В Третьяковской галерее на Крымском валу недавно открылась выставка, посвященная художественной династии Васнецовых (Виктору Михайловичу, его младшему брату Аполлинарию Михайловичу, и внуку Виктора Михайловича Андрею Владимировичу). Расскажу о наиболее понравившихся работах на этой выставке.
Виктор Васнецов у многих связан прежде всего с "Поэмой семи сказок", которая объединила семь сказочных сюжетов (моя любимая - Царевна-лягушка), или живописными полотнами на темы русской истории ("Витязь на распутье", "Три богатыря").
Начинал Виктор Васнецов с остросоциальных работ и входил в товарищество передвижников, после обратился к исторической и сказочной живописи. Но главная работа его жизни, как становится понятным из этой выставки, это роспись Владимирского собора в Киеве. Ранее эскизы/чертежи и некоторые работы показывали на выставках в Третьяковской галерее, но сложно было даже представить, как все это может выглядеть, если собрать воедино.
От красоты, ясности, цвета, чистоты этих росписей замирает сердце.
Каждый узор, каждый угол собора были распланированы и продуманы художником. Нет повторов, для каждого сюжета найдены свои черты.
Стоя перед этим небольшим эскизом и глядя на Симеона, я вспомнила одно стихотворение Иосифа Бродского. Приведу его здесь, поскольку нет комментария к этой акварели лучше.
Когда она в церковь впервые внесла
дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
Святой Симеон и пророчица Анна.
И старец воспринял младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке храма.
Тот храм обступал их, как замерший лес.
От взглядов людей и от взора небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.
И только на темя случайным лучом
свет падал младенцу; но он ни о чем
не ведал еще и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.
А было поведано старцу сему
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем Сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил:
«Сегодня,
реченное некогда слово храня,
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
Дитя: он — твое продолженье и света
источник для идолов чтящих племен,
и слава Израиля в нем». — Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,
кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.
И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена,
Мария молчала. «Слова-то какие…»
И старец сказал, повернувшись к Марии:
«В лежащем сейчас на раменах твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым
терзаема плоть его будет, твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око».
Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядели.
Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле
для двух этих женщин под сенью колонн.
Почти подгоняем их взглядами, он
шагал по застывшему храму пустому
к белевшему смутно дверному проему.
И поступь была стариковски тверда.
Лишь голос пророчицы сзади когда
раздался, он шаг придержал свой немного:
но там не его окликали, а Бога
пророчица славить уже начала.
И дверь приближалась. Одежд и чела
уж ветер коснулся, и в уши упрямо
врывался шум жизни за стенами храма.
Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,
он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою,
как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.
1972 г.
В части выставки, где представлены росписи и эскизы Владимирского собора, можно провести много времени, не отвлекаясь более ни на что. Но пора вернуться к другим работам.
Имя Аполлинария Васнецова известно не так широко, как имя его старшего брата, но он очень хороший и тонкий художник.
На выставках я всегда вспоминаю стихи. Около этой картины - последнее стихотворение Некрасова "Баюшки-баю".
Не бойся горького забвенья:
Уж я держу в руке моей
Венец любви, венец прощенья,
Дар кроткой родины твоей...
Уступит свету мрак упрямый,
Услышишь песенку свою
Над Волгой, над Окой, над Камой, Баю-баю-баю-баю!..
Основной темой живописи Аполлинария Васнецова стала древняя Москва. На выставке представлено много работ, посвященных Москве, старом Кремлю, московскому быту 16-17 веков. Покажу только одну работу, которая особенно меня тронула - "Медведчики".
Здесь видно как со двора выходят поводыри ученых медведей. Такие ученые медведи могли по велению поводырей обходить дом вокруг, плясать и даже исцелять, поскольку считались велесовым прообразом. А само это явление называется - медвежья потеха, это царская забава.
Подводя итоги, я бы выделила темы еще, как минимум, трех посещений этой выставки:
1. хочется рассмотреть каждый эскиз и фрагмент росписей Владимирского собора и сопоставить их с общим планом.
2. изучить московский цикл Аполлинария Васнецова, возможно, подобрав текстовые источники. На его картинах очень много деталей, про которые хочется побольше узнать.
3. еще раз посмотреть на каждого художника в развитии, поскольку путь каждого очень интересен и необычен.