Здравствуй, Вера Федоровна!
Не удивляйся такому обращению, пишет тебе из настоящего правнучка Вита, которую ты никогда не видела и не увидишь. Да, наша встреча не состоялась, но от этого интерес к твоей жизни не угас. И, спустя десятилетия, хочу сказать, что, слушая рассказы о подростках, рождённых в 30-е годы, всегда представляла тебя: пепельные русые волосы, лучистые серые глаза, чуть приплюснутый нос, яркие губы, тонкий, быстрый стан и неизменный украинский говор, ведь ваша семья еще в двадцатые годы переехала из голодающей Украины в небольшую деревушку в хлебородной Сибири. Моё воображение рисует образ нескладного ребенка, ещё не сформировавшегося, непоседливого и беспокойного. По воспоминаниям бабушки, твоей дочери, характеристика передавалась в следующих словах: «Це ботало ж, не дивчина». На уроках вместе с подружкой тихонько хихикали над вечно корпящим над математикой одноклассником Петей (кстати, будущим мужем), списывали домашние задания за своеобразную плату – кусок хлеба, говорили о детских мечтах. Вероятно, ходили в библиотеку, играли в снежки, шили самодельным куклам платья, пели, хозяйничали по дому, смеялись…
А с июня 41-го смех пропал. Его просто не стало. А тебе, Вера Федоровна, было только 9 лет. Еще не совсем, наверное, понимали, что она такое, война, но по серьезным, измученным лицам взрослым было ясно, что что-то очень опасное и сложное. Так, на десятом годочке, детство стало уходить из твоей жизни.
Вы, вместе со старшими, провожали отцов и братьев на фронт, бежали вслед уходящей теплушке, кричали и плакали. Искали наивные слова утешения рыдающим близким после получения похоронки, а после в одиночестве переживали своё большое горе. Вы стали усерднее учиться, научились молиться и горячо проклинали врага, посягнувшего на святое – Родину и семью. Безделицу – куклу – заменили веретено и пряжа, спицы и шерсть. Верно же, в 9 лет ты стала умелицей и рукодельницей, помогала фронту, вязала варежки, шарфы и носки?
А в 10? А в 10 лет после уборки пшеницы выходила вместе с погодками в поле и собирала колоски для колхоза, потому что ни одно зернышко не должно было пропасть. «Всё для фронта, всё для победы!» – как заклинание повторяла слова, согревая негнущиеся от холода руки.
Одиннадцатилетней делала снегозадержание на полях, окучивала картофельную плантацию, потом убирала урожай с нескольких гектаров (ведь каждому отводилось несколько гектаров колхозного поля), отвозила овощи на склад на одноглазой худой кобыле. Всех сытых лошадей забирали на фронт.
А в 12 лет вам, подросткам, доверяли копнить сено и пахать на волах. Ранний подъем – 4 утра, сырой воздух, вялые медлительные животные. И опять несколько гектаров поля, на этот раз невспаханного. Бабушка говорила, что вы ужасно страдали от холода. Ноги мучительно мерзли, и согреть их можно было только в свежем навозе. Бедная моя прабабушка, как же я сочувствую тому, что тебе довелось жить в таком непоэтичном времени!
Но не было ничего невыносимее голода. Мирному населению оставался совсем маленький паёк – весь урожай отсылали на фронт. Если летом и в начале осени можно было продержаться на подножном корме, то зимой людей не покидали мысли о еде. Часто, ложась спать, вы щёлкали тыквенные семена, запивая их водой, чтобы обмануть беспокойный желудок. Немудрено, что всю оставшуюся жизнь у тебя были существенные проблемы со здоровьем, ведь в самую пору роста организм не получил не только витаминов и микроэлементов, но и достаточного количества пищи…
Да, война прошла, а вместе с ней – страх и голод, но её последствия отразились на всей вашей жизни. У тебя погиб отец при попытке бегства из концлагеря Шталаг весной 1942 года, умерла от истощения лучшая подруга, в школу ты больше не вернулась – не было подходящей одежды, не было денег… И дальше продолжалась работа в колхозе. До преклонных лет. 48 лет постоянной, изматывающей работы. Как бы ты, интересно, отреагировала на то, что сегодня многие молодые люди, мечтая о больших благах, предпочитают сидеть дома, но не трудиться за недостойную, по их мнению, заработную плату? Думаю, что для тебя сама мысль о разгильдяйстве и лодырничестве была бы неприемлемой. Вы же работали бесплатно, отдавая дань Родине, поддерживая бойцов, никаких корыстных целей не преследуя. А тот факт, что некоторые подростки и я иногда (каюсь!) жалуются на «плохую жизнь» тебя бы разозлил, вероятно. Мы жалуемся на родителей, когда они не находят времени выслушать наши очередные капризы и бесконечные просьбы, жалуемся на то, что нужно помыть за собой посуду, на то, что хотели бы другой телефон, потому что тот, который был куплен полгода назад, устарел… Представляешь, я сейчас пишу тебе письмо и думаю: «Почему мы все время жалуемся? Почему у нас, подростков, апатия, депрессия, стрессы, хандра, хотя стол наш полон яств, мы имеем возможность учиться, ездить отдыхать по просторам страны и за ее пределы, приобретаем модные платья и качественные кроссовки, мы любимы родными и всегда находим в их лицах помощь поддержку ?» Наверное, мы просто не видим, какие мы счастливые…
Знаешь, Вера Федоровна, я только сейчас, перечитывая написанное, поняла, что твоя жизнь, рассказанная близкими, показывает достойнейший пример патриота. Да, ты не была на фронте, не получила орденов, не скопила денег, но для меня ты являешься героем, образцом добросовестности и верности. Любить Отчизну, делать все возможное для того, чтобы она была независимой и свободной, затем честно трудиться, заботиться о семье – это ли не самое важное в жизни? Думаю, что именно это.
У Марины Цветаевой есть замечательнейшее стихотворение «Бабушке». Оно очень мне нравится из-за своей загадочности и мелодичности. Я бы тоже хотела знать, какой была ты, моя прабабушка. Конечно, у тебя не было шелков и драгоценностей, ты не играла вальсы Шопена в залах дворца. Но ты была несомненной красавицей, горделивой и непреклонной, которая бы тоже гармонично смотрелась в платьях в пол, танцующей с кавалером. Но твоя осмысленная жизнь взяла начало в военном детстве, прозаичном и однообразном. Несмотря на это, надеюсь, что когда-нибудь тоже попытаюсь воспеть твой образ. Ты этого достойна!
Вита.