Сергей Баранов поделился на досуге:
« - По сути, ты –жертва обстоятельств, - сказал мне командир. И неторопливо закуривая, продолжил - Так сложилось. Сидел бы себе в кандейке, паял бы свои транзистыры-кандистыры...
В какой-то степени я был с ним согласен. Из Генштаба в часть пришел «буран» - «срочно откомандировать в 10ГУ специалиста по ремонту средств связи с должности старшего инженера».
«Б…ть, - подумал комбриг, прочитав телеграмму. – Как всегда не вовремя. И так людей не хватает...». Но спорить с начальством не стал. Просто он всегда так думал.
В бригаде – три батальона. В каждом по одному инженеру. Панчищев только вернулся с Афгана, у Носкова - два строгача за пьянку. Выходит, без вариантов...
Через три дня я уже был на инструктаже в Генштабе. Готовилась к отправке в Ливию группа по ремонту танков Т-72. Группа небольшая, но самодостаточная – шесть человек, специалисты всех профилей: моторист, ходовик, инженер-электрик, инженер-стрелок и инженер-связист. Возглавлял группу опытный танкист подполковник Ушаков. Внезапно перед вылетом связист заболел.
- Ты танк вообще когда-нибудь видел? – спросил меня, не скрывая раздражения Ушаков.
- Только в фильме «4 танкиста и собака», - честно признался я. - « Мы чтерей панцерни, «Рудый» и наш пес...».
- Боже! С кем приходится работать, - грустно вздохнул. На его лице было написано, что хотел сказать более по-военному. Но создавать себе чужих проблем он не хотел. К вылету все уже было готово, а лететь должны всей группой.
- Хрен с тобой! Лучше синица в руках, чем в каком-нибудь другом месте. Говори всем, что ты лучший специалист по ремонту. Никто уже проверять не будет.
И ушел по длинному коридору, бормоча себе под нос что-то типа, берут блять в армию здоровых, а спрашивают как с умных.
Я больше никому ничего не говорил. Тем более, что меня больше никто и не спрашивал.
Аппарат старшего Группы СВС в Ливии располагался на окраине Триполи, в унылом районе Тарик-аль-Матар. Кадровик недовольно чесал репу.
- Боже! С кем приходится работать! И что мне с вами делать?
Прислали группу специалистов, но что с ней делать, куда направить и чем конкретно заниматься - инструкций не поступило. Выкручивайся на месте сам как знаешь.
Пока велись переговоры с местной стороной, с нами проводили занятия по истории Ливии, основам арабского языка, и все такое.
- У СССР с Ливией много общего, - таинственным голосом рассказывал замполит. Особенно враги – еврейский сионизм и американский империализм. А если так, то нам с ними по пути...
- А что такое - особый путь развития Джамахирии? – спросил его ходовик Гриша.
- Особый путь ? – замполит озадаченно зачесал затылок. – Да хрен его знает как объяснить. По версии Каддафи - это и не капитализм, и не социализм. Это народовластье. Говоря простым языком, обязанности пастуха упразднили, или переложили на баранов. Вот так и живем....
Еще на занятиях мы выучили главные арабские слова, с которыми можно поддержать любой разговор: «садык» - друг, «шукран» - спасибо, «кейф халь?» - как дела, и «коис» - хорошо.
- Для начала вам достаточно. Иногда еще можно сказать «мушкоис». Это – почти то же самое, что и коис, только плохо, - объяснил нам инструктор-переводчик.
После долгих консультаций с арабами приняли решение отправить нашу группу на бронетанковый ремонтный завод имени Зеленого знамени революции, который находился на окраине небольшого городка Эль Азизия, всего в полусотне километров на юг от столицы.
«Коис, - подумал я, - недалеко от столицы».
Но при таком известии старожилы Аппарата искренне нам посочувствовали.
Азизия считается самым жарким местом на планете. Отсюда уже начинается пустыня Сахара. Средняя температура в Эль Азизии составляет 47°C, а в 1922 году она достигла пикового значения 57,8°C.
После обеда за нами приехал потертый, как старая алюминиевая кастрюля Лэндровер. Водитель был в ливийской военной форме оливкового цвета и приветливо улыбался.
- Салямалейкум, - поздоровались мы.
- Здравствуйте. – ответил он.
Оказалось, что он тоже советский специалист, зовут его Назим, и работает на заводе переводчиком.
- Ну как там условия жизни?, - спросили мы.
- Трудовой профилакторий за колючей проволокой – обнадежил тот.- Без права выезда.
Назим забрал гарнизонную почту, помог загрузиться и привез нас на бронетанковый завод уже под вечер.
Директор завода майор Сенусси встретил нас как родных братьев после долгой разлуки. Он закончил академию в Москве и говорил по-русски совершенно свободно. Назим скромно стоял в сторонке.
Ушаков представил нас директору.
В двери появился небритый араб в длинной белой рубахе и вышитой жилетке, с подносом в руках. Нас угостили чаем. Впрочем, это был не чай, а скорее очень сладкий чефир.
Из разговора выяснилось, что на заводе работают наши гражданские специалисты из разных ремонтних заводов, но военных специалистов нет.
Ушаков тут же обрел уверенность и начал давать советы, как нам построить совместную работу. Он считал нас советниками, прибывшими учить ливийцев, как ремонтировать танки.
Сенусси хитро улыбался, кивал, как-будто соглашался, но пропускал советы мимо ушей. Когда чай допили, он хлопнул руками по столу, подводя итог беседы:
- Ну хорошо. Сейчас уже поздно, вас устроят, а ПОТОМ мы все договорим.
Мывышли.
Назим с ухмылкой по дороге объяснил нам значениеэтого ПОТОМ.
Потом – по-арабски «баден».
Арабы из вежливости никогда не говорят «нет». Баден! Баден мы все обсудим. Баден мы сделаем. Баден – значит никогда. Идинахер, короче. Не приставай со своими проблемами. Есть еще, правда, такое слово «букра» - завтра. Вот если скажут «букра мы обсудим», то тут еще естьнадежда, что к вопросу можем вернуться.
Легкодоступность директора оказалась ложной. Больше нас к нему не приглашали. Группу подчинили начальнику цеха капитану Мустафе и намекнули, что в наших советах по ремонту не нуждаются.
- Нам нужны не советники, а рабочие. Поэтому, садыки, вот вам план по ремонту, будьте любезны, восстанавливайте танки.
Нас переодели в ливийскую военную форму и теперь мы отличались от солдат только отсутствием черного берета. Для взаимодействия Мустафа приставил к нам сержанта Абду-Салама. Он закончил Одесское объединенное училище и хорошо знал русский язык.
На завод постоянно тянули на трейлерах неисправную бронетехнику. Чаще всего на танках ломались двигатели по причине пылевого износа. Мелкая красная сахарская пыль, как абразив, проникала через все фильтры в цилиндры, и моторы очень быстро изнашивались. Подозреваю, что в войсках арабы относились к технике наплевательски.
- Ваша техника сложная, – сказал Абду-Салам. – Сложно разобраться. Едем, пока едет. Стреляем, пока стреляет.
Иногда притягивали танки с заклиненными движками, никто из местных вояк не удосуживался проверить масло. Один раз я видел, как притянули танк с разорванным стволом пушки. Мустафа нарезал нам план – два капитальных ремонта Т-72 в месяц, или три-четыре средних ремонта, в зависимости от повреждений машины.
Любое дело можно организовать тремя способами: правильно, неправильно, и так, как делают в армии.В армии работают все, а командир контролирует. Ушаков к ремонтному процессу подошел с соблюдением всех норм военной субординации. Проще говоря, к самому ремонту танка он не прикасался.
- Работа работой, но надо же кому-то и полезное делать, - сказал Ушаков, обложился каталогами деталей и схем, и занимался только планированием поставок ремкомплекта и запчастей.
Но и дурных советов, как ремонтировать, он тоже нам не давал.
- Не мешайте мне планировать, и я не буду мешать вам работать, – говорил он.
Мое рабочее место находилось в небольшой мастерской, оборудованной всеми необходимыми приборами и инструментом. Заведовал мастерской жизнерадостный солдат по имени Наджак. Наджак, как для араба, был подготовленным специалистом и уверенно различал плюсовой и минусовой провода. Он мог с одной отверткой выкрутить и снять радиостанцию с танка. И заменить на новую.
Наджак намекнул, что хочет выучить русский язык. Правда, область его интересов в лингвистике была очень узкой. Более того, скорее это область специалистов по гинекологии. Он показывал мне жестами, как выглядит тот или иной женский орган и после слов: «сиськи, писька, жопа» повторял, как попугай и заливался хохотом.
В мои скромные задачи входили проверка, обслуживание, а если понадобится, ремонт радиостанции Р-123М, стоявшей тогда в каждой боевой единице. Но так, как радиостанцией арабы почти не пользовались, то и ломалась она редко. Поэтому мне приходилось только разбирать ее, чистить от всепроникающей пыли и снова собирать. Попадались станции с выгоревшим каскадом – арабы нагибали и привязывали антенну к броне, а потом включали передатчик. В таком случае приходилось немного покоптеть.
В целом работа была не тяжелая. Чего не скажешь об остальных. Чтобы выполнить план по ремонту остальным коллегам приходилось напрягаться.
Абду-Салам в работе участия тоже не принимал. Он то сидел рядом с танком, рассказывая хохмы, то убегал покурить или ходил с командиром на склад заказывать запчасти. С запчастями на заводе проблем не было. Джамахирия денег не жалела и запчастей для бронетехники поставлялось много.
После одного такого похода на склад Абду-Салам сказал:
- Не знаю, кто там у вас планирует поставки, но гусениц на складе сейчас столько, что из них можно сварить мост на Мальту.
Вместе с нами в цеху ливийские солдаты ремонтируют БМП. В отличие от Ушакова они свою работу не планируют.
Основной девиз в их роботе «ИншаАлабукрамаАлиш». Это можно перевести как–«не надо торопиться сделать сегодня то, что можно сделать послезавтра». Их работа прерывается всевозможными перекурами, манджериями, и просто болтовней. Эта банда страшна своей импровизацией. За месяц они что-то там собрали, что-то прикрутили и поехали проверять БМП на замачивание в бассейне. Под радостные возгласы машина скатилась в бассейн, поплыла и заглохла. Все бы ничего. Можно тросом зацепить и вытянуть. Но кто думал о тягаче и тросе.
Вдруг что-то пошло не так. Машина начала крениться на нос и из воды пошли большие пузыри. Мастера забыли закрутить нижний лючок и БМП, как подлодка, начала погружение. Радостные вопли сменились гневными криками капитана Мустафы. И чем глубже погружалась машина, тем яростнее орал капитан. Под конец он даже перетянул по спине своим стеком двух подвернувшихся.
Говорят, что лицо человека может сказать о многом. Особенно рот...
В общем, непереводимый ливийский диалект.
К слову, машина простояла в воде с неделю, пока арабы раскачались ее вытащить.
Рабочий день из-за жары начинался в 6.00 и заканчивался в 13.00. Потом до вечера – мертвое время. После захода солнца мы выползали из своих вагончиков. Вместе с нами из своих укрытий вылезали змеи, скорпионы и огромные тарантулы. Каждый из нас полз по своим делам. Для проведения досуга было три вида развлечений: игра в билиард, теннис и кино в летнем кинотеатре. У кого был телевизор, смотрели итальянское ТВ. Ночью Италия показывала эротику и вгоняла смотрящих в состояние глубокого транса.
Было немного непривычно, что выходной день в пятницу, а суббота и воскресенье – рабочие дни.
В пятницу утром нас организовано вывозили в Триполи на базар, по магазинах, и на море. Приходилось запасаться всем необходимым на целую неделю, потому что в будние дни с завода так просто не выйдешь. Служба безопасности выпускала только Назима за почтой или в исключительных случаях с разрешения Синусси.
Через три недели мы выкатили первый отремонтированный танк. Все арабы пришли поглазеть, как он заведется и поедет. Т-72 стоял перед цехом заведенный, обдавая зевак выхлопными газами и прочими запахами сгораемых смазок.
Ушаков взял под руку Абду-Салама и с любовью, глядя на машину, сказал ему:
- Вот, смотри… отремонтировали…, и танк на человека стал похож. Вот, когда я был молодым лейтенантом в танковом полку в Борисове, у нас командир полка был - зверь. Если узнавал, что танк в какой-то роте неисправный, объявлял, что завтра будет вождение командира на этом танке. Если танк утром не заводился, за крюки цеплялись тросы, вся рота впрягалась, и как бурлаки на Волге тянула танк по парку. А командир полка сидел за рычагами. Проезжали кружок, а потом командир вылезал и объявлял что завтра снова будет вождение этого танка. Обычно за ночь танк ремонтировали...
- Спасибо Аллаху, у нас таких командиров нет, - засмеялся Абду-Салам.
Для проверки работы машины во всех режимах полагался сорока километровый пробег и испытания. Во время выезда танка я должен был поддерживать радиосвязь с заводом. Для этого приготовил радиостанцию и на крыше завода вместе с Наджаком установили антенну. Ушаков по-командирски не упускал никаких нюансов. И сейчас, для работы в эфире он присвоил каждому из нас позывные. Позывные не отличались элегантностью и были по-военному простыми. Себе Ушаков взял позывной «Первый», остальным соответственно «Второй», «Третий» и т.д. Мне, как самому слабому звену, достался позывной «Шестой».
- Васильич! Измените хотя бы на «Седьмой», а то как-то уж совсем... Шестерка...- попросил я.
Ушаков самодовольно хмыкнул:
- Баден! А сейчас следи за связью, как Штирлиц за Мюллером.
На первое испытание по пустыне машину повел моторист Толик. На командирском месте в башне восседал Ушаков, а место наводчика занял Абду-Салам.
- Шестой! Я Первый. Как слышно? Начали движение.
Связь пропала на удалении примерно в пятнадцать километров. Но танк благополучно прошел испытания и вернулся на завод. Все приехали пыльными и довольными. Особенно наш командир. Мне он сказал:
- У вас, связистов всегда два состояния: «Связь готовится» и «Связь только-что была».
Для выполнения плана рабочих рук не хватало, и как-то за обедом я предложил Ушакову перевести меня в цех и научить танковому делу.
- О-о-о! – Командир многозначительно вытянул палец и хитро улыбнулся. – Танкист, это не просто. Вот ты знаешь, например, чем танкисты отличаются от артиллеристов?
- Ну как… танкисты прорывают оборону противника, – я вспоминал чему учили в училище. - А артиллеристы поддерживает свои войска огнем, но преимущественно с закрытых огневых позиций.
- Это все не то! Это теория – махнул рукой Ушаков. – И у танкистов, и у артиллеристов есть орудия. Так?
- Так.
- Только артиллеристы – безбашенные! Вот в чем отличие! Бу-га-га, - расхохотался командир.
Тем не менее, меня перевели из моей каморки и я стал работать вместе с группой. Для начала доверили самую неквалифицированную работу. Но, чем меньше шестерня, тем больше ей приходится вертеться.
Я откручивал сливные люки, менял аккумуляторы, чистил в керосине сетчатые фильтры. Выяснил, что самая трудная и неудобная работа при ремонте Т-72 – это отвинтить из башни переборку в моторный отсек и заменить аккумуляторы на месте механика-водителя.
В обоих случаях приходится изогнуться козявкой, чтобы изловчиться и выполнить работу. Позже я научился менять катки, натягивать гусеницу, менять коробки передач с ведущими шестернями…»
(продолжим -https://dzen.ru/a/ZmmHCZQVnmqqxJUH )
