Дед Матвей хворал. Его строгая внучка – тётка Марья, будучи уже сама немолодой женщиной, приехавшей «досматривать» старика, украдкой вытирала скупые слёзы. Шутка ли, Деду Матвею уже вовсю девятый десяток лет шёл, так что поводов для беспокойства было предостаточно.
«Марька, кровиночка моя ненаглядная, чтой-то вчерась поясницу прихватило, плесни соточку для сугреву, да ешшо столько на растирку… Как это не можно? Да что этих врачевателей слухать попусту? Ах ты, вампиряночка моя кривоногая, пей мою кровушку, раз не хочешь старику пособить, а я помирать пошёл!»
Лег дед Матвей на диван и затих. Сумрачно стало в избе, тихо, будто солнце за тучу зашло. Тётка Марья к фельдшеру резво поспешила, а дед Матвей повернулся лицом к портрету покойной жены своей и начал тихую беседу вести:
«От ведь, Степанушка, как бывает, ластонька моя ненаглядная! Почти полвека с тобой душа в душу прожили, деток подняли, правнуков дождались. Всяко промеж нас в жизни случалось, да только милее тебя не было никого на белом свете.
А хошь я тебе, Степанушка, сказ скажу. Как я тебя в жёны нагадал? При жизни не успел: по молодости совестно было, а потом не до этого. А вот намедни помирать собрался, так и поведаю всё на духу…
Батька невесту мне сватать принялся. Нашёл в соседней деревне девку работящую, да из семьи хорошей. Сладились с её роднёй, да с Богом ранним утром в путь тронулись. Родичей взяли, сватов, гостинцев там всяких. Едем на подводе. Мне свататься и неохота вовсе, да только с батей спорить нельзя: у нас за это могли вожжами отхлестать.
Доехали почти уж до места, ни одной православной души не повстречали. И только надо же было случиться, что первым кого увидали – бабу с пустыми вёдрами!
А это же первый признак, что далее дела худо пойдут! Батька ругается, а я прямо засмотрелся на девку: глаза чернявые, озорные, дерзкие. Глянул я в те глаза и мне совсем стало невмоготу под венец итить… Не нагулялся ишшо, хоть и тридцатник не за горами был. По всем меркам «морковник» уже, как нас таких прозывали.
Вот тогда и загадал я, что ежели дело с моим сватовством не сладится, если примета сбудется, то по гроб жизни буду девке с пустыми вёдрами благодарен. А коли ещё раз я её встречу на своём пути, то найду и женюсь на ей.
Приехали мы в дом к невесте, и сразу друг другу не понравились: пигалица, только в куклы играть закончила, да и я ей глубоким стариком показался.
Её родня вьётся вокруг сватьёв: семейство ведь у нас зажиточное было, хозяйство крепкое. А девка слёзы ручьями льёт, да лицо в рукав прячет. Батя у меня мужик прямой был: выгнал всех из избы, да допрос невестушке учинил. Та ему и поведала, что есть у неё зазноба, и замуж за «старика» она не пойдёт. Назло своему тятьке в омуте сгинет.
Рассвирепел мой батя: «Что же мы, басурмане что ли какие - девку неволить, да насильно под венец вести?» Стукнул дверью от души и поехали мы домой восвояси.
Батя злой как ведьмак, сваты тоже глаз не кажут, а мне весело: отвелась беда! Только на выезде из деревни у колодца вновь девчонку повстречали, что утром нам неудачу пустыми вёдрами насулила. На сей раз её вёдра уже полнёхоньки были. К удаче, знать.
Батя её в сердцах чуть вожжами не шуганул, а я своё обещание жениться на ней вспомнил…
Прошло немного времени, выискал я ту девчонку и поехали к Рождеству уже тебя, Степанушка моя черноглазая, сватать… Стало быть, нагадал я тебя, ненаглядная моя.»
Может показалось деду Матвею, может почудилось, что улыбнулся портрет жены лукаво.
«Да, было времечко… А теперь что? Жизни мне совсем нет: внучка наша Марья вздохнуть не даёт, да и ей тяжело со мной. Думаешь, не вижу, как ей в город охота? Сама уже со дня на день бабкой станет, а тут за стариком ходить надобно. Эх, жись..
А заешь, я что тебе ещё поведаю? Тут несколько годков назад приехала в нашу деревню бабка. Ничего такая: ладная, да рукастая. Дом в соседнем пролёте прикупила.
Вот смотрю, да что-то знакомое в ней есть. Проведал я, что это, оказывается, моя недосватанная невеста – Дуняша. Старая только да сварливая стала. Не признала она меня. Люди сказывали, что не сложилась ейная судьба со своей зазнобой. Так век одна и коротает.
Дед Матвей взглянул на фотографию жены:
«Вот чего ты, лыбишься, дурная? Даже и не думай мне тут, я второй раз к ней не пойду. Да я ужо лучше с Марькой век докоротаю. И вообще мне помирать пора» - злился дед Матвей на портрет.
«Удумала мне тоже тут. Все вы ведьмы! И не уговаривай! Уж лучше я до конца своих дней вдовым «обабком» останусь» - лёг дед Матвей на диван и горько заплакал….
Этим же вечером деревенские женщины собрались у колодца в ожидании стада. Неспешно вели разговоры, как появилась взволнованная внучка деда Матвея:
«Всё, бабы, закончились мои гостины, через три дня в город уезжаю. Всё!!!»
- А что дед Матвей, как он тут один справляться будет?
Села Марья на лавку, отдышалась:
"Занемог сегодня с утра дед. Испугалась я. Обычно балаболит без умолку, а тут лежит тихий, бледный, говорит «помирать буду».
Побежала я за фельдшерицей, а она в город уехала. Пока дождалась её, пока собрались – время немало прошло.
Прибегаем с ней, дед уже весь побритый, умытый и в парадном костюме, что себе на похороны приберёг. Медали на всю грудь нацепил. Даже паспорт свой приготовил. А рядом цветы стоят. Все пиёны мои оборвал. Вот так!
- Ой, батюшки, что же это делается! Горе-то какое! Да на кого же ты нас покидаешь?! Да куда же ты, дед Матвей, так рано собрался? – заголосили враз хором женщины.
«Куда-куда, к бабке Дуне свататься, старый хрыч, намылился. А вы чего подумали?»
- Балаболка ты, Марья, вся в деда своего уродилась! – сердились бабы у колодца.
«Да точно я вам говорю. Приходим мы с фельдшерицей, а дед нарядный такой стоит, цветов надрал. Поведал он нам, что его сама покойная жена на сей поступок благословила. Будто бы сватался он к той Дуняше ещё по молодости, аж полвека с лишним тому назад, да что-то там не сладилось у них. Вот теперь он и решил честью вопрос закрыть. Гусар, блин!
Отправил меня в сельсовет за свадьбу договариваться, а сам к бабке Дуне пошёл. Уж не знаю чего он там ей набалаболил, да только согласная она.
В сельсовете долго смеялись, но решили ради такого дела ускорить процесс, так что бабы, после завтра всех вас приглашаем на свадьбу к деду Матвею! Всей деревней гудеть будем!»
Смеясь, расходились женщины по домам с хорошей новостью: «Ай, да дед Матвей, вот вам и "обабок"»