III. Скорость города берёт
Через несколько дней Александр с победой возвратился в Новгород, а спустя некоторое время вынужден был из него уехать. Причины этого конфликта летописи не раскрывают. Связать это с одержанной победой не получается. Кого-то, наверное, не устраивала его резко возросшая популярность, можно предположить, что «отцы города» обвиняли князя в самоуправстве, как поставившего их перед фактом «украденной победы», но и это выглядит легковесно. К тому же, князь уехал не летом, не осенью, а уже «тое же зимы…».
Скорее всего Ярославич рассорился с новгородцами и отправился к себе в Переяславль в ноябре, уже после того, когда немецкое войско захватило Изборск, а за ним и Псков, и вопрос об освобождении «младшего брата» обсуждался, но должной реакции на свой призыв князь так и не дождался! То, что Александр Ярославич воспринял как вражеский захват (и потерю части своей волости), многие новгородцы восприняли как семейную неурядицу. Два города-брата испытывали друг к другу взаимную родственную симпатию и семейные дела предпочитали улаживать без посредников.
Как когда-то, при Ярославе Всеволодовиче, так теперь, при его сыне Новгород отказывался выступить против Пскова. То, что сейчас выглядит противоестественно тогда могло казаться почти нормальным: «Псковичи хотели дружить с немцами, ну и пусть дружат дальше. Пустили немцев, это – их выбор». Надо признать, что кругозор князя, к тому же происходящего из великокняжеской семьи и кругозор новгородского боярина, это величины разного порядка, во всяком случае такую версию событий предлагает Д.Г. Хрусталев (Хрусталев Д.Г. Северные крестоносцы. С. 292 – 293.) и нет аргументов, чтобы с ним не согласиться.
Псковичи, как и в 1229 г., отправились освобождать свою пограничную крепость. Как писал автор Ливонской Рифмованной хроники: «Без промедления / Собрались они в поход. / И поскакали яростно туда / Одетые в блестящие доспехи. / Их шлемы сияли как стекло. / С ними было много стрелков…», однако объединенные силы немцев и их союзников на этот раз оказались слишком велики. Они включали в основе своей войско дерптского епископа Германа; «медвежан» - рыцарей из Отепяа, вассалов барона фон Буксгевден, вместе с - княжичем-изгнанником Ярославом Владимировичем, соискателем «Псковской волости»; «мужей» датского короля из Ревеля, а также и братьев-рыцарей из орденской столицы Вильянди (несмотря на сохранявшийся союз Ордена с Псковом). И все это – в окружении полчищ эстов. Ресурсов города, пытавшегося проводить самостоятельную политику, но уже несколько лет преследуемого военными неудачами, не хватило. До этого, в 1236 г. Псков потерял 200 чел., помогавших Ордену в битве с литовцами на Сауле, 25 сентября 1239 г. неизвестное количество псковичей было убито литовской засадой где-то «на Камне». Ослабленное псковское войско под стенами Изборска было разгромлено, потеряв 600 (по немецким данным – 800, возможно с пленными) человек убитыми, погиб и воевода.
Преследуя разбитых псковичей, рыцари подошли к городу, сожгли посад, за неделю осады разорили округу и добились, по сути, капитуляции. На вече победила пронемецкая партия. Лишившийся защитников, деморализованный Псков, признал свое поражение, открыл ворота, приняв немецких фогтов с небольшим отрядом и, в залог покорности, выдал немцам заложниками боярских детей. Вместе с двумя немецкими управляющими, представлявшими орден и епископа, городом стала править коллаборационистская партия во главе с боярином-предателем Твердилой Иванковичем «съ инеми». Есть также основания считать, что немцы в захваченном Пскове активно занялись пропагандой своей религии и кого-то успели окатоличить.
Теперь Новгороду пришлось совсем туго. Едва только князь Александр со своим двором уехал, как Твердила, вместе с немцами начал опустошать новгородские села. Еще через пару месяцев, крестоносцы из Ливонии и датчане из Северной Эстонии, вместе с покоренной «чудью» напали на Водскую пятину Новгородской земли. Перейдя Нарову, они разорили земли новгородских данников: восточную чудь («чюдьцю») и вожан, обложили их данью, а для закрепления своего господства в этих краях начали возводить крепость в Копорском погосте у берега Финского залива. Почувствовав слабость и замешательство новгородцев, захватчики пошли дальше. Двигаясь к Новгороду, немцы взяли городок Тесово, а на северном направлении вышли к Луге и «от Луги до Сабли» ограбили все села. Уже в 30 верстах от Новгорода они ловили на дорогах и грабили купцов.
Столкнувшись с германской агрессией новгородцам пришлось обращаться к Ярославу Всеволодовичу, чтобы тот назначил им князя. Он предложил сына Андрея, но новгородцы посчитали его недостаточно опытным. Второе посольство возглавил архиепископ Спиридон. Он сумел добиться разрешения великого князя направить в Новгород Александра, которого уже называли Невским.
Прибыв в марте в Новгород Александр Ярославич встал во главе объединенных сил новгородцев, ладожан и их союзников карел, а также вожан, не желавших покоряться завоевателям и снова сделал ставку на быстроту. Надо было торопиться, так как крепостные стены Копрья росли быстро. Летописец уже оценивал его как «город» и его пришлось «брать». Немцы были настороже и о захвате «изгоном» речь идти не могла. Стремительным маршем полководец преодолел расстояние от Новгорода до побережья, с бою взял недостроенную крепость и разрушив ее до основания, повесил местных перебежчиков и часть уцелевших немцев, уведя с собой более ценную часть пленных, а кого-то из них даже отпустил домой, поскольку, как свидетельствует «Повесть…» о его «житии», был «милостивъ паче меры». В это время его отец в разоренной «Суждальской земле» собирал уцелевших воинов ему в помощь.
Подкрепления, возглавляемые Андреем Ярославичем, прибыли в Новгород не скоро, лишь к началу нового мартовского 1242 г. Александр Ярославич сразу же устремился к Пскову «зая все пути» т.е. добившись скрытности и внезапности своих действий. Город был захвачен «изгоном», после чего сходу же был взят и Изборск.
Бескровный захват Пскова и пленение в нем немногочисленных немцев, как и отсутствие информации о репрессиях в отношении предателей, говорят в пользу возвращения псковской верхушки на «патриотические» позиции, что и облегчило захват города. (В. Гурьев. Загадки сражений Александра Невского. М. «Вече», 2020. С. 232 – 233.).
IV. Ледовое побоище
Усилившись псковичами, и стремясь не дать немцам времени на сборы, князь Александр вступил «в немецкую землю» - основную цель похода, разорение которой должно было послужить компенсацией для Новгорода. Князь шел буквально «по стопам» своих отца, деда Мстислава Удатного, прадеда Мстислава Храброго и пращуров Мстислава Великого и Ярослава Мудрого. Возможно, что Александр Ярославич, рассчитывал навязать неприятелю полевое сражение, как это удалось его отцу в 1234 г.
С давних пор в литературе утвердилось мнение, отображенное в учебниках и учебных атласах, что русское войско, пройдя Изборск двигалось по сухопутной дороге к Дерпту, обходя Псковское озеро и после получения известия о приближении крестоносцев повернуло направо, выйдя на озерный лед и заняв затем позицию к северу от самой узкой части пролива между Псковским и Чудским озером («Теплое озеро») на т.н. «узмени». (Максимов И.И. Военно-исторический атлас России. IX – XX века. М. 2003, «Издательство ДИК», «Дрофа». С. 23. и мн. др., но так ли это?
Просто взять свернуть с дороги зимой и двигаться затем в избранном направлении в условиях занесенного снегом заболоченного мелколесья совершенно невозможно. Между тем источник сообщает о том, что по получении известия от разведки о приближении главных сил противника «…князь же вспятися на озеро, немци же и чудь поидоша по нихъ». Если бы Александр Ярославич «вспятился» на том пути, который изображают в наших атласах для школьников и курсантов, то он, естественным образом, привел свое войско обратно в Изборск. Исходя из такой логики Д.Г. Хрусталев предположил, что русское войско после взятия Изборска Мальской долиной вышло на лед Псковского озера и шло по нему до самой Узмени, где проходила дорога из Новгорода на Дерпт (б. Юрьев), после чего свернуло на нее, выйдя на эстонский берег кратчайшим и наиболее защищенным от засад путем.
Вступив во вражескую землю, он, «по обычаю ратных», распустил часть легких сил «в зажитье», с целью опустошения территории противника. Достаточно крупный отряд, куда входили и новгородцы под командованием «брата посаднича» Домаша Твердиславича и «низовцы» княжеского воеводы Кербета был направлен для разведки («в розгоне»). Столкнувшись с немцкой разведкой «у моста», он, по-видимому, попал в искусную засаду – под удар превосходящих сил противника и был почти целиком уничтожен.
Эти жертвы оказались не напрасны - уцелевшие вернулись к главным силам с вестью о том, что на подходе крупное орденское войско, выполнив, таким образом, основную задачу поставленную походному охранению. Немцы в Эстонии, как видно, еще с получением известия о падении Пскова, успели мобилизовать свои силы до того, как русские пересекли границу и теперь оказались поблизости. Узнав об этом, Александр Ярославич «вспятился», т.е. равернул колонну в обратном направлении и вернулся на лед озера, перейдя пролив («узмень») между озерами, где занял позицию на льду, между псковским берегом, где проходила дорога и выступавшим тогда над поверхностью Чудского озера массивом плитняка – «Вороньим камнем».
Вопреки расхожим представлениям, сложившимся под влиянием кадров из знаменитого фильма Сергея Эйзенштейна, расставляя свои войска на льду, полководец не рассчитывал на то, что тот будет проваливаться только под ногами его противников, имевших практически аналогичное защитное вооружение. Важнейшим фактором при принятии решения на бой, было обеспечение флангов своего боевого порядка. Лишь в случае удачи можно было попытаться использовать полыньи Теплого озера при преследовании, загоняя бегущих в этом направлении.
Утром 5 апреля тяжелая конница войска объединившихся незадолго перед тем орденов Девы Марии Тевтонской и Братьев Меча, построенное заостренной колонной в виде «головы кабана» атаковала фронт русского построения, прорвав и первый эшелон, и «чело» Большого полка. Рыцари «пробишася свиньею сквозе полкъ», но высокий моральный дух и заметное численное превосходство обороняющихся не позволили немцам и прибалтам развить начальный успех. Рыцарская удаль тевтонов завязла в русской стойкости.
Завязалась ожесточенная схватка. От треска одновременно сломавшихся сотен копий очевидцу показалось, что лед на озере тронулся! Вскоре он окрасился кровью и покрылся телами павших.
В результате лучшая часть орденского войска оказалась зажатой и избиваемой в мешке, а менее стойкие фланги, состоящие из новообращенных союзников, стали пятиться под напором русских. Битва стала приобретать черты классических «Канн» - мечты полководцев всех времен. Когда же прибалтийская пехота «показала плечи», и остатки конницы, чтобы избежать гибели в полном окружении, вынуждены были прорываться вслед за ней. Преследование продолжалось семь верст – до противоположного берега. Как всегда бывает в подобных случаях, большинство побежденных погибло во время преследования. Весь путь погони был устлан телами убитых. «…А иных вода потопи» в полыньях на середине пролива скорее всего как раз во время бегства. По подсчетам победителей, немцев на поле боя осталось около 500 чел., еще 50 взяли в плен, тела же эстов никто не считал. Исходя из числа погибших немцев составлявших ядро орденского войска и обычного соотношения пехоты и конницы в нём, вполне можно допустить, что потери прибалтов должны были далеко превышать тысячу человек.
Оценивая эту битву, вошедшую в историю как «Ледовое побоище», необходимо сказать, что это было не самое крупное столкновение противоборствующих сторон на данном театре военных действий, но, скорее всего, оно превосходило по численности участников битву на Омовже 1234 г. Быстрота, с которой Александр Невский смог привести русское войско в Эстонию, не позволила всем его противникам собраться, и их силы в этот раз заметно уступали той армии, что разгромила псковичей под Изборском. В ней, почти наверняка, отсутствовали датчане. Кроме того, в его составе отсутствовавли ливы и латгалы (летописи упоминают одну чудь), а это означает, что и магистр из Риги вместе с орденскими братьями из Ливонии еще не успел подойти на подмогу. О том же свидетельствует и Ливонская Рифмованная хроника.
В этой связи возникает вопрос, почему же Ледовое побоище в отечественной литературе превозносится как величайший триумф русского оружия, практически затмевая все остальные достижения своей эпохи кроме Невской битвы, которая еще менее впечатляет размерами?
Представляется, что произошло это по двум причинам. Первая – личность полководца, народного любимца, в будущем - великого князя и великого святого, культ которого в российской истории пережил беспрецедентное, четырехкратное возвеличивание официальной пропагандой при Иване IV, Петре I, Сталине и Путине. Вероятно, именно «агиографические» соображения заставили позднейших редакторов удалить из первоначальных описаний битвы обычное перечисление потерь с нашей стороны. Какими бы они ни были, это перечисление психологически «работало» на понижение впечатления от нее у читателей.
Этот культ русской Победы, особенно в условиях ведущейся против России с XVI в. по нарастающей идеологической «войны смыслов», естественно вызывает усиленную деятельность разного рода ниспровергателей. Однако, нельзя не признать, что реальная основа для нашего восхищения и возвеличивания есть. Просто эту битву нельзя оценивать «саму по себе», вырванной из исторического контекста, в отрыве от психологического состояния современников и общего хода зимне-весенней кампании 1241/1242 гг. Следует понимать, что она являлась (и воспринималась) не просто эффектным завершением целой серии талантливо проведенных Александром Невским энергичных ударов, а, главным образом, как справедливое решение Божия Суда «с народом неправедным».
Тогда, весной 1242 года, народное ликование вызвала не одна только эта красивая победа, а та чудесная быстрота, с которой был достигнут перелом в небывало трагической ситуации, в которой еще осенью находился русский северо-запад. Стремительное и бескровное освобождение Пскова и Изборска, а перед тем - и всего огромного пространства, захваченного врагом к моменту появления в Новгороде Александра Ярославича, служило мощным резонатором для успеха на Чудском озере. Для всей же остальной Руси, разгромленной и униженной завоевателями, новый успех старшего сына великого князя, воспринимался как огонек во мраке, как проблеск надежды на перемену гнева Божия, сгустившегося над страной и служил спасительной надеждой на лучшее будущее.
Вторая причина: как, представляется, это «произведение» военного искусства впечатлило современников своей классической красотой, и «чистотой исполнения», уникальной однозначностью результатов в сравнении с другими боями и даже победами, а также, вероятно, относительно небольшими потерями с нашей стороны, соотношение которых традиционно служит мерилом достижений упомянутого вида человеческой деятельности.
Необходимо добавить, что эсты и без немцев были достаточно сложным противником, превосходство над которым давало, главным образом, отсутствие у них качественного защитного вооружения, а в сочетании с рыцарской конницей это войско представляло проблему, которую удавалось решать только численным превосходством.
Авторам, утверждающим на основании явно тенденциозных ливонских источников о незначительности результатов битвы 5 апреля 1242 г. на Чудском озере, следовало бы учесть и такой аргумент, как кажется, еще не использовавшийся никем из исследователей и обнаруженный нами в Псковской летописи. В начале XV в., псковский летописец, оценивая масштабы недавней битвы с ливонцами в августе 1406 г. на Лозоговичском поле, признавал ее третьей по маштабам в истории Пскова после Раковорской и Ледового побоища. Думается, что ему, знатоку истории своего города, можно доверять.
Возвратившись в Псков, Александр Ярославич отслужил благодарственный молебен в Троицком соборе и, согласно летописи, наказал псковичам всегда помнить эту его услугу их городу, всегда принимать и во всём поддерживать его потомков. После возвращения в Новгород, князь вскоре покинул его и возвратился к отцу.
В заключение можно сказать, что Раковорское побоище (рассмотрение которого не входит в нашу задачу, как произошедшее уже после смерти Александра Ярославича) по количеству участников, да и по политическим последствиям, безусловно, далеко превосходило Ледовое, но последнее однозначностью разгрома противника и яркостью достигнутой победы в русском ее восприятии, превзошло все остальные, достигнутые в войнах на Северо-Западе. Германской экспансии в русские земли тогда был нанесен тяжелый удар, заставивший неприятеля на время прекратить свои нападения и просить мира. Были возвращены захваченные волости, произведен обмен пленными.