В заголовке строчка неоконченного стихотворения Осипа Мандельштама. Иногда мне кажется, что достаточно и одной строчки...
Скучаю по тем безрадостным местам... это не я так говорю, а моими устами говорит Максимилиан Волошин - мол, я иду дорогой скорбной в мой безрадостный Коктебель, а мне там всегда казалось, что я вообще на Байкале. Очень похоже. Если не всматриваться:
Взгляните с горы на Тихую бухту: та же дорога, те же палатки, машины, маки... как дома:
Вот, процитировала Паустовского и залпом прочитала целиком рассказ... в детстве и юности он как-то мимо прошёл, а сейчас вспоминается мыс Меганом, Восточный берег Крыма, Феодосия... эх!..
"Как чудно в Феодосии! Сколько солнца и зелени! Сколько праздника! Золотой дождь акаций осыпается. Везде, на улицах и в садах, цветут белые. Запах fleur d'orange'a! – запах Сицилии! Каждая улица – большая, теплая, душистая волна. Сам цветок белой акации – точно восковой. И это - как у fleur d'orange'a. Сережа обожает феодосийские акации и не любит пирамидальных тополей… И он прав: в низких пышных акациях что-то совсем сливающееся с белыми стенами домов, крытых черепицей, - со всем духом Феодосии".
Марина Цветаева
"Мы брели вдоль аркад, и Берг вспоминал стихи Волошина, уроженца Феодосии:
И беден, и не украшен
Мой древний град —
В венце генуэзских башен,
В тени аркад.
Генуэзские башни, носившие имена римских пап, современников Данте, были скрыты от нас темнотой. Прошлое Феодосии лежало мраморными розовыми плитами в тесных и заполненных ночью залах маленького музея.
Музей был, конечно, закрыт. Около его дверей сидела худая женщина с корзиной рыбы. Она спозаранку шла на базар, присела на стертые ступени и закурила. От рыбы шел запах мокрого песка. Чешуя блестела под желтой угольной лампой, горевшей над дверью.
— Рыба нам дорого стоит, — сказала женщина. — Рыбацкая жизнь зимой опасная. Шторма такие тяжелые, — бьют всю ночь, пока вынимаешь сети. Я сама рыбачка, колхозница, натерпелась этих ночей, этой морской страсти, рада покурить на берегу. А вы кто же такие?
Мы ответили.
— Значит, жадность у вас все знать, — сказала печально рыбачка. — Город наш древний, хороший город, — каменный, летом очень теплый, только опустелый.
— Очень опустелый, — повторила она, перебирая красными озябшими руками еще живую маленькую кефаль.
Мы пошли на вокзал пить чай, — больше деваться было некуда.
На цементном подъезде вокзала были свалены убитые зайцы. Рядом спала костлявая собака, и безмолвно сидели охотники с двухстволками. Они принесли зайцев на базар и, как рыбачка, сидели на ступеньках, дожидаясь рассвета.
Зайцы были степные, рыжие. Они лежали, прикрыв лапами пушистые морды, и, казалось, мирно спали рядом с собакой.
В буфере яркий свет горел только для того, чтобы освещать мандариновые корки на столах и старого бродягу — должно быть, последнего из бродяг, оставшихся от легендарных горьковских времен.
— Я все вокзалы знаю по Союзу, — говорил бродяга сонной женщине. — Лучше Курского вокзала в Москве нету на свете.
Женщина молчала.
— А почему? — сипло спросил бродяга. — Потому что там научный подход до человека. Все дадут — и кипятку, и хлеба, и есть где сховаться от мелитонов.
Когда мы вышли с вокзала, синеватый свет уже брезжил над Феодосией. Черные тучи низко висели, упершись лбом в лысые горы. Город показался нам построенным из окаменелой пыли".
Мне очень понравились названия здешних улочек... конечно, переулок Безбожников в Керчи, наверное, уже ничто не переплюнет, но от здешних названий повеяло романами Александра Грина:
А вот и Башня нависает прямо над домиком...
Не все домики Феодосии в столь печальном состоянии, не переживайте:) В целом там всё как-то так:
Не могла не вспомнить Витю Коробкова...
ему на шею до сих пор повязывают красный пионерский галстук - он горит издалека как пламя, а здесь улица, где он жил:
Мне показалась очень красивой и гармоничной здешняя мечеть:
Ну, а здесь уже вовсю царит тема Грина:
"Нет более бестолкового и чудесного порта, чем Лисс, кроме, разумеется, Зурбагана. Интернациональный, разноязычный город определенно напоминает бродягу, решившего наконец погрузиться в дебри оседлости. Дома рассажены как попало среди неясных намеков на улицы, но улиц, в прямом смысле слова, не могло быть в Лиссе уже потому, что город возник на обрывках скал и холмов, соединенных лестницами, мостами и винтообразными узенькими тропинками. Все это завалено сплошной густой тропической зеленью, в веерообразной тени которой блестят детские, пламенные глаза женщин. Желтый камень, синяя тень, живописные трещины старых стен; где-нибудь на бугрообразном дворе - огромная лодка, чинимая босоногим, трубку покуривающим нелюдимом; пение вдали и его эхо в овраге; рынок на сваях, под тентами и огромными зонтиками; блеск оружия, яркое платье, аромат цветов и зелени, рождающий глухую тоску, как во сне - о влюбленности и страданиях; гавань - грязная, как молодой трубочист; свитки парусов, их сон и крылатое утро, зеленая вода, скалы, даль океана; ночью - магнетический пожар звезд, лодки со смеющимися голосами - вот Лисс".
А. Грин. Корабли в Лиссе
Всегда хотела увидеть этот барельеф на доме-музее Грина, ибо у бабушки с дедушкой было выцветшее групповое фото здесь... они раз в жизни выехали на море, по горящей путёвке, в не сезон... мы с мамой очень их ждали, а потом радовались фотографиям. Они наивные, но хорошие... пусть выцветшие, розоватые, с царапинками... в горошинах лиц на групповом фото с трудом выискиваешь своих, но... что-то в них было - в тех фото...
Сама Ливадия - моё любимое место на Южном Берегу Крыма:
Впрочем, "безрадостный" восточный Крым ещё роднее - т.к напоминает степи Прибайкалья. Один в один:
И только очертания гор другие... но тоже отзываются в сердце и остаются навсегда в памяти:
На этом короткая прогулка в Крым (внезапная, июньская!) заканчивается... о Крыме надо писать долго, подробно... и об этом будут ещё статьи здесь:
А я с вами на сегодня прощаюсь и желаю хорошего выходного дня!..