Родин медленно кивает и снова укладывается на бок, подперев щеку рукой. Повторяю за ним – ложусь напротив. Дар ловит мою ладонь, переплетает наши пальцы, разглядывает их, чуть хмуря брови. Жду продолжения разговора, стараясь выровнять беспокойное дыхание и прислушиваясь к покалывающему теплу его касаний. Не тороплю…
Мне тоже нужна эта пауза, как и ему. Мы никогда не пытались поговорить нормально, и теперь это неимоверно выматывает. Словно, ты обрёл какой‑то жизненно важный навык, и сразу пытаешься за один подход всё освоить. Почти невыполнимая задача.
– Лиля, по поводу Москвы… – начинает Дар хрипло, вижу, как дёргается его кадык.
– Даже не начинай…– пытаюсь вырвать руку и сесть, но он не даёт, наоборот ближе к себе тянет, сжимая мою ладонь в кулаке.
– Лиль, дай сказать.
Поджимаю губы, выразительно выгибая бровь. У него в ответ по щекам желваки прокатываются, а в глазах появляется металлический блеск.
«Камень преткновения, я знаю, да…»
– Ты обещала выслушать, – с упрёком.
– Я слушаю…
Сверлим друг друга глазами, и он начинает опять.
– Лиля, я хочу, чтобы ты, просто, попробовала. Чего ты боишься?
– Я не боюсь, – перебиваю, но он не обращает внимания, упрямо гнёт свою линию дальше.
– Просто, вернись домой! Лиля, у нас всё получится, надо пробовать, – начинает говорить запальчиво, пытаясь вбить отрывистые слова мне прямо в мозг, – Разговоры – это отлично. Но каждый день, когда ты за сотни километров от меня, я чувствую, как теряю тебя. Я…
– Дар, я не вернусь в Москву, – отвожу глаза, – Теперь не могу, пожалуйста, не дави. Я ведь говорила уже…
– Почему?
Молчу, ощущая, как во рту копится горькая слюна, а сердце начинает частить.
– Дар, я знаю, что ты, как дерево, медленно пускаешь корни и потом очень крепко привязываешься. К делу, к месту, к людям. Знаю, что для тебя твоя работа – самое главное и это навсегда. И ты очень много полезного сделаешь на новой должности. И я люблю в тебе это, правда, люблю. И уважаю. Поэтому даже не требую переехать, но…
Я сглатываю горечь этих слов, прежде чем продолжить. В груди всё дребезжит. Доставать это наружу очень тяжело.
– Но я не вернусь. Мне после переезда дышится легче, здесь всё моё, родное… – ловлю его взгляд, – Эгоистично, да…
– Ты про колдовство своё сейчас, да? – не спрашивает, утверждает глухо.
Вокруг, словно, воздух, нагреваясь, густеет. Колючим жаром обдаёт.
– Да, – признаюсь беззвучно, едва шевеля губами.
У Дара по лицу пробегает тень напряжения, медленно выдыхает, как будто готовится нырнуть. Мы тихонечко лежим в темноте, силясь отчётливей увидеть лица друг друга. Тонем в беспокойной влажной черноте глаз напротив. Молчим. Шум смешивающегося дыхания будоражит слух, теплота чужого близкого тела обволакивает, пряный солоноватый запах щекочет ноздри, оседая терпким привкусом кожи на кончике языка.
Дар так и мнёт мою ладонь в своей руке. Рассеянно гладит пальцы и тыльную сторону, а потом сжимает крепче и подносит мою кисть к своей обнажённой груди. Туда, где гулко и сильно бьётся его сердце. Касаюсь подушечками горячей упругой кожи, поросль тёмных волосков мягко покалывает пальцы, чувствую ритмичные сокращения сердечной мышцы, глухими ударами, отдающимися в ладонь. Прикрываю глаза. Жизнь. Горячая, осязаемая, пульсирующая. В Даре столько жизни, что она переливается в нём через край. Притягивает к себе. Хочется быть рядом, наполняться, греться. Это ощущение бурлящей живительной энергии в нём так нужно мне. Так…
– Лиль, расскажешь? – его низкий голос в темноте приятно царапает перепонки. Дар тихо усмехается, и мне становятся отчётливо слышны тоскливые нотки, – Как ты говоришь… Всё равно, уже расстались. Хуже не будет.
– Да? – возвращаю ему его ответ, – Ладно…
Бросаю тем же тоном, беззлобно передразнивая. Открываю глаза. Дар и не думает на это улыбаться, внимательно и серьёзно смотрит на меня. Ждёт…
Тихо вздыхаю, снова закрываю глаза. Он протягивает ко мне вторую руку и прижимает к себе. Утыкаюсь носом ему в выемку на шее. Ощущаю лёгкий поцелуй в макушку, жаркое влажное дыхание в волосах. Вокруг такое безмолвие, пронизанное сбивчивыми ударами наших сердец. Время тянется и вязнет, как нагретая карамель. Я не знаю, сколько секунд или минут утекает, прежде чем я начинаю глухо неразборчиво шептать, касаясь губами его кожи, как будто себе шепчу – не ему. Про пульсирующий огненной клубок Силы внизу живота, радость и необходимость общения с духами воды Голубого озера, желание помогать безнадёжно больным детям, как Максим, и встречаться с другими такими же пери, как я…
– Лиль, я понял про Москву. Хорошо… Давай, я попробую в Казань переехать, откажусь от должности в МЗ РФ, купим тут дом неподалёку и…
– Я не представляю тебя тут, – качаю головой, прижимая ладонь к его щеке.
– Я… – Дар осекается опять, его напряжённый, слегка растерянный взгляд мечется по моему лицу, – Да я тоже плохо представляю! Но как-то же надо жить!
– Я не хочу, чтобы ты ломал свою карьеру ради меня, а потом всю оставшуюся жизнь мне это припоминал.
– Не буду я ничего припоминать!
– Дар… Нет!
Молчим, глядя друг другу в глаза. Вижу, как Родин потихоньку закипает, но ему придётся это принять. Тяжело рвано дышим в вязкой тёплой темноте. Внутри такое опустошение, что кружится голова, обнимаю Дара за шею крепче, его руки вдоль моего позвоночника. Щупают, гладят.
– Лиль, вокруг столицы тоже много водоёмов, на Голубом озере свет клином не сошёлся, – снова прерывисто тихо‑тихо шепчет мне в макушку, – Пожалуйста, давай, попробуем найти загородный дом недалеко от Москвы!
Глажу Родину щетину на подбородке, глядя на его приоткрытые губы. Выше, в глаза, не могу пока.
– Рискни! Позволь мне быть рядом, Лиль, – задирает пальцем к себе моё лицо, – У нас всё будет хорошо. Хочешь, сами дом «с нуля» построим? Сама выберешь место, участок, проект, архитектора… Скажи, что хочешь?
– Дар, нет, мне пока не до строительства и благоустройства…
– Договорились, купим готовый дом, – тут же отзывается, и невольно улыбаюсь, улавливая в его голосе нотки облегчения.
– Дар, я не только про это, – перебираю пальцами мягкие колечки волос на его груди, чуть хмуря брови, – Мне, вообще, пока не до этого…
Осекается, сводя брови на переносице, вглядывается в моё лицо.
– Так, а что же ты хочешь? Скажи! Как? Я на любой вариант согласен, только вместе с тобой, – с плохо подавленным раздражением выгибает бровь.
– Дар, мне почему-то не приходила мысль о доме у озера в Подмосковье… Давай, попробуем, но я пока тут останусь... Хорошо? Просто, давай, хоть раз сделаем, как чувствую и хочу я, а не ты…
Родин поджимает губы в тонкую линию, щурится.
– Разлука и воздержание – отличный план, – не удерживается от сарказма.
– Я так хочу, – повторяю упрямо.
– То есть это у нас что будет? «Проверка чувств»?
– Я бы не стала называть это так, – возражаю мягко, – Нагуляем немного аппетит перед первой брачной ночью…
– Значит, свадьба не отменяется, это радует, – Дар начинает улыбаться шире, – М‑м‑м, неделю переживу, раз тебе так хочется меня помучить!
Я тоже смеюсь, в шутку толкая его в грудь. Дар перехватывает мою руку и притягивает ладонь к губам, целует тыльную сторону, от чего по плечам моментально начинают гулять мурашки. Внутри как будто радужные мыльные пузырьки лопаются, и становится легко-легко на душе. Исцеляющий эффект резкой смены эмоций.
– Моя родная, о доме договорились, – бормочет Дар прерывающимся шёпотом, – Остался последний, третий пункт – дети… Да, помню, обещал не давить, если ты Макса вытащишь, но… Я нашего общего хочу!
Судорожно всхлипываю, поднимаю на Дара заблестевший, раненый взгляд. Он внимательно за мной наблюдает. Тоже незащищённый весь какой‑то, голый. Подчиняясь порыву, перелезаю к нему на колени, усаживаясь сверху, обвиваю руками шею, целую в висок.
– Дар, – перехожу на интимный шёпот, ёрзая на его бёдрах, – Я уже беременна…
Зелёные глаза сейчас почти чёрные в полумраке спальни, отчаянно, болезненно горят, блуждая по моему лицу. Улыбаюсь. Целую в губы. Легко-легко, без языка.
– Ли-и-иль… – хрипит шокировано.
Шумно выдыхает, опускает ладони на мои задницу, крепче прижимая к себе. Между ног в ответ стремительно становится горячо. Веду носом по его колючей щеке, с жадным трепетом ощущая нарастающее возбуждение.
– Правда, Лиль? Ты уверена? – глухо шепчет мне в губы.
– Да, – киваю для убедительности, – Сразу почувствовала, как только прилетела в Казань, не зря же я пери… Ещё никому не говорила…
Дар пытается раздавить меня в медвежьих объятьях, и я бы счастливо взвизгнула, но он уже целует меня, толкая язык в рот. Грубо, глубоко и как-то отчаянно, как будто боится, что через секунду я перестану существовать.
Молчим. Его взгляд лихорадочно мечется по моему лицу, руки только сильнее прижимают к себе, и я чувствую, как бешено колотится его сердце, норовя пробить грудную клетку. Не могу сдержаться, смахиваю дорожки слёз со своих щёк. У Дара тоже глаза влажно блестят, лицо, кажется, пошло красными пятнами, сложно сказать в темноте, но направленный на меня взгляд, полный отчаянной надежды, я вижу даже слишком отчётливо. Кусаю губы, прежде чем сказать:
– Так что твой третий пункт уже не актуален…
– Скажи, что любишь меня, – вдруг очень серьёзно и очень тихо.
– Я очень-очень люблю тебя, – произношу одними губами, пытаясь вложить в эти слова, что у меня на душе.