам предстоит огромное будущее; они явятся тем невидимым звеном, благодаря которому западная религиозная мысль, измученная отрицанием и сомнением, сольется с великой идеей церкви, - церкви истинной православной, церкви идеальной, основанной Христом. «Я никогда не забуду. – писала Анна, - какой лучезарной радостью исполнилось мое сердце при чтении этих страниц… Таким образом, моя душа и мое сердце сроднились с Россией благодаря брошюрам Хомякова. Я окончательно привязалась к своей новой родине после пребывания в деревне отца в Орловской губернии».

Нужно сказать, что духовные книги были существенной частью семейной библиотеки Тютчева. Хорошо известны переводы проповедей митрополита Филарета (Дроздова), выполненные Екатериной Тютчевой. Книга вышла в свет в Лондоне в начале лета 1873 года и содержала краткую биографию митрополита и более тридцати его проповедей.

Следует отметить, что все потомки поэта, «мурановцы», отличались искренностью и глубиной веры. В письме к Екатерине (5 декабря 1870) в ответ на ее размышления о чувстве христианского смирения Тютчев писал: «...смирение, о котором ты говоришь, - высокое христианское чувство, приличествующее по отношению к Богу, очень трудно соблюдать во взаимоотношениях с себе подобными – и не из чувства собственной гордости, - нет, разумеется, нет, - а потому, что прекрасно сознаешь, сколь несовершенным и убогим творением является, в сущности. Каждый из нас».

Вопросы взаимоотношений Церкви и Государства интересовали Тютчева в последние годы его жизни особенно сильно: «…вопрос, разрешение которого наше Православие требует на протяжении веков, но, увы, безрезультатно».

В марте-апреле 1872 года он присутствовал на двух заседаниях Православного общества Петербурге.

В сентябре 1871 года профессор Петербургской духовной академии И. Т. Осинин (1833-1887) присутствовал на проходившем в Мюнхене конгрессе представителей католической оппозиции Папе Римскому, где был принят как делегат православной церкви, хотя официально таковым не являлся. Профессор Мюнхенского университета Иоганн Дёллингер (1799-1890) возглавил группу немецких богословов, заявивших протест против догмата «непогрешимости» Папы, а затем стал один их организаторов конгресса представителей католической оппозиции Папе Римскому [Мюнхен, сентябрь 1871]. На этом конгрессе была образована независимая от Ватикана церковная организация («старокатолики»). Тютчев настаивал на том, чтобы Аксаков выступил в печати по вопросу об этом расколе в католической церкви.

«Доказательство нашей умственной апатии – глубокое равнодушие, с которым было встречено потрясающее известие о расколе, происшедшем в самом сердце православия, в Константинополе. 11 мая 1872 года экзарх болгарской православной церкви созвал поместных собор 29 августа 1872 года. Собор объявил болгарскую церковь схизматической (раскольнической). Это событие чревато самыми серьезными последствиями. Вот мы и опустились до уровня римского католицизма, и падение наше было вызвано сходными причинами: безбожием человека, кощунственно превращающего религию в орудие того, что менее всего на свете с ней связано, в орудие стремления к политическому господству. И то, что единство церкви принесено в жертву подобным соображениям, что раскол стал политическим орудием в руках партии, что традиции грубо попираются самой деятельностью законной власти, - все это ставит нас в самое сложное и самое невыгодное положение по отношению к сильному католическому движению на Западе [Тютчев имеет в виду движение старокатоликов]. Где теперь спасительная гавань, которую православная церковь сулила всем, кто терпит поражение на корабле католицизма? Что сталось со всеми нашими обещаниями? – Скоро мы увидим, способна ли православная церковь найти в себе самой средства исцеления ран, ей нанесенных. Достойно сожаления, что наша дипломатия в Константинополе не сумела ничего предусмотреть, и совершенно естественно возникает вопрос: какой же прок от подобной дипломатии? Но вопрос «какой же прок?» можно было бы задавать столь часто, что лучше не задавать его вовсе».

В июле 1871 года Тютчев сообщал в письме к дочери Анне о желании опубликовать стихотворение «Ватиканская годовщина» в «Беседе» или в «Русском вестнике», но опубликовано оно было в журнале «Гражданин» (№3.17 янв. 1872). В нем развернута мысль поэта о Риме, разорвавшем «последнее звено, связывающее его с православным преданием вселенской Церкви». Тютчев вскрывает логику «постепенного развития скрытого в нем порока», приведшего к прорыву в Запад антихристианских сил и в итоге к революционным взрывам.

Был день суда и осужденья –
Тот роковой, бесповоротный день,
Когда для вящего паденья
На высшую вознесся он ступень, –
И, божьим промыслом теснимый
И загнанный на эту высоту,
Своей ногой непогрешимой
В бездонную шагнул он пустоту, –
Когда, чужим страстям послушный,
Игралище и жертва темных сил,
Так богохульно-добродушно
Он божеством себя провозгласил…

Тютчев в обращении к Аксакову указывал на «роковое значение мнимо вселенского собора: «Рим, в своей борьбе с неверием, явится с подложною доверенностию от имени Вселенской Церкви. Наше право, наша обязанность – протестовать противу подлога».

О новом бого-человеке
Вдруг притча создалась — и в мир вошла,
И святотатственной опеке
Христова церковь предана была.
О, сколько смуты и волнений
Воздвиг с тех пор непогрешимый тот,
И как под бурей этих прений
Кощунство зреет и соблазн растет.
В испуге ищут правду божью,
Очнувшись вдруг, все эти племена,
И как тысячелетней ложью
Она для них вконец отравлена́.

Тютчев был уверен, что «в среде католичества есть два начала, из которых в данную минуту одно задушило другое: христианское и папское». Первому, «если ему удастся ожить, Россия и весь православный мир не только не враждебны, но и вполне сочувственны. Между тем как с папством раз навсегда нет никакой возможности ни для сделки, ни для мира, ни даже перемирия». Папа «в отношении к России всегда будет поляком, в отношении к православным христианам на Востоке будет туркою».

И одолеть она не в силах
Отравы той, что в жилах их течет,
В их самых сокровенных жилах,
И долго будет течь, — и где исход?
Но нет, как ни борись упрямо,
Уступит ложь, рассеется мечта,
И ватиканский далай-лама
Не призван быть наместником Христа.

Чем сегодня важен и нужен для нас Тютчев? Сегодня, когда мы вновь переживаем «минуты роковые», крайне необходима опора на тех, кто видел истинное призвание России в этом мире – быть православной и верной своим традициям и устоям даже в моменты жестоких испытаний и страданий и тем послужить примером для остального мира. Даже если этот мир ополчается на нас.

Поймет ли мир, оценит ли его?
Достойны ль мы священного залога?
Иль не про нас сказало божество:
«Лишь сердцем чистые, те узрят бога!»

Н. Г. Дебольская, научный сотрудник музея-заповедника Ф. И. Тютчева "Овстуг".

Подписывайтесь на музей-заповедник Ф. И. Тютчева «Овстуг» в соцсетях: