Начинаю писать эти строчки, сидя на боковушке в плацкартном вагоне поезда №251 «Санкт-Петербург — Владикавказ», хотя знаю, что пройдет ещё две недели перед тем, как я ими поделюсь. Как только ноги перестают твёрдо стоять на знакомой земле, я сразу держу наготове блокнот. Ведь даже самые пустяковые впечатления имеют и ценность, и свойство забываться.
12 июня, среда
Саид из Кабардино-Балкарии помог мне нацепить на плечи 17-килограммовый рюкзак, в котором на ближайшие семнадцать дней сосредоточится весь мой скромный быт. Он улыбнулся в бороду самой приветливой из таксистских улыбок, которые человек его характера беспечно дарит каждому пассажиру, и напоследок сказал: «Потом расскажете, как там в Осетии».
Конечно, вряд ли наши пути с молодым таксистом Яндекса ещё когда-нибудь пересекутся, но его добродушная улыбка и лёгкость в общении подействовали на меня терапевтично. Как доброе напутствие.
Я вдела руки в лямки, застегнула поясной ремень, почувствовала, как распределяется вес походного рюкзака на теле, и парадоксально, но мне вдруг стало очень-очень легко. Всё напряжение предыдущей недели, которая предшествовала моему отъезду, растворилось.
Поезд тронулся, за окном оставался светлый и тягучий серо-розовый северный вечер, которому суждено перескочить ночь и сразу превратиться в утро, но я этого уже не увижу — дорога уводит нас туда, где ночи тёмные и звёздные.
Меня провожали люпины — фиолетовые поля, сливавшиеся на скорости в одно яркое целое. Люпины-люпины — так, двойным словом, мы с Лёшей их обычно называем, потому что одного слова для обозначения этих роскошных полян, украшающих июньские дороги, как будто недостаточно.
13 июня, четверг
К середине следующего дня люпиновые поля сменились кипрейными и розовые цветки иван-чая, качаясь на ветру, казались вестниками из будущего. Сильный ветер раздувал 27-градусный зной, появилось солнце, которого не было ни в Москве, ни в Туле. Мы проезжали мутные тихие речки с жёлтыми кубышками, и тульская Упа была одной из них.
Я вспомнила, когда мы только загружали мой рюкзак в багажник «Шкоды», молодой Саид как-то неуместно пошутил, пытаясь быть дружелюбным, на что я почти истерично сказала: «Знаете, мне не смешно, я нервничаю».
— А что, опаздываем? — спросил таксист.
— Нет, — уже более робко ответила я, умолчав, что до поезда ещё целых два часа, а ехать нам не более сорока минут.
— Так зачем же портить себе настроение? — недоумевая, спросил Саид.
— Не знаю, — ответила я. А сама услышала в его ответе голос собственного мужа, который, если бы не был на работе, сказал бы ровно то же самое.
Я смутилась и устыдилась своей излишней нервозности. Всю неделю на меня накатывали приступы жара, градусник остановился на отметке в 37,0, но никаких других симптомов организм не выдавал. Только усталость и температура.
Столько всего надо было успеть перед отъездом, времени ни на что не хватало, порой меня охватывала лёгкая паника, а тут ещё и горячий лоб. Это я заболеваю или просто стресс?
Я очень боялась заболеть и повторить неудачу прошлого года, когда из-за какой-то непонятной ОРВИ и высокой температуры я не полетела в рабочую экспедицию и ещё недели три потом не могла выздороветь.
Как будто от постоянных раздумий и переживаний температура поднялась ещё выше — уже 37,3. Я растянулась звездочкой на кровати перед выходом. Рюкзак собран и ждёт в коридоре, но вызывать такси ещё рано. Попыталась расслабиться. Но в голове жужжал пчелиный рой всяких мыслей.
Не выходи из комнаты
Кажется, я просто разучилась путешествовать. Лет пять назад мы с Лёшей не бывали дома по полгода, и все эти полгода с нами были только наши рюкзаки. Мы с лёгкостью преодолевали сотни и тысячи километров в разных направлениях, порой не зная даже, под какой крышей проведём ближайшие ночи. И это было нормально и привычно. В дороге мне было легко.
Но с тех пор многое изменилось, и я в том числе. По многим разным причинам мы почти перестали путешествовать. Изменилась и внешняя реальность, и наше личное местоположение в ней.
Постепенно моя домоседская сущность взяла верх над другой, «птичьей», беззаботно летающей. Я стала реже ходить в походы, набрала десять лишних килограммов, стала много бояться и начала врастать в уютную безопасность своего дома настолько, что выход из него на какой-то продолжительный срок стал бы слишком волнующим событием...
Но в этом году я решила всё изменить. За три месяца весны я попрощалась с лишними килограммами, вернула тренировками свою более-менее спортивную форму, начала готовиться к большому походу в горы, о котором мечтала уже года три, но всё никак не могла собраться. Только вот Лёша не смог составить мне компанию из-за работы, поэтому я поехала в отпуск одна.
Долго собиралась, улаживала дела и много переживала обо всём на свете. Та лёгкость, с которой я могла раньше собраться за полчаса и куда-то уехать, не имея обратного билета, исчезла. Переживания о том, что что-то может пойти не так, не отпускали меня до самого вокзала.
Но как только я взвалила на спину рюкзак и зашагала по привокзальной площади, напряжение ушло, и лоб, кажется, начал остывать. Стало легко, и ни последующая духота в вагоне, ни толкотня и щебет других пассажиров не нарушили моего блаженного спокойствия. Я всё успела (ну, почти всё) и вот я в поезде. Впереди дорога, и нет ничего лучше этого ощущения пути.
Бежать по лестнице
Где начинается юг? Для меня — где-то в окрестностях Липецкой и Воронежской областей. Там, где исчезают последние признаки южной тайги, где становится лиственно-лохматым лес, где дома из деревянных превращаются в каменные, где открываются просторы плодородного черноземья.
Ярко-жёлтые ромбики аншлагов подсказывают, что мы едем вдоль Воронежского заповедника. Из его лесистых дебрей нас по-хозяйски приветствуют косули, которых мы с соседкой на боковушке через стенку мельком успеваем разглядеть в окно — маленькие, рыжие, невероятно прекрасные. Вот одна стоит, жуёт по-свойски листья какого-то кустарника, провожает пристальным взглядом вагоны. Не боится.
Сразу за лесной стеной заповедника проезжаем медленно, но без остановки станцию Графскую с красивым серо-белым зданием вокзала. На его стенах барельефы с изображением лосей и бобра. Здесь, в Краснолесном, находится управление Воронежского заповедника.
Когда-то именно в этих местах, по берегам реки Усманки, учёные обнаружили чуть ли не последних в стране речных бобров. В начале прошлого века этого зверя почти повсеместно истребили, и для охраны исчезающего вида и был сто лет назад основан заповедник. Позже здесь был создан первый в мире и единственный в России бобровый питомник.
Удивительно, как всё в жизни складывается одно к одному, и когда очень ждёшь какой-нибудь знак, он обязательно появляется. Надо только успеть рассмотреть, успеть воспринять. Разговор с таксистом, случайно пойманный пронзительный взгляд дикой косули, а ещё книга, которую я взяла в поезд. Выбрала её случайно, но, оказалось, это было самое подходящее для момента чтение.
«Дикая тишина» — вторая книга английской писательницы Рейнор Винн. Первую — «Солёную тропу» — о походе Рейнор и её мужа Мота по тропе вдоль океана в Великобритании я читала несколько лет назад, и, увидев продолжение (обе книги автобиографические), не задумываясь, купила.
И как же это было кстати! Сюжет обеих книг завязан на болезни мужа писательницы, от которой, как говорят врачи, нет лечения и которая вскоре обездвижит его тело и заставить мозг забыть всё, что он когда-либо знал. Но Рейнор отказывается это принимать, как и советы докторов беречь себя и осторожнее передвигаться по лестницам.
Сначала 50-летние супруги идут в масштабный поход под рюкзаками по прибрежной тропе, после которого Моту внезапно становится лучше (об этом рассказывает первая книга), а потом, после похода, супруги пытаются вернуться в реалии настоящей жизни, и этому посвящена вторая книга.
«В какой момент нашей жизни цинизм пересиливает инстинкты? Когда мы перестаём чувствовать мягкие прикосновения дождя к лицу и начинаем волноваться о том, что промокнем?»
Рейнор Винн, «Дикая тишина»
В цивилизации, в отрыве от природы мужу становится хуже, и Рейнор пытается вернуть то волшебство, которое поставило его на ноги на «солёной тропе». Сначала пара занимается обустройством арендованной фермы, а потом отправляется в сложный и во многом рискованный поход по Исландии.
«Зимний ветер нес к суше серую завесу дождя — мы видели, как с горизонта надвигается буря. Не нужно «быть аккуратней на лестнице» — важно бежать по ней, бежать как можно быстрее и не бояться того, что «часики тикают» или «время проходит».
Рейнор Винн, «Дикая тишина»
В итоге «Дикую тишину» я проглотила за первые сутки пути в поезде, и всем любителям природы, походов и жизнеутверждающих историй очень советую к прочтению обе книги.
14 июня, пятница
Краснодарский край. За окном одноэтажные крошки-домики в белой штукатурке, цветущие кусты разноцветных роз, речки, объятые тростником, поля, а вокруг них зелень, пышная и густая. Вдоль железной дороги тянутся ленты вьюнков и алых огоньков-маков.
На станции в Тихорецке в восемь утра ещё пахнет свежестью. Но пахнет по-особенному — это характерный аромат раннего южного утра, который просто так, без привязки к месту, не вспомнишь, но, когда оказываешься внутри него, он сразу становится знакомым и родным. Хочется вдыхать его в полную силу.
Армавир. Стоим всего несколько минут и на улицу не выйти. Но я очень явственно представила себе, как выхожу из вагона и вижу дедову лысину, его хитрую улыбку, а рядом суетливую бабушку с помадой на губах.
Представила, как мы садимся в начищенную до блеска копейку «Элеонору», спрятанную в тени огромной липы. Одновременно грущу и улыбаюсь этим воспоминаниям о счастливом кубанском лете.
Поезд снова набирает скорость, размазывая чёткость пейзажа за окном. Промелькнул Уруп цвета кофе «три в одном». Вдоль путей на солнце светятся тонкие голубые лепестки. Это, наверное, цикорий. А рядом белые тысячелистники, тысячи тысячелистников.
Доверить себя воздуху
Понимаю, что не хочу покидать поезд, хотя и устала от него. Мой организм, как улитка, выдернутый из одной зоны комфорта, тут же ищет другую и цепляется за нее. В поезде хорошо, уютно, безопасно. Зачем ещё куда-то идти?
Мои разум и тело отвыкли от путешествий, дальних и длительных, и немного сопротивляются. Тогда как душа взволнованно пульсирует и с нетерпением ждёт, что же будет дальше.
За окном поля — то рыжие, то зелёные, где стоит рядами высокая кукуруза. Потом поля сменяются неопрятным южным лесом — деревья здесь коренастые и очень лохматые. К позднему утру кубанская жара набирает силу, на станциях можно гулять только в тени зданий. На фоне леса мелькают розовые пушистики скумпий, дымных деревьев, и полынь.
Где-то на Ставрополье рельеф меняется, и на горизонте появляются горки. Охристо-зелёные протяженные возвышенности, окутанные мутной знойной дымкой. Мимо проносятся белые лепестки лопастей ветряков, втиснувшиеся в пейзаж между сизыми горными далями и рыжими полями.
«Тысяча ласточек поднялась в тёплый воздух, в осеннее солнце, отразившееся в распростёртых крылышках цвета полуночного неба. Когда воздух остыл и насекомых в нём стало меньше, птицы просто повернулись к югу и расстались с сушей. Исчезли в белом свете расстояния. За пределами надежды или веры.
Слово «инстинкт» придумали люди, а не птицы: те всего лишь расправляют крылья и безоговорочно доверяют себя воздуху».
Рейнор Винн, «Дикая тишина»
В Невинномысске вышел почти весь вагон. Пассажиров осталось меньше десятка, и стало как-то гулко и одиноко. Но скоро, когда горы станут выше, придёт и мой черёд покинуть уютную скорлупу поезда и сделать первые шаги по земле, на которой я ещё никогда не бывала.
Конечная, Владикавказ. Я надела рюкзак, вышла из поезда, увидела высоко в предзакатном небе ласточек и улыбнулась. Осталось набрать побольше воздуха в лёгкие и довериться ему.