Одержимая жаждой мести, Цвигуниха перелетела через забор и с маху ломанулась к сонной соседке, объясняя, что она думает про нее и ее корову. Лизка, собравшаяся виниться и просить прощения, обозлилась. Затем обе в поисках справедливости отправились в сельсовет.
Людки на месте не оказалось, и искать правду они пошли к Петровичу. Давно растерявший все иллюзии и веру в людей глава комсомольской администрации, опухший от недельной пьянки, страшно болеющий с похмелья, осоловело таращил глаза на двух вопящих разъяренных баб и, неправильно оценив ситуацию, отправил их очень далеко на вполне понятном русской бабе языке. В холодном молчании они выслушали мнение власти и решили разбираться своими средствами. В деревне началась война. Но это все было только видимой скалой айсберга, настоящая причина военных действий была в огородах. Дома в поселке лепились один к одному, огороды были маленькие, кукольные. Земли вокруг было много, но она для огородов не годилась. В добрые времена ее корчевали специально для картошки, культивировали, обрабатывали фрезой, перемалывающей стальными челюстями все, даже корни. Здесь «на поле», (как важно заявляло местное леспромхозовское начальство) и садили картошку те, у кого был доступ к транспорту или повезло с соседями. Но леспромхоз распался, технику разворовали. Радостные жители, забрав через суды за долги по зарплате мазы, трактора, трелевочники и другую технику богатого леспромхоза, за бесценок спустили все это добро старожилам и ушлым мужичкам из области, накупили дубленок, водки, колбасы, всякой бытовой техники, телевизоров и видиков и месяц пировали, чувствуя, что перестройка и их ,наконец, сделала богатыми собственниками. Водку выпили, техники не стало, дубленки съела моль. Ездить садить картошку на поле стало не на чем, и земля вокруг домов приобрела невиданную ценность.
Между Лизкиным двором и Цвигуновым был маленький, раньше никому не нужный пустырь. Да и пустырем-то назвать его было трудно. Так, квадрат земли сотки три. Бабка и Лизка каждую весну сбрасывали туда мусор. И вот в один прекрасный день Цвигуниха решила перенести забор, огородив бесхозный кусок земли. Дед, ругая глупую бабу, стал вкапывать столбы. Полная обиды на соседей Лизка наблюдала за дедовыми усилиями из окна, и вдруг она поняла, что ее грабят, грабят среди бела дня. Мусорная свалка в Лизкиных глазах обрела невиданную ценность. Выскочив из дома, она бросилась к деду.
-Ты, старый черт, чего на моем огороде столбы вкапываешь?- заорала она.
-Чего? – ошалело уставился струхнувший дед на обычно тихую и унылую соседку.
В ее глазах горел огонь вдохновения, она раскраснелась и похорошела. Лизка вдруг поняла, что сейчас нарушаются ее бабьи и человеческие права.
-Давай, вали отсюда! - засучив рукава, наступала на деда Лизка,- Вали и столбы выкапывай, сволочь мордовская!
Дед очень обиделся намекам на свое мордовское происхождение. Он, правда, был с Волги и старожилом только притворялся. Бабка в пылу злости иногда обзывала его мордвой. Но в устах соседки это показалось ему просто оскорбительно. И ,отложив лопату, он на языке вальщиков леса, а ,проще говоря, самым что ни на есть площадным матом, объяснил Лизке, что он думает о ней, о ее матери, о родне до седьмого колена.
Через минуту приятно возбужденные соседи, гроздьями повисшие на заборах, сочувственно вздыхая, наблюдали, как старый, забыв про радикулит и больные ноги, улепетывал по огороду, бодро перескакивая через пни и кочки. За ним с диким визгом, подняв лопату, неслась Лизка. Цвигунов волкодав, огромный с теленка пес, попытался защитить хозяина, но при виде визжащей Лизки предусмотрительно влез в конуру, осторожно выглянул, закрыл глаза и сделал вид, что задремал от жары. Дед спрятался в доме, успев захлопнуть двери и сдвинуть щеколду. Бабки как раз дома не оказалось. Лизавета, с воем побегав вокруг дома, не встретив от отступившего противника сопротивления, удалилась. С тех пор жизнь обеих баб и их соседей обрела высокий смысл. Ночью Арман, Лизкин муж, умный и спокойный казах, от которого никто слова грубого не слышал, выкапывал дедовы столбы и пригораживал пустырь. Жена стояла на страже, боясь разного рода провокаций.
Весь день событий никаких не было. Разочарованные соседи разбрелись по домам. Утром на месте изгороди была только гора щепок. Дед трудился всю ночь. Бабка стояла на страже, боясь разного рода провокаций.
Больше изгородь не ставили , но война продолжалась. Ночью всех соседей разбудил истошный лай собаки, громкое кудахтанье кур и горькие причитания Цвигунихи.
Кто-то ночью открыл курятник и впустил туда собаку. Волкодав кур не тронул, но переполоху наделал. На следующий день истошный вопль Лизки оповестил всех сочувствующих о кончине ее любимого черного кота Федора, которого нашли подвешенным в развалинах старого Орса. В отместку Лизка, воровато оглядываясь, запустила в Цвигуновские георгины жирных и наглых свиней, которые привыкли в Комсомольске жить вольно. Свиньи сожрали и потоптали цветы, вырыли посреди двора огромную яму и легли отдыхать там же, счастливо и умиротворенно хрюкая, Поплакав над цветами, бабка, дождавшись, когда соседка уйдет в магазин, открыла дверцу цыплятника. Вернувшись домой, Лизка вместо цыплят обнаружила развалившегося в закутке хищно облизывающегося пса Анри. Морда у собаки была довольная и сытая, никаких следов цыплят не было и в помине, если не считать облепленной желтым пушком наглой пасти Анри.