Цусима. Помнится в детстве на полке книжного шкафа книга с таким названием. Автор вроде бы Новиков-Прибой, революционный матрос-народник, взявшийся осознать катастрофу своего флота. Толстая такая книга, добротная. Я так и не осилил всю. С поражением русского флота в Японском море тоже вот версий набросали множество – и крейсеры не те, и порох, и матросы, и адмирал. Авторов нужно понять и простить, всё же Цусима – крупнейшее морское поражение в истории парового флота, такие травмы стране нужно чем-то объяснять или хотя бы забалтывать.
Получают же за что-то свои деньги психологи и коучи?
Вот и у царя Ивана была такая битва, доблестными нашими (и соседскими) историками объясненная и заболтанная одновременно. А потому и максимально мутная, ну да вы знали, какой канал открывали.
Битва, о которой я хочу сегодня рассказать по-своему уникальна. Она разделена надвое в рамках отечественной и соседской историй. Даже названий два: в российской историографии это битва при Чашниках, в литовской/белорусской/польской битва при Улле. Участники одни и те же, результат никто не оспаривает, но описание с двух сторон отличается кардинально.
Описывая историю правления Грозного, я часто упоминал ее. Почему? Потому что она важна не только сама по себе, а еще и в контексте внутренних разборок участников. Причем именно в этом контексте оказалась удивительно значимой, запустив в России усобицу, закончившуюся Опричниной, а для Литвы отсрочив на несколько лет Люблинскую катастрофу.
Давайте коротко вспомним, как оно было.
Начнем с русской версии. В январе 1564 года после истечения перемирия с Литвой сразу две русские армии двинулись в литовские пределы. Из Полоцка по направлению к Орше двигалась армия полоцкого наместника Петра Шуйского с большим обозом и артиллерией, из Смоленска шла армия Петра Серебрянного-Оболенского. Цели похода были обозначены как набег. Верится в это (с учетом огромного обоза у Шуйского) с трудом. Да и вообще, специализация у князя была другая.
Его имя вычеркнули из списка величайших полководцев России, точнее так и не вписали в него, перечеркнув все успехи Ульской конфузией. Но по праву – оно должно быть в этом списке.
На всякий случай – вот его краткая биография.
В летописях он появляется в 1542 году, когда его отец и дядя совершили военный переворот и отстранили от власти митрополита Иосафа и первого боярина Ивана Бельского.
Пометки на полях.
Так это время запомнилось Грозному. Написано вскоре после смерти князя Петра.
«Тем временем князь Василий и Иван Шуйские самовольно навязались мне в опекуны и таким образом воцарились; тех же, кто более всех изменял отцу нашему и матери нашей, выпустили из заточения и приблизили к себе. А князь Василий Шуйский поселился на дворе нашего дяди, князя Андрея <…> Нас же с единородным братом моим, в бозе почившим Георгием, начали воспитывать как чужеземцев или последних бедняков. Тогда натерпелись мы лишений и в одежде и в пище. <…> Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас и не взглянет <…> Все расхитили коварным образом: говорили, будто детям боярским на жалованье, а взяли себе<…> А о казне наших дядей что говорить? Всю себе захватили».
Конец пометок на полях.
После смерти отца и дяди и отстранения Шуйских от власти побывал в кратковременной опале, но был возвращен из нее митрополитом Макарием.
В 1547 году поймал бежавших из Москвы бояр Михаила Глинского и Ивана Турунтай-Пронского. Разборки в том году были знатные, и князь Петр был на стороне победителей. Если упрощать – княжата (в том числе Шуйские) хотели воевать с Крымом и Казанью, бывшие литовские эмигранты – с Литвой. Среди ошибшихся стороной и растерзанных толпой повстанцев был в том числе дядя царя Юрий Васильевич Глинский.
Аналогия с Лжедмитрием I напрашивается сама собой.
А победители, включая Александра Горбатого-Шуйского и Петра Шуйского, повели полки на север. Причем если первый был специалистом по полевым разгромам татарских армий (самая известная его победа – в битве на Арском поле в 1552), то второй прославился строительством и взятием крепостей. Именно он построил Свияжский и Казанский кремль. Он же активно участвовал в штурме Казани и был ее первым наместником и воеводой. Горбатого тоже не обидели, он фактически стал главой правительства (Боярской Думы). С царем Иваном оба в период штурма ссорятся.
Пометки на полях.
В Казани об этом не очень любят вспоминать, но их кремль построили псковские мастера по образу и подобию северной твердыни. Памятник мастерам притаился в сквере неподалеку от здания местного правительства. Строили подчиненные бывшего псковского наместника Петра Шуйского. А вот памятника самому князю Петру, ее первому русскому воеводе, в Казани нет. Как и улицы, площади или хотя бы сквера. Жаль.
Конец пометок на полях.
В процессе князь Шуйский активно местничал с будущим победителем при Молодях Воротынским и менее известным Темниковым-Ростовским, большим другом Захарьиных.
С 1558 года именно он стал самым эффективным русским воеводой победоносной войны с Ливонским орденом. В 1558 году он взял Юрьев (Дерпт/Тарту) и Сыренск (Васкнарва/Нейшлос), ставшие центром тогдашних русских владений в Прибалтике.
Пометки на полях.
У городов в исторической Ливонии по два-три названия – местное, русское и немецкое. Таллин/Ревель/Колывань – как пример. Привожу все. Так длиннее, но по опыту, понятнее.
Конец пометок на полях.
В 1559 году во время бурных дебатов в тульском лагере выступал против большого похода в степь и за продолжение прибалтийской войны. Александр Горбатый, Воротынские, Шереметьев-Большой и Адашев были за, но удивительным образом остались в меньшинстве.
А Петр Шуйский тогда же в 1559 году взял зимой Алысту (Алускне/Мариенбург), Вильяну (Вильянди/Феллин), Адажи (Нейермюлен), Крепет. В окрестностях последнего разгромил и взял в плен магистра Ливонского ордена Фюрстенберга. Финалом похода стало разорение Эстляндии со взятием Раковора (Раквере/Везенберг). Год спустя он же (когда не мешал царский племянничек Мстиславский) взял Оберпален (будущая столица ливонского короля Магнуса) и Тарваст.
Итого 23 города взято, устояли только Коывань(Ревель/Таллин) и Кесь (Цесис/Венден). Все полевые сражения им также выиграны без шансов для Ордена. Сопоставимые успехи случились лишь у его сына в 1577 (их припишут Грозному) и у Бориса Шереметьева в 1700-х (но там и поражения случались).
В ноябре 1562 года в полоцком походе руководит большим полком армии Владимира Старицкого. После взятия Полоцка именно он стал наместником города. Все эти четыре года он очень неохотно реагирует на приказы царя Ивана (как пример игнора – не пытался взять Ревель в 1559 вопреки прямым многократным требованиям царя). А вот с Владимиром Андреевичем Старицким он скорее ладит, и под Казанью, и под Полоцком двоюродный брат царя – его формальный начальник и конфликтов нет.
Подведу краткий итог.
Петр Шуйский – опытный и удачливый воевода, большой специалист осадного дела. Он несколько лет успешно воюет в Литве и Прибалтике. За его плечами – богатые Новгород и Псков с их амбициями расширения балтийской торговли. Основа его армии – новгородская кованая рать (лучшая тяжелая кавалерия страны) и псковские мастера осадного дела.
Ульское поражение станет для него первым (и единственным) в карьере.
Вот как его описывает Карамзин.
«Но Князь Петр Шуйский , завоеватель Дерпта, славный и доблестию и человеколюбием, как бы ослепленный роком, изъявил удивительную неосторожность: шел без всякого устройства, с толпами невооруженными; доспехи везли на санях; впереди не было стражи; никто не думал о неприятеле — а Воевода Троцкий, Николай Радзивил, с двором Королевским, с лучшими полками Литовскими, стоял близ Витебска; имел верных лазутчиков; знал все, и вдруг близ Орши, в местах лесных, тесных, напал на Россиян. Не успев ни стать в ряды, ни вооружиться, они малодушно устремились в бегство, Воеводы и воины. Несчастный Шуйский заплатил жизнию за свою неосторожность. Одни пишут, что он был застрелен в голову и найден мертвый в колодезе; другие, что Литовский крестьянин изрубил его секирою. <…> Тело Шуйского с торжеством отвезли в Вильну».
Историю про небрежного дурака-воеводу, армия которого везла в санях доспехи вблизи от крупных масс вражеской кавалерии взята из летописи.
…шли не по государскому наказу, не бережно и не полки, и доспехи свои и всякой служебной наряд везли в санех
С одной стороны в Москве этим объясняли всякое поражение, с другой сквозь строчки прямо прорывается раздражение царя на гордого воеводу.
Похожие вещи говорит и принимающая сторона в лице князя Радзивилла-Рыжего.
Пометки на полях.
Из письма Радзивилла-Рыжего королю и сейму.
В это время я с моим войском стоял в Лукомле, городе Литовском, находящемся недалеко от Полоцка и на расстоянии семи миль от Улы, и хотя в сравнении с неприятелем был действительно слаб, но стыд и позор, причиненные мне и всей нашей нации и нашему имени отнятием у нас города и области Полоцкой, побудили меня, наконец, двинуться против неприятеля и близ самой Улы встретиться с ним лицом к лицу.
Скажу, однако, в кратких словах, что неприятель разбит мною на голову, так что самого воеводу и его войско я преследовал на расстоянии целых пяти миль и что все это пространство усеяно было трупами убитых, лежавшими один подле другого...
В происходившей битве наших хотя убито не более 20 человек, но ранено от шести до семи сот.
И так вот Милостивый Государь, как все это случилось с помощью Божией и благодаря содействие пана Ходкевича, при чем и я, с своей стороны, сделал все возможное.
Конец пометок на полях.
Похоже на летопись с царскими оценками, ведь так? Дело закрыто?
Нет, стоит накинуть подробностей – и оно рассыпается.
Описание боя рядовыми литовцами, попавшее в местные летописи, куда менее победоносно.
Долгое двухчасовое бодание авангардов началось уже после обеда. В него постепенно втягивалось всё больше сил. Уже под вечер перед самым закатом к литовцам подошло подкрепление, и последняя сокрушительная литовская атака в копья подошедшей тысячи Ходкевича опрокинула передовой полк, а за ним побежали и другие. Шуйский погиб пытаясь остановить бегущих (по другой версии трусливо сбежав сам).
Эта картина боя вызывает как-то больше доверия. Практически Куликово поле, только с другими участниками.
Пометки на полях.
Для собравшихся закидывать меня тапками напомню, что засадным полком тяжелой кавалерии командовал западнорусский эмигрант Боброк-Волынец (потомок волынских князей, сражавшихся с литовцами на тот момент почти двести лет и использовавший похожие приемчики). А массовое бегство татарской армии началось после смерти хана Мухаммед-Булака в гуще боя. Он, конечно, марионетка Мамая (если верить историкам), но формально это была его Орда, он был главным.
Конец пометок на полях
Но даже она требует нескольких уточнений.
Армия Шуйского одновременно очень торопится и идет очень медленно. Она вышла из Полоцка после нетипичного для того времени зимнего потепления. Несколько недель шли проливные дожди, а с первыми морозами по еще некрепкому насту армия пошла вперед. Как итог – она шла очень медленно и предсказуемо, около 20 км/день. Не может идти быстро из-за погоды и большого обоза. В Полоцк за год до того по морозцу армия шла бойчее.
Почему Шуйский выступил в поход несмотря на явно паршивую погоду?
Зачем нужен большой обоз?
Одной из причин успеха тандема Радзивилл-Ходкевич стал удачный выбор места боя. Русская армия была прижата к лесу и лишена возможности маневра. Даже если это не был удар по колонне на ходу, описанной в летописях.
Литовцы как будто знали куда придет армия воеводы Шуйского.
Или точно знали? И место, и примерный маршрут движения? Ведь если бы Оболенский успел соединиться с Шуйским, расклад сил мог стать совсем другим.
Кстати, о них, силах. Литовские оценки армии Шуйского от семнадцати до тридцати тысяч. В реальности (это нормальная трехполковая московская армия) - около восьми. У Радзивилла шесть тысяч, в основном кавалерия из наемных хоругвей. У Ходкевича – еще около тысячи. Они передвигаются гораздо быстрее.
Две тысячи под командованием старосты Кмита сковывают армию Серебрянного, идущую из Вязьмы. У того однополковая армия, в основном кавалерийская. Что-то около 3-4 тысяч человек. Да, звучит не супермасштабно, но до нового времени с его массовыми армиями еще далеко. Весь потенциал тогдашней России оценивается в 40-50 тысяч ратников (не посохи, а именно профессионалов), так что это вполне себе масштабный поход.
Для того, чтобы собрать эту армию, Литве пришлось резко взвинтить налоги. Даже этих денег не хватало. Города и церкви облагались чрезвычайными «займами», которые мало чем от налогов отличались. А еще пришлось просить взаймы у поляков.
1 ноября 1563 года в Варшаве начал свою работу Сейм. В Декабре закончилось перемирие. Союзники-поляки настоятельно просили передать Польше часть земель и ввести польские законы на территории княжества. Литовская делегация как могла отбивалась, постепенно уступая давлению. После прихода новостей из-под Уллы/Чашников ее настроение резко поменялось. Поляков князь Радзивилл-Черный (двоюродный брат Рыжего) откровенно послал, покинув мероприятие. Несколько лет спустя в Люблине трюк с демонстративным уходом уже не сработает.
А еще в январе литовские послы активно торговались в Москве. После традиционных претензий на Новгород (литовцы) и Волынь (россияне) стороны довольно оперативно перешли к обсуждению судьбы Полоцкого повета, на тот момент разделенного пополам. Не договорились. Официально.
Но могли ведь о чем-то и неофициально договориться? Родственников среди переговорщиков хватало. Свои в Речи Посполитой были и у Шуйских, и у Бельских, и у Глинских.
Переговоры прошли после похорон митрополита Макария и до выборов его преемника. Сразу после Ульского поражения в Москве случилось несколько бессудных расправ. На пороге церкви были убиты бояре Юрий и Иван Кашины-Оболенские, воевода Михаил Репнин. Чуть позднее Никита Шереметьев и князь Ряполовский.
В марте выбрали нового митрополита (им стал царский духовник Афанасий). Выборщики отдельно прописали, что новгородский архиепископ честью ниже московского митрополита. Двоюродный брат царя Владимир Старицкий попал в опалу и отправился в Старицу (был Московским наместником).
Интересно, а как бы на расправы с неблизкими, но родственниками и сослуживцами отреагировал Петр Шуйский? Отец его, напомню, в аналогичной ситуации не постеснялся взять Москву и «навязаться» в регентом будущему царю Ивану. А унижение новгородского архиепископа и явный царский агент на месте митрополита его бы не возмутили? А Старицкий не мог попросить вступиться за себя воеводу своего главного полка в походах на Казань и Полоцк?
Есть еще одно воспоминание по теме.
Семнадцать лет спустя (если верить литовским источникам) перебежчик Бельский удивительно легко убедит Батория идти на прекрасно укрепленный Псков. Царя Ивана историки хвалят за успешную стратегическую дезинформацию. Но у меня есть вопрос получше. Почему ему поверили? Видимо был уже опыт успешного взаимодействия?
И собирается эта картинка неприглядно для царя Ивана.
В борьбе за реальную власть он пожертвовал кованой ратью и ее гонористым вождем прямо как фигурой в любимых шахматах. Нужно было лишь подкинуть ее цели и маршруты переговорщикам в Москве, заодно поделившись со своими стратегической дезинформацией о слабости литовской армии. Шуйский тоже умел в дезинформацию (родственников в Литве у него тоже хватало), поэтому мы до сих пор читаем о разорении окрестностей Минска и Новогрудка как целях его похода. К реальности, понятно, это отношения не имело. Он шел брать Витебск, перехватывать Двинской торговый путь. Если бы преуспел – история Восточной Европы была бы другой. Ну по крайней мере вместо Люблинской унии была бы Варшавская. Собственно, зная о ней, воевода и спешил взять стратегически необходимый Витебск, пока на помощь литовцам не пришли поляки. Надо будет, кстати, рассказать о польской ветви Шуйских, тоже непростые были ребята.
Помогло ли это царю Ивану в его бесконечной борьбе за реальную власть? Ненадолго. Уже к концу года его уговаривали отречься добром, но он ответил на это огнем Опричнины, в котором сгорели и Москва, и Тверь, и Новгород, и мечты о собственной восточноевропейской империи. До сих пор не понимаю, каким чудом выжил он сам. С трона его, пусть и ненадолго, в 1575 ссадили.
Вот и в истории с Цусимой историки, долго и скрупулёзно подсчитывающие соотношение стволов и выстрелов, траектории движения флагманов или дающие моральные оценки адмиралам работают не по специальности. Они как плохие психологи забалтывают клиента и забывают задавать действительно правильные вопросы.
Давайте потренируемся вместе.
Зачем гнать свой лучший флот за тридевять земель, в далекие дали, в которых даже нет порта, готового его принять? Порт-Артур в осаде, шансы снять ее иллюзорны.
Неужели непонятно, что это безумно дорого и абсолютно не способствует его мореходным и боевым качествам? Корабли изнашиваются на ходу, внезапно. Особенно в чужом климате, на дрянном угле и без толкового ремонта.
Что помешает Британии оперативно продать Японии еще кораблей для гарантированного разгрома этой эскадры, если она вопреки всему всё же пробьется во Владивосток? Что помешает сделать то же США, с той же легкостью и по тем же причинам?
Почему отвергнуто предложение о возвращении эскадры после падения Порт-Артура? Почему не заменен явно демотивированный адмирал Рождественский, буквально умолявший вернуть корабли домой, на кого-то более боевитого?
Как повели себя моряки во время революции 1905 года? Как они повели себя во время революции 1917?
Как там риторически вопрошал с трибуны один думский деятель в 1916 – это глупость или измена?
Историки пытаются уверить нас, что глупость. Вот только последний император не был глупым.
Мне запомнилась одна история про юность последнего царя, рассказанная однокашником, убежденным монархистом. Юного Ники за что-то поколотил одноклассник, более крупный и взрослый. На следующий день этот же одноклассник сломал себе ногу в ловчей яме, тщательно замаскированной снегом. Заманил его туда будущий император, предложив поиграть в тогдашнюю версию догонялок. Ники смеялся над одноклассником искренне, но недолго. Разъярённый отец, накрученный учителями, устроил ему страшную взбучку, попытавшись кулаками вбить то, что не смог передать генетически.
Достоверность гарантировать не могу. Биографы тоже врут порой. Но если такое про него писали убежденные монархисты..
Так себе были у последнего императора отношения с отцом.
Но и человек он был так себе. Не глупый, но слабый.
В измену которого поверила его же страна. И ее совсем несложно понять. Люди тогда были ничуть не глупее нас с вами. А ему уже не впервой было идти на сговор с врагом ради сохранения своей власти.
Чем Вильгельм хуже Муцухито, а генерал Гинденбург - адмирала Того?
Балтийский флот, конечно, не восстал в 1905, сгинул в теплых водах Цусимского пролива, а восставший броненосец Потемкин был далеко от столичного Питера. Но хитрый император, как это часто бывает с хитрецами, потерял кратно больше, чем приобрел.
И его (в отличии от Грозного) не пощадили.