Одним из первых отечественных сериалов советского времени стал многосерийный телефильм режиссера Колосова «Операция “Трест”», воплотивший на экране героев и антигероев легендарной чекистской операции 20-х годов, длившейся около пяти лет и практически парализовавшей деятельность белоэмигрантских организаций и иностранных разведок против СССР.
Жанр политического детектива сам по себе интригующе обещает зрительский успех, а какой «звездный» ансамбль актеров собрал сериал – Людмила Касаткина, Игорь Горбачев, Армен Джигарханян, Донатас Банионис! Центральными персонажами фильма, несомненно, стали чекист, начальник Контрразведывательного отдела ОГПУ Артур Христианович Артузов (Джигарханян) и его секретный агент, возглавивший фиктивную контрреволюционную организацию – Александр Александрович Якушев (Горбачев). Талантливый актерский дуэт достоверно показывал, как в ходе развивающихся событий, подчиняясь «железной логике» тайной борьбы, бывший идейный монархист Якушев, опекаемый проницательным и чутким Артузовым, становится верным помощником чекистов и чуть ли не «сознательным» советским патриотом, олицетворяя собой трудный «путь русского интеллигента в революцию...»
Главный герой
Александр Александрович Якушев родился в 1876 году в Твери в семье потомственного дворянина, преподавателя кавалерийского юнкерского училища. В 1899 году он окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета и поступил на службу воспитателем в Александровский лицей, бывший с пушкинских времен «кузницей кадров» высшей бюрократии Российской империи. Здесь, через своих воспитанников, отпрысков знатнейших фамилий и их близких, «худородный» Якушев приобщился к жизни высшего света, приобрел нужные деловые связи в среде высокопоставленного царского чиновничества, так пригодившиеся ему в продвижении по службе. Вскоре он уходит из лицея и устраивается на скромную должность старшего помощника делопроизводителя канцелярии Управления внутренних водных и шоссейных дорог Министерства путей сообщения. И отдадим ему должное, здесь он заявил о себе не только как о «человеке со связями», но и как знающий и энергичный специалист-транспортник. Занимаясь традиционной русской проблемой «дураков и дорог», за неполные полтора десятка лет Якушев к 1916 году дослужился до чина действительного статского советника (генерал-майор), титулуемого «ваше высокопревосходительство», управляющего Департамента водных сообщений МПС и председателя Особого распределительного комитета по водным перевозкам.
Крупный царский чиновник, Якушев не был по натуре сухарем-карьеристом – любительски увлекался историей, живописью, театром и даже получил диплом Археологического института. По воспоминаниям современников, Якушев был «...благополучный такой, преуспевающий, жизнелюб, но умный и деятельный», он был интересным и остроумным собеседником, любил грубоватые «с перцем» анекдоты, умел рассказывать пикантные истории, словом, слыл в петербургском обществе «прекрасным светским человеком».
Февральскую 1917 года революцию он встретил без симпатии, скрепя сердце. Пониманием ее как неизбежного зла. Зато «большевистский переворот», происшедший через восемь месяцев, Якушев воспринял как национальную катастрофу и быстро определился в отношении к новой власти. Вместе с другими чиновниками МПС в начале декабря 1917 года он яростно саботировал распоряжения большевиков, отказался дать подписку «о подчинении народному комиссару» и был с треском уволен со службы. Имея на руках жену и четырех детей, Александр Александрович остался практически без средств к существованию и кое-как перебивался продажей личного имущества – фамильного серебра, фарфора, дорогих безделушек и предметов гардероба.
Петроград зимы 1917–1918 гг. уже становился «...безнадежно мертвым городом... занесенный снегом, но чистый и опрятный, он производил впечатление спокойного кладбища, где жители были лишь сторожами, недовольными своей работой, но не приискавшими еще новой службы». Деятельная натура Якушева тяготилась таким образом жизни, и он часто наносил визиты своим сослуживцам и знакомым из высшего света, в одночасье ставшим «бывшими людьми». В этих жалких «салонах» любили встречаться своим кругом за чашкой морковного чая – повздыхать о прошлом, позлословить о большевиках и обменяться слухами об их скором крахе. Один из таких «салонов», посещаемых Якушевым, оказался якобы связан с контрреволюционными заговорщиками «Национального центра», чекисты начали аресты, затронувшие ряд его знакомых, и тогда Александр Александрович с семьей спешно покинул Петроград и перебрался в Москву.
Жизнь в Москве была лучше, чем в Питере. На новом месте, из-за куска хлеба, Якушев был готов забыть свое фрондерство и поступить на советскую службу. Так в 1918 году, в Главводе (Главном управлении водного транспорта) ВСНХ появился новый «спец» – «товарищ Якушев», занявший должность старшего инспектора и получивший соответствующий оклад, паек и квартиру. Не стоит думать, что работал Якушев исключительно из-под большевистской палки, имело значение и то, что руководство ВСНХ сумело сыграть на его профессиональных струнах – пообещав реализацию его давнишней мечты о строительстве гидростанции на Днепре. Белоэмигрант Шульгин придерживался того же мнения: «...его... советские руководители «поддели»... на больших возможностях, которые новая власть открывала в области водного хозяйства, и он стал на них работать. В условиях Гражданской войны «буржуазный специалист» Якушев работал хорошо, и в 1920 году, когда Главвод ВСНХ был передан в Наркомат путей сообщения, новый нарком Лев Троцкий назначил Александра Александровича начальником Управления водного транспорта и заместителем начальника Главного управления путей сообщения НКПС. Интересно, что вскоре сменивший Троцкого в НКПС председатель ГПУ Дзержинский тоже считал, что Якушев как «спец» вполне на месте и не испытывал в отношении него каких-либо подозрений.
Тем временем вне службы Александр Александрович не особенно скрывал своего отрицательного отношения к советской политической системе, по-прежнему посещал сборища «бывших», где в связи с НЭПом возникли нетерпеливые ожидания «перерождения большевизма» и считали дни до начала «весеннего похода» белых сил из-за кордона.
В ноябре 1921 года Якушев был командирован по линии своего ведомства в Швецию и Норвегию. Проездом через Ревель (Таллин) он выполнил просьбу своей давнишней приятельницы из «бывших», Страшкевич, и передал частное письмо ее племяннику, Юрию Артамонову, работавшему в английском паспортном столе и одновременно поддерживавшему тесные отношения с рядом лидеров белой эмиграции. Передачей письма дело не ограничилось. Артамонов не мог отказать себе в возможности опросить «свежего человека из Совдепии», причем в прошлой жизни принадлежавшего к их кругу. Якушев легко пошел на откровенный разговор, рассказал о ситуации в стране, дал характеристики отдельных советских руководителей и даже не умолчал о своих монархических взглядах. Артамонов был в восторге от своего собеседника, в своей депеше в Париж он так охарактеризовал Якушева: «Большой спец. Умен. Знает всех и вся. Наш единомышленник, он то, что нам нужно. Человек с мировым кругозором... В Якушева можно лезть, как в словарь. На все дает точные ответы». В том же письме Артамонов сообщал, что в Москве существует серьезная монархическая организация, и Якушев фактически представляет ее интересы за границей и предлагает «реальное установление связи».
Споры о существовании этой подпольной организации под названием «Монархическая организация Центральной России» («МОЦР») идут среди историков до сих пор. Возможно, что сам Якушев прихвастнул перед собеседником, назвав монархической организацией группу салонных болтунов из «бывших», или Артамонов, очарованный «человеком с мировым кругозором», впал в ошибку относительно характера и масштаба «организации Якушева».
Поистине роковым для Александра Александровича стало то обстоятельство, что секретная депеша Артамонова в Париж была перехвачена чекистами и легла на стол руководителя Лубянки. В результате, через две недели после возвращения из загранкомандировки в Москву, Якушев был арестован. Одновременно были арестованы и все те, кто были перечислены в письме Артамонова как участники «организации Якушева». Всем им чекистами было предъявлено обвинение в участии в контрреволюционном заговоре, а Якушеву – в его организации и шпионаже. Последний пункт так квалифицировал разглашение им Артамонову сведений, к которым он имел доступ по службе в НКПС.
Поначалу Александр Александрович отвергал все обвинения, но тогда ему была предъявлена фотокопия депеши Артамонова в «Высший монархический совет», где тот сообщал о посещении его неким лицом, занимающим ответственный пост НКПС, посланным за границу по такому-то делу и служившим до революции там-то и тем-то и т.д. Фамилия приезжавшего была зашифрована, но, исходя из контекста письма, это выглядело секретом Полишинеля. После предъявления такой улики Якушев прекратил запирательство и стал давать показания. Он понимал, что за шпионаж ему грозит высшая мера наказания – расстрел. Кроме того, у него не было надежды на вмешательство высокопоставленных ходатаев по его служебной линии, что тогда случалось, – ведь НКПС тогда руководил не кто иной, как председатель ГПУ Дзержинский. Так Якушев оказался в камере смертников, где ему предстояло провести несколько месяцев и пережить сильную душевную ломку...
К 1921 году ВЧК-ГПУ существовало уже четвертый год, приобрело неплохой опыт тайных операций и в соответствии с изменившейся политической обстановкой отошло от примитивного «красного террора» к более изощренным формам борьбы. Умственный и культурный уровень работников Контрразведывательного отдела (КРО) ГПУ, занимавшихся делом Якушева и «МОЦР», вполне соответствовал этим новым задачам. Начальник КРО, Артур Христианович Артузов, был талантливым инженером-металлургом, выпускником Санкт-Петербургского горного института. Роман Александрович Пилляр – «революционный аристократ», приходился двоюродным братом Дзержинскому и в дореволюционной жизни носил громкую фамилию Пилара фон Пильхау. Виктор Станиславович Кияковский-Стецкевич являлся опытнейшим резидентом польской разведки, но в 1920 году был на «идейной платформе» перевербован лично Дзержинским и стал талантливейшим советским контрразведчиком. Стоит ли говорить об эстете и полиглоте, начальнике Секретно-оперативного управления ГПУ, Вячеславе Рудольфовиче Менжинском, курировавшем это дело.
В центре чекистской интриги
Замысел крупномасштабной операции ГПУ, получившей название «Трест», появился на рубеже 1921–1922 гг. и принадлежал хитроумному Кияковскому-Стецкевичу, хотя ее многолетняя реализация более связана с именем его прямого начальника – Артузова. Суть этой операции заключала «...план организации крупной легенды, которая, подкупив штабы лимитрофных государств (Финляндия, Эстония, Латвия Польша – авт.) качеством и количеством сведений о Красной армии, в последующем своем развитии при помощи штабов должна будет подмять под себя все зарубежные монархические центры и навяжет им тактику, разработанную ГПУ, которая гарантирует им разложение от бездействия на корню». Проще говоря, предлагалось создать в РСФСР «подставную», фиктивную контрреволюционную организацию, имитировать ее шпионскую активность и навязать ее «тактику борьбы» настоящим монархическим организациям зарубежья, в частности, мощному «Российскому общевойсковому союзу» («РОВС») генерала Кутепова.
Не мудрствуя лукаво было решено для такой организации использовать «скелет» раскрытого чекистами «МОЦРа», введя в его верхушку (так называемый «Политический совет») своих секретных агентов и перевербованных участников «организации Якушева».
Одной из ведущих фигур операции «Трест» стал бывший эсер, латыш по происхождению, Эдуард Оттович Опперпут-Стауниц. Этот сосед Якушева по камере смертников характеризовался своими кураторами-чекистами как человек «изворотливый и энергичный, от природы умный и сообразительный, обладает лично храбростью и склонностью к авантюрам». В «Политсовете» организации ему была отведена роль финансового директора и секретаря-шифровальщика. В связи с финансированием операции «Трест» Опперпуту было дозволено заниматься валютными махинациями на московской «черной бирже» и спекуляцией ширпотребом, что отвечало духу времени наступившего НЭПа. Практически весь состав Политсовета «МОЦР» состоял из одних секретных агентов ГПУ. Главой Политсовета числился бывший генерал, профессор Военной академии РККА и секретный агент ВЧК-ГПУ Зайончковский. Другим агентом, возглавившим военное направление организации («военный министр будущего правительства России») являлся бывший генерал-лейтенант Потапов. Полиглот, знавший восемь европейских языков и двенадцать лет служивший русским военным атташе в Черногории, он был крупнейшим специалистом в области разведки и контрразведки и стал ценнейшим приобретением чекистов.
Естественно, что для большей убедительности «МОЦРа» к его работе были подключены и другие лица из числа «бывших», использовавшиеся чекистами «втемную»: бывший камергер Ртищев, остзейский барон Остен-Сакен, нефтепромышленник Мирзоев, тайный советник Путилов, которые и представить не могли, что «работают» под полным контролем Лубянки.
Вакантной оставалась самая опасная и щекотливая в игре, задуманной чекистами, – роль «министра иностранных дел» «МОЦР», который должен был выезжать за кордон и вступать в переговоры с лидерами Белого движения «на их территории». Здесь требовался агент, который был бы «...знаком с основными положениями монархической среды и хорошо бы представлял ту среду, которая возглавила это движение за рубежом». Сначала Кияковский, а потом и Артузов стали склоняться к кандидатуре Якушева на эту роль.
Интересным аспектом вербовки чекистами Якушева было его давнишнее, еще дореволюционное личное знакомство со вторым лицом в ГПУ после Дзержинского – Вячеславом Рудольфовичем Менжинским. Дело в том, что они были «однокашниками» по юридическому факультету Санкт-Петербургского университета. Кроме того, брат Менжинского – Александр Рудольфович, некогда чиновник по особым поручениям при царском министре финансов, хорошо знал Александра Александровича по службе и обществу Петербурга.
К этому времени многомесячный сиделец смертников вполне «дозрел» до согласия сотрудничать с ГПУ. Известную роль в этом сыграло растущее чувство раздражения и ненависти к отдельным «политиканам» белой эмиграции, вроде Артамонова, ставших главной причиной его злоключений. Но решающим обстоятельством, конечно, было отсутствие выбора: над головой Якушева висел приговор к высшей мере за шпионаж, а сотрудничество с чекистами давало шанс на смягчение приговора или помилование. Понимал он и то, что жена и дети в Москве, по сути, являются заложниками его верности в чекистской игре...
После получения согласия Якушева он был отпущен «на свободу» и включен в состав участников «Треста» как «министр иностранных дел МОЦР». Именно на него и Потапова Менжинский и Артузов возложили все связи с монархическими зарубежными организациями. Для большего удобства Якушева в 1922 году перевели на работу в Наркомат внешней торговли РСФСР, на должность экономиста, который теперь часто имел возможность выезжать за границу якобы по делам службы в Берлин, Париж, Варшаву...
Здесь нет возможности ознакомить читателя со всем ходом операции «Трест», да мы и ограничились темой судьбы лишь одного из ее участников. Скажем лишь то, что Якушев блестяще справился со своей задачей: пять лет (1922–1927 гг.) его организация «МОЦР» потчевала дезинформацией о Красной армии разведки иностранных государств и морочила головы руководителям белоэмигрантских кругов, полностью парализовав их деятельность против СССР. О масштабах этого грандиозного «шпионского спектакля» говорит тот факт, что помимо Якушева, Опперпута-Стауница и Потапова в операции «Трест» в разное время участвовало свыше 50 секретных агентов ГПУ.
Однако секретная операция не «Санта-Барбара», и ее успех нельзя продлевать до бесконечности. Напоследок судьба сыграла злую шутку с Артузовым и его сотрудниками: в ночь с 12 на 13 апреля 1927 года один из наиболее информированных и активных секретных сотрудников КРО РГПУ Опперпут-Стауниц бежал за кордон вместе с двумя представителями «РОВСа» Захарченко и Радкевичем. Так «Трест» перестал быть секретом для зарубежных партнеров Якушева по «священной борьбе с большевизмом».
Судя по всему Опперпут-Стауниц (вспомним характеристику из его агентурного дела: «изворотливый, от природы умный и сообразительный... склонность к авантюрам») раньше своего «хозяина» Артузова почувствовал, что «Трест» затянулся и близок к завершающей фазе. С окончанием операции он становился «мавром, сделавшим свое дело» и ничто не могло помешать чекистам избавиться от него. Изворотливый ум подсказал ему неординарный шаг к спасению – бегство и переход в стан противника. Недаром еще начальник Московского охранного отделения, признанный авторитет в делах секретной агентуры Зубатов отмечал, что «...в работе секретного сотрудника, как бы ни был он вам предан и как бы честно ни работал, всегда рано или поздно наступит момент психологического перелома. Не прозевайте этого момента... вы должны расстаться с вашим сотрудником, выведите его осторожно из революционного круга, устройте на легальное место, исхлопочите ему пенсию...» Но этот момент прозевали не только Артузов (за что был вскоре снят с поста начальника КРО), но и работавшие рядом с Опперпутом Потапов и Якушев.
После побега Опперпута и такого скандального окончания операции Якушев был выведен из сети секретных агентов и на какое-то время исчез из Москвы. Однако вскоре он вернулся на прежнюю службу экономистом в одну из центральных организаций. В 1929 году его переводят экономистом в «Волгокаспийлес», а затем в такой же лесозаготовительный «Верхневолглес», где он работал специалистом по лесосплаву. Казалось, что с жизнью «в двух измерениях» покончено, жил он в Москве по прежнему адресу – Плотников пер., д. 12, кв. 1, правда, часто ездил в командировки на Волгу.
Дальнейшая судьба
Однако это оказалось лишь тихой интерлюдией. 14 декабря 1929 года, судя по всему во время командировки, Якушев был арестован сотрудниками ОГПУ. Об этом говорит и перечень изъятых при аресте вещей, типичный для «командированного»: «...золотые часы, чемоданчик, портсигар белого цвета, карандаш белого металла, безопасная бритва в футляре, механическая ручка, подтяжки, шарф, гетры, два галстука, кошелек...» По задержании Якушева привезли в Москву и заключили во Внутреннюю тюрьму на Лубянке. Интересно, что это было проделано без санкции прокурора и даже без ордера на арест. Отметим, что лишь 31 марта 1934 года следствие оформило ордер на арест Якушева, так что до этого он пребывал в камере в качестве какой-то лубянской «железной маски». С начала следствия ему было предъявлено обвинение в том, что он «...состоял секретным сотрудником ОГПУ, вошел в контрреволюционных целях в преступную связь с видными деятелями белой эмиграции», что он категорически отвергал и требовал вызвать в качестве свидетелей ответственных работников ОГПУ – Артузова, Кияковского, Пилляра и других, «могущих подтвердить, что все его отношения с лидерами белой эмиграции были связаны с секретным сотрудничеством с ОГПУ». Но никто из бывших чекистов, руководителей и кураторов Якушева, не вступился за своего бывшего секретного сотрудника, хотя Артузов и другие тогда пребывали на высоких лубянских постах. Или «правая рука не знала, что делает левая»? И следствие недаром держало Якушева в состоянии «железной маски» так, что даже его бывшие руководители не слышали его призывов о помощи? Во всяком случае, проверявшая в 1957 году следственное дело Якушева Генеральная прокуратура СССР отмечала, что «...в деле нет никаких доказательств, подтверждающих совершение Якушевым какого-либо уголовно-наказуемого деяния никто из свидетелей по делу не допрошен, документов, свидетельствующих о преступной связи осужденного с какими-либо деятелями белой эмиграции, в деле нет».
Арест и четырехлетнее(!) «следствие» по делу Якушева странно совпадают по хронологии с обострением тяжелой болезни тогдашнего председателя ОГПУ Менжинского и последовавшей за ней междоусобной борьбы его подчиненных за порогом больничной палаты. Факт давнего знакомства Менжинского с Якушевым, их совместная работа по «Тресту», закончившемуся скандальным провалом, не были секретом для высокопоставленных чекистов. Уж не хотел ли кто-то использовать арестованного Якушева в качестве инструмента влияния или компрометации больного шефа ОГПУ? Интересно, что документальное оформление пребывания Якушева в Лубянской тюрьме состоялось (ордер на арест от 31 марта 1934 г.) лишь за месяц до смерти Менжинского, когда исход его болезни стал очевиден.
Находясь в тюрьме у своих бывших «хозяев», Якушев тоже едва не погиб. В начале 1933 года его разбил паралич и отнялась правая половина тела, так что целый год и два месяца Александр Александрович пролежал в лазарете Бутырского изолятора ОГПУ.
Едва он оправился от инсульта и поднялся на ноги, как ему объявили заочный приговор Коллегии ОГПУ от 5 апреля 1934 года – десять лет лишения свободы, и пятидесятивосьмилетний старик был отправлен этапом на Соловки. Здесь Якушев был распределен в восьмое лаготделение, именуемое еще как «Кремль». Проработав немного сторожем, он устроился почти «по профессии», счетоводом в хозбюро. Как ранее на службе царской и на службе советской, в лагере о его работе отзывы сплошь положительные: «...аккуратный и исполнительный работник, ненормированное отношение к труду, дисциплинирован, в обращении вежлив, взысканиям не подвергался». В свободное время он как «вставший на путь исправления» дежурил по красному уголку, участвовал в шахматном кружке, был лагерным корреспондентом стенгазеты.
Но годы и пережитое брали свое, он все чаще жалуется врачам на приступы удушья, постоянное сердцебиение, затрудненность речи и потерю памяти. В декабре 1935 года последовало повторное кровоизлияние в мозг, а в августе 1936 года еще одно, третье по счету, причислившее его к лагерному разряду инвалидов.
В октябре 1936 года жена Якушева, Фанни Александровна, обратилась на имя начальника ГУЛАГа НКВД Бермана с просьбой ходатайствовать перед новым наркомом внутренних дел СССР Ежовым о досрочном освобождении ее мужа и «разрешении возвратиться в Москву к семье для лечения». С рассмотрением просьбы жены волокиты не было: уже 5 января 1937 года из ГУЛАГа в лагерь сообщили: «...поставьте в известность заключенного Якушева, что ходатайство его жены, гр. Якушевой, о досрочном его освобождении отклонено».
И вот последние страницы личного дела заключенного Якушева, точнее, два последних документа. Первый гласил, что 12 февраля 1937 года «...в 19 часов 10 минут умер находившийся на излечении в лазарете з.к. Якушев Александр Александрович... смерть последовала от декомпрессионного миокардита...» Второй документ был столь же краток и сообщал, что «тело умершего з.к. Якушева захоронено на Кремлевском кладбище, на тело одета рубаха и кальсоны, на груди положена фамильная доска».
В телесериале Колосова, с которого мы начали свой рассказ, есть такой финальный эпизод. На берегу большой реки в глубокой задумчивости стоит Якушев. Вокруг шум и треск, рубят вековые сосны. Они рушатся в воду и мимо нашего героя медленно плывут в даль... Что это – будни «Верхневолглеса» или режиссерский образ судьбы? ...А по лесной просеке торопливо идет Артузов, спешит на встречу со своим верным помощником. Не поспеет. Его судьба будет горше, чем Якушева: он будет расстрелян 21 августа 1937 года как изменник и «агент четырех иностранных разведок».
Михаил ТУМШИС, Александр ПАПЧИНСКИЙ
«Секретные материалы 20 века» №29(99). 2002