Клавдьюшка!- уже навзрыд ревела Вера – прости ты меня ради Бога, за хлебом пошла – сказали там, в Махнево в хлебном магазине, - ты померла.
Клавдия торопилась, сегодня непременно надо сходить в центр села Махнево – заплатить за свет, да йоду купить в аптеке, завтра ветеринар обещался выложить поросенка, йод нужен очень. Время уже и обед перевалило, а она как-то все собраться не может. То в сарайке доска отвалилась, то соседка Лиза пришла, видите ли по делу ей надо ( номер телефона спросить, нашла причину) да языком почесать захотелось, то брат звонил с Костромы, а глянь уже и обед прошел, а она еще и не вышла. Идти до центра села километра два, дорога неблизкая, в 60 уже не сильно разбежишься, ну да до темна успею туда и сюда, рассуждала она, выходя из дома и ворча на всю эту перестройку. Два года не прошло, а вон как все изменилось. Леспромхоз был, где работало на одном Махневском участке около тысячи человек, вместе с сезонниками, и всем работа была. Свой ОРС был, магазинов много в нем работало - хлебный, промтоварный, винный, хозяйственный, продуктовых не один, столовая. Своя хлебопекарня, да такая, что все Махнево за хлебом к нам бегало. Медпункт был, где не только йоду купить да таблеток, можно еще и уколы проставить; и отделение почты, посылку отправить, а в конторе леспромхоза за свет заплатить за пять минут, а еще общежитие, клуб большой, двухэтажный, из белого кирпича, красивый и новый совсем, со своим хором и ансамблем. Махневцы на Новый год непременно у нас собирались, им наш клуб нравился, начальная школа, баня, гостиница. Свое подсобное хозяйство было, где поросят выращивали, карпа зеркального вон даже завезли в забои наши, от карьера оставленные, Васю - соседа, приставили даже подкармливать комбикормом рыб. Все объекты, как называют в газетах, социального назначения, были рядом, под боком. В Махнево если и собирались, то не пешком, автобусы ходили рейсовые, Махнево - Хабарчиха, три раза в день, автобус рабочих Карьера подвозил за спасибо, а сейчас все – перестроились, бегай больше – жить будешь дольше, и за хлебом, и за йодом и за всякой мелочевкой хозяйственной в Махнево бежать приходится. Пройдя два соседских дома, где дорога резко поворачивала влево, на углу неожиданно нос к носу встретила свою старую знакомую Веру. С Верой, долго работали в леспромхозе, в одном котлопункте, (рабочая столовая при лесниках за несколько километров от дома и вахтой) ладили, дружно жили, но выйдя на пенсию, как-то редко встречались, далековато жила Вера от Клавдии, на другом берегу Тагила. Вера на правом, Клавдия на левом, в народе левый берег биржей звали, или еще Мирным, а сейчас и там и тут все Махнево. Два берега соединял мост, который в весеннюю распутицу постоянно затопляло, и во время осеннее - проливных дождей тоже. Перевозили на пароме, а позже уже в семидесятом, когда потонули на том пароме семь школьников и двое взрослых построили мост, висячий, уж по нему – то всегда можно было попасть на правый берег Тагила, в центр Махнево и обратно. «Здравствуй, Веруня! - обрадовалась Клавдия – Куда ты в нашу сторону подалась?» Вера странно как-то пятясь назад, то ли мычала, то ли клохтала от холода и молчала. «Да что это с тобой ? – встревожилась не на шутку Клавдия – что ты как лягушка рот раскрываешь, да глаза таращишь, плохо что ли тебе? Куда пошла-то спрашиваю» И тут Клавдия начала осматривать заиндевевшую Веру, та пятясь и заикаясь выдавила «к-к-к тебе». "А почему с веночком-то?"- неуверенно и тихо поинтересовалась Клавдия. Если б у нас кто в околодке тут помер, Лиза бы непременно знала и ей точно бы утром сказала. "Клавдьюшка!- уже навзрыд ревела Вера – прости ты меня ради Бога, за хлебом пошла – сказали там, в Махнево в хлебном магазине, - ты померла. Как же думаю Клавдьюшка-то молодая еще, да и хорошая баба – то, завтра край надо ехать в Свердловск,- не успею к похоронам, вот веночек взяла в промтоварном да и пошла к тебе попрощаться». « Милая ты моя – заревела и Клавдия – да жива я, на ногах своих слава Богу» Обнялись подруги, поревели и пошли ко Клавдии чай пить с блинами, да и водочки по рюмашке намахнули, то ли за здравие, то ли за упокой, поревели, посмеялись, песен попели.
« Всякие были сплетни - думала Клавдия,- то мужики по ночам ко мне ходят, то самогон варю и продаю, то барана чужого закрыла у себя в сарайке, но как-то все отлетало – пустозвон, да и к сердцу не принимала – пускай побрешут, перестанут. Но зачем и кому это надо - живую-то ее хоронить? Кому так на этом свете помешала?» Обида брала Клавдию, за язык поганый людей, надо же такое придумать, да хоть бы хворая была, лежачая…Клавдия еще долго жила на этом свете и не могла людям простить именно этой сплетни про нее.