«Появление на экранах этой первой картины Никиты Михалкова вызвало у кинематографистов отношение к нему слегка снисходительное. Больно уж щедра она была на "режиссерские находки", порою просто ошарашивая динамикой неожиданных панорам, остротой монтажных стыков, размытыми контурами ретроспекций, густой населенностью странными и странноватыми персонажами"...
Читаем фрагменты из старой книги киноведа Александра Липкова (1936-2007) "Никита Михалков", опубликованной в 1981 году:
«Свой среди чужих, чужой среди своих»
«Появление на экранах этой первой картины Никиты Михалкова вызвало у кинематографистов отношение к нему слегка снисходительное. Больно уж щедра она была на "режиссерские находки", порою просто ошарашивая динамикой неожиданных панорам, остротой монтажных стыков, размытыми контурами ретроспекций, густой населенностью странными и странноватыми персонажами.
И без того лихо закрученную детективную интригу режиссер гнал вперед, не сбавляя скорости на крутых виражах, а, наоборот, торопя и подстегивая ее, не давая зрителю передышки, обрушивая на него все новые эмоциональные удары. Казалось, что, дорвавшись, наконец, до камеры, молодой творец хочет вместить в свою картину все, что накопилось в нем за годы учения во ВГИКе.
Сама по себе локальная фабула вестерна не требовала столь активной, насыщенной режиссуры. Она не пострадала бы, а скорее - лишь выиграла, от большей скупости и сдержанности повествовательной манеры, но, видно, молодому художнику не терпелось проверить, примерить на себя все богатство самых активных приемов кинематографического арсенала. И уж в одном-то картина его убеждала наверняка - в том, что ее автор кинематограф знает и чувствует, ремеслом владеет: он профессионал"(Липков, 1981).
«Раба любви»
«Казалось бы, "Раба любви", воспринятая в целом зрителями и критикой одобрительно, не стала значительной вехой в творческой судьбе режиссера. Подлинную славу и признание принесла ему следующая работа - чеховская "Неоконченная пьеса для механического пианино".
И все же именно в "Рабе любви" обнаруживаются приметы необычайно важные для творческого самоопределения Михалкова. Уже здесь появляется словно бы эскиз того чеховского мира, который найдет себе продолжение в "Неоконченной пьесе...".
Этот мир - даже не мир, а странный выморочный мирок, каким-то чудом сохранившийся среди яростного накала гражданской войны, замкнувшийся от нее в стены синематографических ателье, старается не допустить в себя никаких вторжений реальности. Те же сказки, те же волшебные грезы снимались здесь, на крымском берегу, как снимались они в невозвратные дореволюционные годы.
И реальное бытие героев обретает оттого черты ирреальности, - изолируя себя от борьбы, эти люди оказываются изолированными от живой жизни, от истории, от судьбы своей Родины.
Здесь впервые Михалков обратился к теме искусства: повествуя о судьбе актрисы русского дореволюционного кино Ольги Вознесенской, тщетно пытающейся найти себе место в сдвинувшемся с привычных опор, вздыбленном мире, режиссер словно бы и перед самим собой ставит вопросы: Что есть искусство? В чем смысл творчества и долг художника? Что лучше: ласкающая покой зрителей сладкая греза или жестокая, резкая, взламывающая их душевный уют правда?.." (Липков, 1981).
«Неоконченная пьеса для механического пианино»
«Обращение к чеховской драматургии для каждого режиссера - сложнейший экзамен. Для Никиты Михалкова это был экзамен вдвойне сложный, поскольку пьесу Чехова предстояло не только поставить, но сначала еще и "написать" (для постановки была выбрана малоизвестная юношеская пьеса "Безотцовщина", незавершенная и несовершенная).
Экзамен этот режиссер выдержал блестяще: подтверждение тому и "Золотая раковина" фестиваля в Сан-Себастьяне, и итальянский приз "Давид ди Донателло", и множество восторженных статей о фильме, написанных не только кинокритиками, но и литературоведами и театроведами, всегда особо придирчивыми к любым посягательствам кинематографа на творчество великих писателей.
Успех "Неоконченной пьесе" принесли не только прекрасные работы Александра Калягина, Елены Соловей, Юрия Богатырева, Евгении Глушенко и многих других, не только точность и глубина сыгранных, созданных ими характеров и многосложная вязь взаимоотношений героев. Главное, что за всеми этими судьбами проступал образ времени: частные истории героев складывались в картину духовного тупика российской интеллигенции. Громкие словеса о служении народу изжили себя, красивые идеалы оказались непригодными к реальному делу.
Где выход из тупика? Куда идти?.. Михалков не давал успокоительного ответа.
Он оставлял зрителей перед бесконечностью пространств России с ее холодным предгрозовым небом, с ее грядущим неведомым завтра…" (Липков, 1981).
(Липков А.И. Никита Михалков. М.: БПСК, 1981).