Увольнение из полиции было лучшим решением в моей жизни. Исчезли, как по щелчку пальцев, убийства, оставшись только короткой полоской в утренней газете, не попадаются на глаза разнузданные физиономии подозреваемых, а самое главное – больше не было переработок. С тех пор вечера я проводил с семьей. Увидел, как начал ходить мой годовалый сын. Его первые слова я давно уже пропустил, раскрывая нескончаемые преступления на работе. Этих мгновений назад не вернешь, а убийц и насильников, сколько бы я ни старался, меньше не становилось.
Тогда я решился. До пенсии оставалось каких-то пять лет, но заявление легло на стол, а немного погодя я основал частное детективное агентство, где и сидел теперь, нервно тарабаня пальцами по столу. Я ждал звонка от своей супруги Ольги. Утром она поехала в больницу и должна была после отзвониться, но телефон молчал. Сколько времени прошло? Все ли хорошо с ней?
Замигавший экран привлек мое внимание.
- Миш, - шелестел тихий голос жены, - подтвердилось. Нужно будет недельку-другую полежать в больнице. Справишься с Ваней? Или маму попросить?
- Конечно, справлюсь, - соврал я. – Что говорят врачи?
- Ничего страшного, - Олька казалась грустной. – Процедуры быстро поставят меня на ноги, глазом моргнуть не успеешь.
- Понял. Сейчас заеду за тобой, дождись.
Попрощавшись с женой, я стал собираться – успел накинуть пальто и подхватить чемодан, как мобильник заерзал по столешнице вновь. На Олю не похоже, она куда более терпеливая. Может, забыла что-то сказать? Однако из динамиков полился не мелодичный женский голос, а густой бас с хрипотцой.
- Михаил Лаврентьевич?
- Все верно, - несколько оторопело откликнулся я, застегивая на ходу пальто.
- Здравствуйте. Меня зовут Аркадий Шварц. Я хочу вас нанять.
- Вас понял, Аркадий. Можем встретиться с вами позднее в моем офисе, а пока расскажите коротко суть вашего вопроса.
Не переставая говорить, я рисовал в уме портрет Аркадия Шварца. Судя по размеренной, почти монотонной речи, а также тяжелой одышке, мужчина страдал от избыточного веса. Возможно, был низкорослым. Скорее всего, старше 50 лет. Выработанные за годы службы привычки въелись в кожу, и я просто не мог не анализировать собеседника.
- Моя дочь пропала.
Ладонь дрогнула на дверной ручке, и я замер перед входом как истукан.
- В каком смысле пропала? Может быть, уехала повеселиться с подругами или парнем?
- Нет, - отрезал Шварц. – Пропала. Она взрослая законопослушная женщина и никогда бы не сотворила ничего подобного. Все ее вещи на месте: одежда, обувь, мобильный. А ее самой нет.
Я задумчиво хмыкнул.
- Тогда вам не ко мне, Аркадий. Обращайтесь в полицию, следственный комитет, они занимаются такими делами, а я ищу потерянных котят, выслеживаю неверных супругов….
- Исключено, - резко и на удивление решительно оборвал меня на полуслове собеседник. – Полиция ничего не может сделать, разводят руками. Они бесполезны. Я знаю, что в свое время вы были лучшим в отделе. Найти Тоню можете только вы, - Голос мужчины вдруг смягчился, упал. – Прошу вас… Найдите Тоню….
Трубка будто стала в разы тяжелее. Пропала женщина. Снова перед глазами ухмыляющиеся из-за решетки лица.
- Я подумаю. До свидания, - буркнул я и завершил звонок.
Всю дорогу до больницы я размышлял, прокручивая баранку. Пропала женщина? Не могла она просто пропасть. Ушла из дома? Без вещей? Нет, точно дело не чисто… И зачем я обещал подумать? Зарекся ведь не лезть больше в эту грязь, смешанную с кровью. У меня дома семья да заказ на рыжего, убежавшего от хозяйки неделю назад. Оплата не велика, а вот в прошлом месяце один изменщик обеспечил семье почти полгода безбедного существования. Зачем мне дело Шварца? Нет, решено, не возьмусь.
Жена уже стояла перед воротами и приветственно помахала тонкой ручкой.
- Привет, - она опустилась на сиденье рядом. – давай быстренько домой, соберем вещи и обратно, меня уже ждут.
- Как скажешь, капитан, - отшутился я и вновь повернул баранку, но на душе было неспокойно.
Ольга действительно торопливо собрала вещи, на обратном пути щебетала, будто нет больницы и болезни, а перед дверьми приемного покоя игриво клюнула меня в щеку.
- Увидимся через неделю.
- Увидимся.
За спиной жены закрылись двери. Позднее я забрал Ивана у тещи, отказался от банок-самокруток и наконец прибыл домой окончательно.
- Ну что, Иван Михайлович, теперь мы с тобой как мамонтенок и льдина. Пусть мама услышит….
Маленький Ваня вопрошающе смотрел как я его раздеваю и методично обсасывал собственные пальцы.
Надо сказать, что день прошел сносно за играми и добыванием пропитания, однако то и дело вспоминались слова, произнесенные хриплым басом: «Найдите Тоню». Тоня, Тоня. Я настойчиво пытался выкинуть этот телефонный разговор из головы, но он возвращался снова и снова.
Вскоре опустившиеся вечерние сумерки легли неясной тяжестью на плечи. Дом казался пустым. Тихим, безжизненным, как нутро погибшего кита. Каждый шаг отдавался гулко от стен. Ольги нет, и будто весь мир обезлюдел.
Вдруг из коридора донесся пронзительный звон битого стекла. Я тут же подобрался, выскочил и увидел Ваню, стоящего на полу на четвереньках, а перед ним осколки хрустальной вазы.
- Упа… - пробормотал малыш.
- Ванечка! - я схватил пацаненка и поднял его ближе к лицу. – Ты порезался? Дай посмотрю! А руки? Руки целы? Ох, напугал ты меня….
- А! – Ваня ткнул в вазу.
- Фиг с ней, все равно это подарок тещи. Главное, что ты не поранился. Как же так получилось?
- Упа… - снова лепетал мальчишка.
- Упал? Ну ладно, бывает. Сейчас все уберем и давай готовиться спать.
Ваза, жалобно похрустывая, отправилась в ведро, а намытый со всем усердием Иван вскоре сопел в детской. Я же ворочался в постели, прислушивался к угрюмой тишине дома. Еще эта пустующая подушка рядом... Эх, Олька, ты бы ругалась за вазу, но я бы все отдал, чтобы слышать под боком твое сопение. Все отдал….
- Папа! Папа-а-а!
Душераздирающий вопль вырвал меня из сна. Я вскочил, бросился к сыну, не разбирая дороги и не продрав толком глаза.
- Что случилось, что?
- Ням-ням, - сообщил мне довольный Иван.
Только теперь я заметил, что наступило утро. Завертелся новый день, пробиваясь сквозь шторы в затемненную комнату. С новой силой возобновились игры, обеды, прогулки.
Как-то раз Ваня бежал ко мне через гостиную, но вдруг споткнулся и полетел кубарем на пол.
- Упа… - печально заключил он, поднимаясь с колен.
- Как же так, малыш? Ты ведь уже так хорошо ходишь. Споткнулся?
Мальчик насупился и тут же снова бросился наутек, но нога будто зацепилась за что-то, как цепляется порой носок за корень дерева во время прогулки в лесу, и ребенок снова с грохотом приземлился на пол.
Я рассмеялся, поднимая сына на руки:
- Весь день планируешь вести половую жизнь, молодой человек? Пойдем лучше во дворе на качельках покатаемся.
Одно из преимуществ собственного дома – двор. Ольга хотела превратить его в огород, да не позволила болезнь, поэтому я соорудил здесь детские качели, едва ли выше уровня земли. Шустрый Ванька так привык на них кататься, что добежал до деревяной просыревшей сидушки в считанные мгновения, но привычно раскачиваться не стал. Я наблюдал за ним с террасы. Мальчик сел, насупился и с серьезнейшим видом разглядывал собственные крошечные пальчики. Что с ним сегодня такое? Я нахмурился. Скучает по маме?
Затем ребенок нерешительно встал, заметил меня и медленно пошел навстречу. И, клянусь, в этот момент я видел, как Ваню будто толкнули, будто опрокинули назад невидимой силой. Мальчишка незамедлительно упал и в этот раз скорбно заплакал.
Теперь я не на шутку обеспокоился. Что это было? И даже если мне показалось, то почему всегда шустрый и ловкий Ванька то и дело валится с ног? Уж не захворал ли? Только этого не хватало!
Я спешно подхватил ребенка на руки, занес его в дом, переодел, напоил теплым молоком и измерил температуру. В норме. Но происшествия продолжили случаться – Ваня весь день то и дело падал, так что даже разбил губу и поцарапал лоб, а к вечеру, как я того и боялся, градусник показал цифру 39.
- Только этого не хватало!
Стрелка больших круглых часов в гостиной подбиралась к десяти. Дрожащей рукой я набрал смс: «Оля, ты только не волнуйся». Стер буквы. «Олечка, привет!. Снова стер. «Ольга, не спишь? Заходила соседка, спрашивала что ты Ване от температуры даешь. Как себя чувствуешь?. Отправил.
Ребенок тем временем жалобно хныкал, тянул ко мне свои еще пухленькие ручки. Глаза стали красные. Я потрогал лоб - горячий. Может, зубы? А может, простыл? Где же я так не углядел? А телефон все предательски молчал, оставляя без ответа отчаянную смс. Тихий дом наблюдал за нами будто со стороны, безучастно.
- Побудь здесь, малыш.
Я положил ребенка в кроватку с высокими бортами, а сам заспешил на кухню к складу медикаментов. Там среди необъятных полчищ бутылочек, коробочек и блистеров должно находиться и жаропонижающее для самых маленьких. В том, что температуру нужно сбивать, не было сомнений.
Детскую от кухни отделял лишь небольшой коридор, в котором часто собирались тени. Мягкий свет ночника из Ванькиной комнаты нерешительно дотрагивался до этой тьмы и погибал, стоило ему упасть за порог. Непроглядная темень стояла и на кухне. Эта тишина и ночной покой казались такими естественными, такими неприкосновенными, что я не решился тревожить их резким светом потолочной лампы – щелкнул тихонько выключателем бра с причудливым зеленым абажуром и втиснул аптечку в образовавшийся мягкий светлый круг.
Таблеток было удручающе много. В еще большее уныние меня повергало то, что я совсем не знал этих названий. Ванька тихонько скулил из детской, понемногу набирая обороты, а я только и мог, что беспомощно перекладывать коробки из стопки в стопку.
Вдруг за спиной отчетливо скрипнула половица.
- Ваня, ты?
Я выглянул в темный коридор, уже мимоходом понимая, что оставил мальчишку в кроватке – он никак не мог выбраться оттуда без помощи взрослых. Из детской, будто вторя моим мыслям, раздался жалобный плач.
- Старый дом, - бурчал я под нос, - скрипит как мои кости.
Через силу я заставил себя вернуться к пилюлям, но волосы на загривке все равно поднялись, будто вздыбленная кошачья шерсть, выдавая меня с потрохами.
Холодильник глухо звякнул. Я замер и уставился на него во все глаза. Казалось, будто прямо сейчас, в пронзительной ночной тишине внутри холодильной камеры что-то двигается. Прокатилось по полке и затаилось, выжидая.
- Это что еще за новости? – мне приходилось говорить громко вслух, чтобы подбадривать себя. Уже сейчас казалось, что дом играет со мной в свои странные игры. – Ну не буду же я бояться собственного холодильника? Ты вообще еще в кредите, так что давай без выкрутасов тут.
Стараясь вести себя как ни в чем ни бывало, я распахнул дверцу. На полке среди кастрюль и контейнеров лежала неприглядная бутылочка – похоже, она и шумела. Я повертел флакон в руках. С этикетки улыбался беззубый малыш, а надпись, помимо названия, гласила: жаропонижающее. Удача!
Ванькин требовательный вой застал меня уже в коридоре. Забылась вдруг и недружелюбная тьма, и коварные поскрипывания старого дома – я нес сыну облегчение. Ребенок вскочил с места:
- Папа!
- Пх-па-пх-па! …- вторило ему.
Будто льдом продрало от макушки и до пят. Взгляд метнулся навстречу звуку.
- Папа? – удивленно спросил Ваня.
- Пх-па? – вторил ему игрушечный хомяк.
- Ах ты ж черт бы тебя побрал! – сдерживать себя не было ни сил, ни желания, и я нетерпеливо щелкнул рычажком под хвостом у механической игрушки. – В сорок лет довести до инфаркта детской куклой! На, сынок. – Откупорился флакончик, жидкость тихо влилась в мерную ложку. – Сейчас будет полегче. Знаешь, я за двадцать лет службы такому риску не подвергался, как с тобой сегодня. Исчадие ада этот хомяк….
Ваня покорно проглотил сладковатый сироп, с минуту пробовал его, причмокивая губами, а затем вновь ударился в слезы. Малыш забрался мне на руки, плакал все более надрывно. Я пел песенки из своего почти забытого детства, гладил сыну головку, но ничто не помогало ему уснуть. Звон в ушах лишь усиливался от нескончаемого крика.
Спустя час лекарство наконец подействовало, и веки малыша понемногу смыкались, но стоило мне перестать укачивать ребенка, как вновь крик оглашал округу. Самому уже хотелось спать страшно, устали ноги. Вот бы присесть….
Я окинул взглядом детскую кроватку, стоящее неподалеку кресло… Пришедший на ум план был прекрасен. Работая осторожно, словно сапер, я опустил Ваню в кровать и почти сразу услышал недовольный писк, грозящий стать плачем. Тогда, стараясь не разбудить младенца, я шустро подвинул кресло к кроватке и принялся раскачивать высокие бока люльки. Ваня снова затих и умильно засопел. Я же устало подпер щеку свободной рукой.
Мягкий свет ночника, тихое посапывание ребенка в кроватке, а самое главное - усталость после проведенного в заботах дня, действовали усыпляюще. Однако за тщетной борьбой всегда следовал сладостный сон, а после меня вырывал из его мягких лап нарастающий детский плач– потеряв контроль над телом, я переставал качать кроватку, от чего сразу просыпался Ваня. И мы начинали все по новой. Я снова боролся, снова засыпал и вновь просыпался у замершей кроватки. Наверное, уже давно минула полночь?
- Не спать! – приказывал себе я.
Но чем дольше было сопротивление, тем сильнее обуревал меня сон. Вскоре я почувствовал нарастающую головную боль и «песок» в глазах. Но нельзя! Не спи, не спи… Нужно качать Ивана… Я уронил голову на плечо.
Сладкий, тягучий, как мед, сон. Мы куда-то едем, шутливо болтаем с Олькой. Она улыбается мне, смеется, приоткрывает окно, и поток ворвавшегося ветра обдает мое лицо… Ванька!
Я проснулся от того, что понял – я давно уже не качаю кроватку. Малыш вот-вот раскричится! Но в комнате стояла пронзительная тишина. Ночник погас. Я поднял глаза. Высокие борта кроватки мерно раскачивались из стороны в сторону. Они двигались как заколдованные, не издавая ни единого звука, будто даже не касаясь воздуха. Ужас, такой сильный, какого я не испытывал ни разу в жизни, сковал все тело – я едва ли мог пошевелиться. Холод, могильный холод тут же разлился по коже. Ваня мирно спал в колыбели, а я кричал немым криком и боялся выдать себя, дать неведомому обнаружить мое присутствие.
Вдруг вспыхнул ночник. Борта кроватки дрогнули и замерли. Все равно, что выстрел. Я вскочил, сгреб в охапку ребёнка и, не помня себя от страха, забился в угол комнаты за креслом. Оттуда я вглядывался в комнату, в зыбкие очертания погруженного во тьму коридора за дверью. Прислушивался изо всех сил и боялся моргнуть. Подсознание шептало: «Оно здесь, рядом с тобой, за занавеской». Стоят чьи-то ноги. Совсем рядом. Вот здесь, совсем близко, кто-то притаился за спинкой кресла. Посмотри….
Я боялся повернуть голову, страшился взглянуть туда, куда звало мое звериное чутье. Боялся встретить взгляд пронзительных темных глаз. Казалось, время остановилось….
И только проникшему в комнату рассвету удалось выпутать меня из липкой паутины страха.
- Папа, - прошептал притиснутый к груди малыш, и все наваждения ночи смыло будто следы на песке, - Ням-ням.
День встал на обычные рельсы. Бодрый Ваня носился по двору, прыгал на диване и всячески источал простое детское счастье, а вот я едва держался на ногах и с трудом дотерпел до обеденного сна. Да здравствует сиеста! Мы разошлись по постелям, и я вырубился сразу, как щека коснулось мягкой подушки.
Мне снилась она. Нет, не Ольга. Девушка. Шла мне навстречу. И с каждым мгновением, я все четче видел ее черты лица, окутанные пустотой как покрывалом. Две тугие черные косы лежали на плечах, а выбившиеся волоски обрамляли худое лицо. Необычайно бледное. Мертвенно-бледное лицо. Девушка было очень просто одета – в легкий ситцевый белый сарафан, но кажущаяся простота ее одеяния вызывала в теле необъяснимую дрожь. Она вдруг оказалась совсем рядом, протянула ко мне руки и закричала! Невыносимо! Невыносимо больно! Я отпрянул в ужасе, судорожно ухватился за пустоту и повалился во мрак.
Через мгновение я уже лежал в своей постели и хватал ртом воздух, будто рыба. На уме вертелось сиплое «Найдите Тоню».
- Да что же это происходит? – я свесил ноги с кровати, нащупал босыми ступнями успокаивающую пушистость тапок и смахнул тяжелую каплю пота со лба. – Никак схожу с ума? Что дальше?
Взгляд упал на телефон на прикроватной тумбочке. Смс от Оли все еще не было. Я решительно поднялся, выудил ключи из тайника и открыл старый сейф за шкафом. Пистолет лежал на месте. Немного подумав, я забрал боевого товарища с собой.
Ванька еще мирно спал, а я мерил комнату шагами, но не успевал идти быстрее, чем мысли о Тоне. Они вгрызались в мой разум, беззастенчиво стучались в мою мирную гражданскую жизнь. Что мне до этой женщины? Есть полиция, есть специальные люди, мастера своего дела.
- Исключено, - снова ворвался голос господина Шварца.
Я остановился посреди комнаты.
- Похоже, у меня нет выбора, - думал я. - Нужно сделать это если не ради пропавшей женщины, то хотя бы ради собственного душевного спокойствия.
А между тем образ недавно минувшего видения стоял у меня перед глазами. Я смотрел на нее прямо сейчас, посреди своей спальни. Тонкая, с черными косами и почти прозрачной кожей. В нежном ситцевом сарафане.
Пожалуйста, оставь меня. Я пролистал журнал вызовов и выбрал безымянный номер. После недолгого ожидания из трубки раздался уже до боли знакомый хриплый голос:
- Алло?
- Аркадий, здравствуйте. Это Михаил. Я возьмусь за ваше дело.
Собеседник, прячущийся за темно-серой иконкой человечка на экране, закашлялся, в эфире вдруг возникли помехи.
- Или может быть вы уже не нуждаетесь в моей помощи?
- Нет-нет! – выпалил Шварц. – Вы застали меня врасплох, вот и все. Не ожидал, что вы вдруг передумаете. Вы очень нужны, Михаил Лаврентьевич….
- Тогда давайте не будем тратить время зря. У вас есть доступ к жилищу Антонины? Я хотел бы осмотреть его не позднее, чем через час.
- Есть, есть!
Аркадий продиктовал мне адрес – обычный спальный район города, не дорогой для жизни, но и не криминальный, скорее тихий. При других обстоятельствах во мне бы только крепла уверенность в девичьем загуле, но не сейчас. Обговорив последние детали встречи, я попрощался с заказчиком и отправился будить Ивана – ему предстояло провести следующие дни в обществе бабушки.
Лариса Петровна, моя достопочтенная теща, приняла внука на поруки с неохотой, но смягчилась, услышав про заказ. Меньше чем через полчаса я уже стоял перед сероватым бледным домом времен советской застройки или чуть позднее, разглядывал подъезды. Ни одной камеры видеонаблюдения, ни одной говорливой старухи – ведение дела сразу отягчалось.
Вскоре на стареньком Ровере подъехал и сам Аркадий Шварц. Все, как я и представлял. Невысокого роста, тучный, с выдающимся животом, старше пятидесяти лет, затянутый в нелепый синий свитер мужчина. Про свитер это я уже сейчас понял, не по телефону.
- Михаил? Здравствуйте, - мы обменялись крепким рукопожатием. – Пойдемте в квартиру.
Внутри за железными дверями оказался самый обычный едко пахнущий мочой подъезд. Крошащиеся ступени, потрескавшиеся краска стен. На лестничную площадку выходили двери всех сортов – и старые деревянные, видимо, наследие союза, и крепкие металлические – эти хозяева явно застали недолгую белую полосу. Хватило на дверь.
Одну из таких и отпер Аркадий. Я разулся и прошел внутрь, не снимая любимого пальто. Чистенькая, светлая и аккуратная квартира имела две жилые комнаты и крошечный, заваленный хламом, балкон.
- Полиция здесь была?
- Да, но они даже не стали снимать отпечатков пальцев, - пожал плечами Аркадий. – Только объявили в розыск, да повесили фотографию в длинный ряд других.
- Расскажите мне о Тоне? – поинтересовался я, разглядывая вещи в спальне девушки.
- Так… - мужчина зачесал затылок. – Антонине уж за 30 лет, разведена, работает бухгалтером в небольшой частной конторке. Не пьет и не курит, увлекается вязанием. Видите? Свитер. – Аркадий оттянул двумя руками синюю мешковину, носимую на собственном туловище и неловко улыбнулся, но не получил ответа. – Друзей у нее не было, как и врагов. Вернее были какие-то давнишние подруги, но не припомню, чтобы они встречались….
- Когда пропала ваша дочь?
- Почти десять дней назад… - ответил еле слышным шепотом мой собеседник. – Через три дня полиция приняла заявление.
Я кивнул и выудил среди вещей на постели сотовый телефон.
- Это ее?
- Да, - последовал короткий ответ.
Аппарат оказался не заблокирован паролем, чем я и воспользовался. Никаких смс подозрительного характера, но множество не отвеченных звонков с неизвестных номеров. Спам? И один состоявшийся входящий звонок – муж.
- Вы сказали Тоня разведена? Здесь на контакте установлена фотография мужчины – это ее бывший муж?
- Все верно. Григорий. Они развелись уж больше года.
- О чем они тогда беседовали, не знаете?
- Нет, не интересовался….
- Что можете рассказать мне о мужчине?
Аркадий пожал плечами и уставился в пол.
- Да что сказать… Не больно-то хороший он муж, хотя кому-кому, а точно не мне судить. Пил, но не запойно. Мы с ним часто проводили вечера за пивком на даче. Компанейский, общительный. Только вот денег у них с Тоней никогда не было, хотя дочь работала. Почему? Она никогда мне не рассказывала. Может, скрывала что-то, не знаю….
- Знаете, где я могу найти этого Григория? Хочу пообщаться. И если есть, то пришлите мне, пожалуйста, хорошую фотографию Антонины. Это поможет в поисках.
Я был собран и работал четко, как хорошо запрограммированный робот, но стоило мне увидеть фотографию девушки, как вся уверенность сошла на нет. Она. Две черные косы спускались вдоль тонкой шеи. Но эта Тоня улыбалась. Внезапная догадка осенила разум.
- У нее был ребенок? – Вспомнилась вдруг качающаяся люлька.
- Да, - удивленно заморгал в ответ Аркадий. – Откуда вы узнали?
- Что же вы молчите? Где он?
- Должно быть у отца… Петру сейчас восемь лет, и он часто остается погостить у папы.
Тем временем я прошел во вторую комнату. Так и думал – детская. Повсюду видны игрушки, но в углу держит позиции строгий письменный стол. Из всех детских принадлежностей отсутствует только рюкзак. Значит, мальчик по имени Петр и в самом деле мог бы сложить в него все необходимое и уехать к папе. Но догадку нужно проверить.
Вторая часть.
Третья часть.
Четвертая часть.