Посмотрел тут фильм с названием Локдаун. Почему-то появилось странное желание нырнуть в фильмографию Люси Бойнтон. Не потому, что она сверхталантливая актриса или красива сверх кинематографической меры. И не потому, что я приятно поражён её личностью, почерпнутой из интервью и из интересных ролей. Нет. Просто у неё прикольно звучащая фамилия! И не уверен, что тут есть связь с английским жаргонизм “boink”, во мне просто звучит. В довесок и режиссер, и сценарист у проекта оказались людьми в индустрии далеко не последними.
И вот фильм Локдаун меня поразил! Формулы успеха, впрочем, он никакой не предлагает. Продукт, вероятно, посредственный в контексте вклада в человеческую культуру, и вывозит только на достаточно дорогом продакшне и известных актерах. Благосклонный критик мог бы здесь увидеть довольно-таки бодрое околокриминальное около драмеди, не требующее от зрителя особой внутренней работы. Оценённое на агрегаторах будто бы даже ниже, чем заслуживает. Но и заслуживает не столько, чтобы рекомендовать к просмотру. Расскажу, впрочем, чем же поразил.
Так вот поразил тем, насколько выраженный культурный след этому локдауну 2020-го приписывают творцы современных художественных нарративов из недружественных стран. Сюжет может и вдохновлён реальным опытом причастных, но в каркасе сценария остаются одни лишь избыточно приукрашенные страдания, либо экстремумы событий. Слеплено это драматичное восприятие недалекого прошлого в продукт, который, видимо, должен дать всем “прошедшим через ужасы ковида и локдауны” ощущение причастности к глобальной исторически значимой невзгоде. И сделать из этого повод приравнять себя к страдальцам других исторически значимых пандемий, и даже найти связь между началом 20-х века прошлого и началом 20-х нынешнего.
Не знаю, может меня просто обошла стороной сия “напасть”, и я недопонял насколько в городах люди страдали от четырех стен… Господствующая в инфосфере слившаяся в космополитический культурный клубок нео-”пети́т буржуази́”, одинаково была экзистенциально мучима что видом опустевших лавочек у Патриков, так и видом опустевших лавочек Central park’а. Тогда, в посткрымский, но досвошный 2020-й год, множество московских “граждан мира” с паспортами РФ еще не чувствовали вес нового Железного занавеса на своих плечах, и вполне примеряли на себя солидарные с западными прогрессивистами вздохи о напасти.
Безусловно будет несправедливым недооценить масштаб невзгод, через которые всё-таки прошли миллионы людей. Брат моего хорошего коллеги и товарища просидел три цикла двухнедельной самоизоляции подряд. Мой друг детства просидел и вовсе полтора года дома на окладе в 40 т. р. Работая в турфирме, профилировавшейся на ввозе именно американцев, он просто решил отдохнуть на минималке, пока судьба дарит шанс. Однако на 40 выживать в Москве, даже имея какую-никакую жилплощадь под ногами, непросто, и мысль о потерянных годах не раз посещала его. Его хороший друг, по совместительству и мой вполне друг, что уболтал меня как-то в феврале 2019-го впервые выбраться в Питер, о чём я нисколько в итоге не пожалел, тоже с наскоку в марте 20-го хворал и самоизолировался в условиях компьютерных игр на мониторе и квартирной площади. В сентябре 20-го мы именно с ним планировали вместе группой из 4 человек лететь в Италию, впитывать античность и ренессанс пополам. Но в мае 20-го у него от Ковида умерла мать. А Италия по очевидным причинам отменилась напрочь. Впрочем, это всё москвичи. А что было в нашей тульской провинции?
Да тоже не без следа. Мой старший брат по итогу ушел с работы в конце 2021-го после семи лет на одном месте, встав в лагерь антипрививочнков. Наш отец ушел из жизни в июне 20-го. Как раз 12-го числа, ровно 4 года назад. Не от ковида, но после тяжелой болезни. Мать моя, смягчая тяготы умирания по мере сил, столкнулась однажды с ситуацией, когда по номеру 03 сказали, что свободных рук и колёс нет, давайте как-нибудь сами. Не в том был мой отец состоянии, чтобы в результате приезда скорой вернуться в доброе здравие. Очевидный приговор ему прожитый образ жизни вынес ещё до начала реального всплеска социальной тревоги – в феврале 20-го стало ясно, с ним что-то не так. Однако статистика избыточной смертности от несвязанных с респираторными заболеваниями проблем ввиду перегруженности медработников говорит фактом – многие умерли от медицинского недосмотра. Не говоря уже о том, что медперсонал в мире недосчитался определенного числа работников ввиду избыточной смертности и в их числе.
Я в марте 2020-го улетел на проект Арктик СПГ 2, оставив позади и набирающую обороты медиа-истерию, и умирающего отца. С предательской мыслью дескать «хорошо мне не придётся созерцать его страдания».
Улетал в разгар паники рейсом в Новый Уренгой, смещенным на три дня. Становилось кристально ясно, что транспортное сообщение готовится принять на себя удар серьезных государственных ограничений. Так и вышло – ЯНАО на уровне главы региона был признан закрытым для реверсного транзита гражданами чаще, чем раз в 90 дней. Регион вахтовиками насыщен был и есть как мало какой другой, и подобные меры намекали, насколько серьезно проблема распространения вируса воспринята в эшелонах власти.
Мой месячный цикл работы обратился в трёхмесячный. Это должна была быть первая работа, на которой мне было положено трудиться в режиме 30/30. Ага, разбежался. В начале июня 20-го, уже порядком утомившись профессиональным “днем сурка”, и спустя неделю после отрицательных тестов, я перехворал приступом довольно резкой, нехарактерной, но быстротечной боли в горле. Не придал тому большого значения, и, даже, увидев положительно завышенный уровень соответствующих антител в анализе за август, я не был до конца уверен, что по мне прошёлся тот самый вирус. Только в декабре, когда на меня свалился букет незнакомых прежде признаков паросмии, стало ясно – тот короткий и неявный июньский приступ псевдоангины оказался тем самым вирусом, которого следовало опасаться. Я столкнулся с реальной эмоциональной и физиологической проблемой только через 6 месяцев после заражения. Эмоциональной оттого, что родные после моих слов о подозрительных запахах и привкусах смотрели на меня как на безумца, которому кажется и покреститься надо. И оттого, что я сам долго не мог въехать что же во мне сломалось.
А физиологический аспект был в том, что это просто неприятно. Выраженно неприятно. Незваные запахи, которые особенно заметны были при употреблении шоколада почему-то, варьировались от пережаренного, читай сгоревшего лука, до неприятно сладковатой вони от тронутой температурным гниением мусорной кучи. Паросмия по итогу протревожила меня наплывами чуть дольше года. И вот так, внимая доводам о массе побочных эффектов воздействия вируса и долгосрочных эффектов, я поневоле стал склоняться к концепции полной неслучайности утечки гадости из уханьской лаборатории.
Летом 2021-го, когда казалось, что люди уже порядком устали от водопада инфоповодов, и не готовы отдавать проблеме прежний объем внимания, на том самом объекте “Арктик СПГ 2” скончался один из наших коллег 36 лет от роду на момент. Оставив скорбеть жену и двоих детей. Ужесточенные меры карантина привели к некоторому кризису в кейтеринге. Мне посчастливилось в августе отдыхать дома, а люди жаловались на смердящие котлеты и прокисшие макароны. Что больше пугало в ситуации, так это то, что организовать себе альтернативу в условиях удаленности объекта от крупных путей сообщения(Севморпуть – не панацея:) было не так уж и просто.
В октябре 2021-го я решил встать в позу перед моими московскими трудоустроителями-посредниками и истребовать повышение оклада. Ибо близилась зима, которая по памяти прошлой обещала быть суровой(в 20-е заполярные зимы сделали некоторый реверс в сторону ужесточения на фоне мягкости таковых в поздние 10-е). К моему удивлению, в ответ не было даже встречного компромиссного предложения. А сказано было: “денег нет, не нравится - увольняйся”. Ну и мне, как не обременённому обязанностями перед семьёй, а только лишь щадящим платежом по 6-ти процентной ипотеке, было без нужды прогибаться.
Уже в феврале 2022-го я летел на тот же АСПГ-2, только в мурманский регион. Трудоустроившись через таких же, а по факту даже связанных преемственностью с предыдущими посредников, дата моего отбытия выдалась на 23-е февраля. 24-го мне предстояло сделать контрольный тест на наличие в организме следов того самого набившего оскомину вируса. С отеля на такси 7 километров в направлении лаборатории меня вёз Отабек, назад меня вёз Улугбек. Дивиться такому массовому освоению крайнего севера РФ представителями народов Средней Азии мне пришлось не долго. По радио в машине Улугбека я услышал сильно “бодрящие” и отрезвляющие новости о начале СВО.
Владимир Путин вылечил ковид. Большая пандемия осталась в людской памяти либо как спонтанная природная напасть, либо как социальный эксперимент, из которого сделали выводы кукловоды в теневых аппаратах управления. На фоне “немыслимой войны в Европе” весовое значение подзатёртого инфоповода пандемии полетело вниз быстрее индексов NASDAQ, предвкушавших очередной кульбит мировой торговли.
Тут бы и сделать вывод о несоразмерности трагедий. Одно дело, когда четыре стены давят метафорически, на психику. Другое, когда они же становятся обломками, погребающими под собой гражданских лиц. Тут бы добавить, что на фоне тягот, выпавших на долю мирных жителей в зонах соприкосновения, пересуды о тяготах самоизоляции – удел не то, что эгоцентричных нарциссов, но вовсе социально неадекватных бубочек. Но даже сегодня мы воочию смеем наблюдать стадию банализации конфликта не только в странах Запада, которые были экономически затронуты войной едва ли сильнее, чем пандемией. Но даже в РФ и вна Украине. И мне будто бы не стыдно признаться, что банализация коснулась и меня. Потому что иначе два года прожить с болью в сердце за будущее Родины и “пацанов” на фронте было бы слишком тяжело для продолжения невозмутимой жизни типичного рабочего-потребителя, который так необходим экономике.
В 95-м в силу слишком малого возраста я не мог воспринять полноценно степень подверженности российского общества афтершокам, повторявшимся все два года первой чеченской кампании. Но, даже будучи детьми, мы все равно играли в войнушку с оттенками актуального конфликта. Хорошо помню, как “Чечня” превратилась в “Вешня” и затем в “вишня̀”. “Война в вишнѐ” может и была едкой детской насмешкой и кривлянием над темой, о которой с такими серьезными лицами говорили взрослые. Но странно осознавать, как она сохранилась деталью общей средневзвешенной “нормальности” 90-х.
Сегодня же, спустя два с половиной почти уже года, операция на Украине унесла жизней русских солдат больше, чем все военные конфликты прямого участия СССР и РФ со времен великой отечественной войны вместе взятые. Разумеется, сегодня участие в СВО подразумевает финансовый, а порой и социальный лифт. Это не срочники 18-20ти лет, отправленные на убой Пашей Грачёвым. И тем не менее простая математика, даже без посещения провинциальных мемориалов, а просто экстраполирующая данные о потерях, предоставленные минобром в сентябре 22-го, заставляет поёжится. Не потому даже, что ребят жалко, а потому что такой темп вызывает вопросы о функциональности нации в ближайшие лет 20. Нации, находящейся в демографическом упадке.
Но ирония в том, что встревоженный будущим обыватель не нужен ни нашему президенту, ни министру обороны, ни вообще всей вертикали, наиболее верные адепты которой в случае коллапса государственной системы всегда смогут всплыть в качестве безобидного антрепренёра в какой-нибудь стране южного полушария планеты, как нацисты в Аргентине.
Спасибо авторитаризму, наша гражданская совесть не в наших руках. Любой, что скажет иначе – агент госпропаганды. В нынешний цикл развития цифровых технологий и медиа мы даже и не должны стыдиться попадания в капкан этой вышеозначенной банализации. Неоимперскому формату родной вертикали важно чтобы винтики системы продолжали покупать, увеличивая процент отечественного продукта в потребительской корзине. Даже если продукт этот скомпоновали и состряпали руки узбека.
Функциональность такой национально ориентированной модели достижима за счет веры в укрепление страны и веры в то, что завтра по крайней мере не загребут в окоп против воли. У этих двух вер вроде бы и есть рациональный базис, а всё-таки потрескивает иногда под ногами.
Впрочем, хуже страха перед этим треском будет попытка уцепиться за эфемерный канат западного нарратива, в которых Путин какой-то особенно плохой и гитлероподобный. Правый разворот Европы, о котором с таким опасением бубнили чуть ли не все европейские партии власти, как будто бы вот он. Останется, впрочем, только удивится, если поворот этот не пройдёт нормализацию с оммажем заокеанской указке, как это случилось с риторикой Джорджи Мелони.
А за два года СВО гражданских лиц Украины было убито меньше, чем одних только детей в Газе за первые 3 месяца бомбардировок усилиями Армии “Обороны” Израиля. Заставляет задуматься. Как минимум о том, насколько бубочка тот, кто с “содроганием” вспоминает градусники, маски и “ужасы самоизоляции”.