КАПИТАЛ
(курсантские рассказы)
Новый предмет, появившийся в расписании, назывался «Политэкономией».
Что он из себя представляет и почему экономика и политика между собой чем-то связаны, Лёнька ещё понять пока не мог. Поэтому заинтересовавшись столь интригующим названием, он решил для себя это прояснить.
Лекция по политэкономии проходила в новом корпусе в большой и светлой аудитории, в которой этажи с партами поднимались чуть ли не к самому потолку.
Трибуна с преподавателем оставалась где-то далеко внизу, поэтому самые главные политэкономисты торопились заняли верхние места, для внимательного прослушивания столь необходимой информации в горизонтальном положении.
А так как лекция проводилась после обеда, то ребята на верхних рядах, сняв бушлаты, удобно их под себя подстилали.
Начало октября во Владивостоке – благодатное время. Солнечные, тёплые безветренные дни располагали только к прогулкам, но никак не к учёбе, поэтому особого энтузиазма в рядах присутствующих не наблюдалось.
В аудитории царила духота и тёплый воздух, особенно ощущаемый в верхних рядах, моментально начал оказывать своё неумолимое воздействие на расслабленных курсантов.
Лёньке почётное место в последних рядах не досталось, поэтому ему пришлось со своими новыми друзьями Вовой Тихоньких и Сашей Кожаевым устроиться по середина.
Старшины групп устроились на первых рядах, а при появлении небольшого человечка с зачёсанной назад гривой седоватых и кучерявых волос старшина первой группы Витя Рогозин подскочил и, скомандовав:
- Встать! Смирно! – подошёл строевым шагом к вошедшему преподавателю и чётко доложил:
- Товарищ преподаватель, 231-я, 232-я и 233-я группы судомеханического факультета на лекции по политэкономии в полном составе присутствуют, за исключением наряда и больных, - и протянул преподавателю журнал со списком присутствующих курсантов.
Список в журнале, конечно, соответствовал действительности, но тех, кто расположился на партах аудитории, числилось в наличии значительно меньше.
Но преподаватель, не обратив на это внимания или не захотев обращать, легко вспрыгнул на постамент перед огромной доской, положил папочку с записями на трибуну и, подняв голову, негромким голосом поздоровался:
- Здравствуйте, товарищи курсанты, - а те, то ли в шутку, то ли всерьёз, во всю мощь своих лёгких дружно на едином выдохе прогромыхали:
- Здравия желаем, товарищ преподаватель! – от чего по аудитории прошёл ураган эмоционально выраженных чувств в виде: - Зда-ия жеа-ем таа-аищ пеадовате…!!!
От такого громогласного приветствия преподаватель даже приоткрыл рот, чтобы сбросить напряжение в ушах и замахал на курсантов обеими руками.
Приняв его судорожные жесты за приказ, Рогозин вновь громко скомандовал:
- Группы! Вольно! Садись!
Курсанты, загромыхав крышками парт, принялись устраиваться на пригретых местах.
Через пару минут в зале аудитории наступила относительная тишина и преподаватель, пройдясь вдоль доски, вежливо попросил, посмотрев на усевшегося на своё место Рогозина:
- Вы, пожалуйста, в следующий раз так громко меня не приветствуйте, - на что Рогозин, подскочив со своего места и во всю глотку подтвердил:
- Так точно, громко не приветствовать товарищ преподаватель! – и застыл в ожидании дальнейших приказаний.
Поняв старшину по-своему, преподаватель жестом руки показал Рогозину, чтобы тот садился и, подняв голову к аудитории, внимательно осмотрел ряды притихших курсантов.
- Зовут меня Премингер Бернгард Самуилович, - начал он негромким голосом с каким-то странноватым акцентом: - Я понимаю, что имя моё для вас является немного странноватым, поэтому сразу предупреждаю, что тот, кто к окончанию курса моих лекций научится его правильно произносить, то тому будет обеспечен зачёт. Ну, а об экзаменах мы уже поговорим позже. Я понимаю, что мой предмет для вас всех покажется нудным и никчемным, но я бы хотел, чтобы вы разобрались в его основах. Ведь, когда фундамент создан, то и стены на нём возводить намного легче. Это хорошо усвоили мои студенты в Германии, где я до недавнего времени читал лекции.
Аудитория от полученной информации загудела, но притихнув, заострила своё внимание на говорившем, а тот начал рассказывать об университете, где он преподавал и жизни в той самой Германии.
Лёнька с невероятном интересом принялся слушать этого небольшого человечка, но по мере его рассказа о плюсах и минусах в этой самой стране, которую чуть больше четверти века раздолбали советские войска, внимание его стало притупляться и воздействие тепла, удушающей атмосферы аудитории и последствий обеда, стали превалировать. Очнулся он только от того, что Тихоня толкнул его в бок:
- Сопи тише, - расслышал его громкий шёпот Лёнька.
Но поделать с собой он ничего не смог и даже во время перерыва остался сидеть, оперевшись на согнутую в локте руку, изображая полное внимание к преподавателю.
Привела его в сознание только громкая команда старшины:
- Рота! Занятие окончено! Выходи строиться! Сбор у входа в корпус!
Ничего не поняв из прошедшей лекции, Лёнька поинтересовался у Саши:
- Что говорил то Премингер?
- Ты посмотри на него! - удивился Саня. – Вроде бы и дрых, а фамилию запомнил. Ну, значит зачёт тебе обеспечен, - пошутил он, но уже серьёзнее продолжил: - Сказал, что лекции записывать необязательно. Будет давать планы, по которым мы должны самостоятельно изучать эту самую политэкономию.
- Ты это серьёзно, что ли? – удивился Лёнька, стараясь сообразить, где и каким образом он начнёт её изучать.
- Я чё, сочинять буду что ли? – возмущённо фыркнул Саня. – Он так и сказал, я буду давать вам списки литературы, а вы её сами будете изучать, - Саня кивнул на оставшуюся сзади аудиторию.
- Понятно, - протянул Лёнька, хотя что ему стало понятно, он и сам не знал.
Ещё больше у него перекосило мозг от практического занятия их группы с преподавателем.
Первое занятие он пропустил, потому что находился в наряде. В его обязанности входило дежурство у тумбочки, влажная приборка коридоров и туалетов на этаже роты и три раза бегать в столовую накрывать столы.
От всего этого он так устал, что даже не поинтересовался у одногруппников, что говорили на первом занятии и как оно проходило.
А тут пошло совсем не так, как на лекции у Премингера.
Невысокая женщина в строгом чёрном костюме и шевронами на рукавах энергично вошла в класс, где сидела Лёнькина группа и, увидев подскочившего для доклада Рогозина, жестом приказала ему сесть. С какой скоростью она залетела в аудиторию, с такой же скоростью она и начала засыпать обалдевших курсантов информацией о значении столь важной науки, как политэкономия, без которой будущие механики ну никак не смогут стать ими, если у них в подкорке мозга не отложатся постулаты этой науки, в основе которой лежат производственные отношения, которые можно подчерпнуть только из самих истоков марксизма.
Только когда женщина, проговорила без остановки два академических часа и испарилась, Лёнька широко открытыми глазами посмотрел на Саню:
— А что что было?
- А, - махнул он в сторону рукой, — это Сабитова Анна Васильевна. Привыкай. Дальше будет ещё хуже.
А к чему тут привыкать Лёнька никак усвоить не мог. От всего того, что на него вылилось за последние два часа, он понял, что является всего лишь только букашкой и абсолютной никчемностью, которая ничего не знает и не понимает в этих самых производственных отношениях и как ими пользуются проклятые капиталисты, чтобы поработить всё население мира.
Одно его утешало, что у них тут в СССР социализм и это ему придётся усваивать только теоретически.
В таком подавленном состоянии он вместе со строем одногруппников вернулся в роту.
Бэндер уже валялся на койке и при появлении Лёньки только отвернулся к стене, чтобы тот не мешал ему спать.
Бэндер числился во второй группы, но обитал в кубриках первой группы, поэтому Рогозин не мог ему запретить валяться и наказать его за это нарушение. На Бэндера мог воздействовать только старшина его группы, но Паша Твердохлеб в их кубрик не заходил и Бэндер беззастенчиво пользовался такой привилегией.
Лёнька же устроился на одной из баночек за столом и бесцельно смотрел в окно на воды Амурского залива, искрящиеся своей непередаваемой голубизной в лучах послеобеденного солнца.
Вошедший Серёга Гуськов, увидев отрешённого от действительности Лёньку, ехидно поинтересовался:
- И чего это наш чемпион по забегам в «Зелёный магазин» такой расстроенный?
- Да идёшь ты… - отмахнулся от него Лёнька, красочно обозначив курс, по которому предстояло чётко проследовать Серёге.
Но на того эмоциональные пожелания Лёньки не подействовали, и он в прежнем ехидном тоне продолжил:
- Ты чё это, бегать сегодня не собираешься? – деланно удивился Серёга. – А как же здоровье, дыхалка и достижения вершин Олимпа?
- Да отстань ты … - вновь отмахнулся от него Лёнька, понимая, что его увлечение спортом некоторые умники используют только для того, чтобы поиздеваться над ним.
По-хорошему надо было бы одному из таких умников начистить хлебало, но Лёньке этого делать не хотелось, так как он думал прекратить подколки и насмешки мирным путём.
Прошло больше четырёх месяцев после его последнего соревнования, где он на Кубке Невского занял второе место. Но из-за перевода в другое училище и плавательской практики тренировками он абсолютно не занимался. А чтобы хорошо двигаться и работать на ринге, надо обладать дыхалкой, которая у него сейчас пропала. Вот он и старался восстановить её, пробегая по берегу Амурского залива по несколько километров в день.
Так кое-кто из шутников «советовал» ему не тратить попусту силы, а использовать их рационально, забегая попутно в «Зелёный магазин» за горячительными напитками.
Поняв, что Серёга от него не отстанет, Лёнька серьёзно посмотрел на него.
- Слышь, Серёга, - серьёзна начал он, - а ты список литературы, который Премингер нам давал, записал?
Серёга, не поняв всю серьёзность Лёнькиного вопроса, продолжал шутить:
- Ты посмотри на этого бегуна, у него и в самом деле крышняк от этого спорта поехал. Надо бы его за пивком отправить, может у него тогда точно все домой вернуться… - но его глумление прервал Саша Лесников.
- Да заткнулся бы ты, юморист хренов, - цыкнул он на Серёгу и достал из своего портфеля тетрадь. – На, - Саня открыл тетрадь и показал свои записи. – Премингер говорил, чтобы мы начали изучение с самого начала, а начало надо искать в «Капитале» Карла Маркса.
- Ну ни фига себе! - невольно вырвалось у Лёньки. – Так это же во какой толщины книженция! - раскинув руки, показал он руками толщину предлагаемой для изучения книги.
- Ну, не знаю сколько страниц во всех трёх томах, но в первом, не меньше семисот… - предположил Саня.
- Ну, ни фига себе… — это уже с удивлением присвистнул Серёга. – И это всё нам надо будет прочесть?
- Хочешь – читай, Хочешь – не читай, - безразлично пожал плечами Саня. - Но Сабитова с тебя не слезет, пока ты ей всю суть не изложишь, - и рассмеялся, пряча тетрадь в портфель. – Но лучший вариант – это надо найти в библиотеке краткое изложение всей этой белиберды и законспектировать её. Тогда Сабитова тебе точно поставит зачёт автоматом.
- Так это же идея! – восторженно воскликнул Лёнька и распевая: - Идея, идея и где я нахожуся, - накинул гюйс, напялил на голову мичманку и бросился к двери.
- Ты куда это сорвался? – услышал он вслед голос Саши.
- В читальный зал, - на ходу крикнул Лёнька, озадаченный идеей, посетившей его бедовую голову.
- Рогозину хоть скажи, что ты ушёл, - донеслось до Лёньки, но тот только махнул рукой:
- Да ну его в баню…
Дневальный у выходных дверей из роты преградил ему путь:
- Ты куда это собрался? – потребовал он ответа.
- Куда, куда? - недовольно пробормотал Лёнька. – Не видишь, что ли, что в читальный зал иду? – и проскользнул под протянутой рукой дневального.
- А у старшины ты получил разрешение? – не унимался дневальный. - Нам сказали без его разрешения никого не выпускать.
- Да достали вы все меня своим старшиной! – зло бросил ему Лёнька уже с лестницы и услышал вслед:
- Ну, считай, что пару нарядов ты уже огрёб.
Но Лёньку сейчас это не трогало, ему требовалось осуществить мысль, обуявшую его.
Выскочив из корпуса общаги, он завернул за угол и по небольшому косогору быстро двинулся в главный корпус, в котором находились читальный зал и библиотека.
Не обратив внимания на дневального у дверей главного корпуса, он промчался к дверям читального зала.
В этой святая святых стояла абсолютная тишина, в которой учащённое дыхание Лёньки отдавалось, как пыхтение паровоза на маленькой станции.
Постаравшись унять дыхание, он подошёл к барьеру, за которым сидела чопорная дама в очках. Степенно подняв глаза на взъерошенного Лёньку, женщина тихо спросила:
- Вы что-то хотели, молодой человек?
- Да! – в запале выпалил Лёнька. – Мне нужен «Капитал» Карла Маркса.
- Пожалуйста потише излагайте свои мысли, - так же тихо посоветовала ему женщина. – Вы же в читальном зале, а не на плацу.
Лёнька посмотрел себе за спину и поразился той тишине, которая стояла в огромном зале с многочисленными столами и огромными окнами.
В читальный зал училища он пришёл первый раз и поэтому атмосфера таинства познания многочисленных наук, которые здесь можно подчерпнуть, моментально воздействовала на него, заставив унять дыхание и уже чуть ли не шёпотом уже вежливо повторил:
- Не могли бы Вы мне дать для ознакомления первый том «Капитала» Карла Маркса?
- А Вы у нас уже здесь бывали раньше? – женщина подозрительно посмотрела Лёньке в глаза. – А то я что-то Вас не припомню.
- Нет, - подтвердил её сомнения Лёнька. – Я здесь впервые.
- Тогда заполните для начала анкету, - не меняя тона продолжила женщина и протянула ему бланк.
Повертев в руках полученную бумажку, Лёнька принялся её заполнять.
Написав всё, что требовалось в анкете, он передал её женщине и принялся ждать.
А та, не торопясь, внимательно изучила его каракули и, печально вздохнув и многозначительно покачав головой, встала со своего стула и удалилась за многочисленные стеллажи с книгами.
Через пару минут она вышла из-за них с толстенной книгой в руках, от вида которой внутри у Лёньки даже что-то ёкнуло:
«Ну ни фига себе! Вот это книженция!»
Достав ещё какой-то бланк и сделав в нём записи, женщина передала том знаний Лёньке со словами:
— Вот Вам Ваша книга. Занимайте свободное место за столами и, пожалуйста, соблюдайте тишину, - при этом дама не сводила с Лёньки пронзительного взгляда, надеясь, что тот её полностью понял и готов беспрекословно выполнять все предписания.
- Понял, спасибо, - поблагодарил её Лёнька и, прижав, как драгоценное сокровище к груди том «Капитала», пошёл искать свободный стол.
Таких, как он желающих обогатить себя бесценными знаниями классиков в зале находилось более, чем достаточно. Поэтому свободных столов не оказалось, и он подсел к одному из пятикурсников.
Тот, недовольно пододвинувшись, продолжил вчитываться в разложенные по столу учебники. Лёнька особо и не вглядывался, чем занят этот озадаченный старшекурсник.
Тот был одет в форму номер три. Это тёмно-синяя фланка, рукав которой почти полностью оказался заполненный многочисленными лычками.
Лёнька же был одет в рабочую синюю хэбовую форму, на левом рукаве которой он недавно пришил три лычки, а на кармане хлоркой аккуратно написал номер своей группы. Поэтому старшекурсники всегда выгодно отличались от прочих салаг, которым форму номер три полагалось носить только в наряды и увольнения.
Устроившись за столом, Лёнька раскрыл толстенный том знаменитого произведения основоположника марксизма-ленинизма и погрузился в его изучение.
Через час он понял, что нахрапом такой объём страниц не возьмёшь и принялся уже перелистывать по несколько страниц, пытаясь хоть как-то понять, что же в них написано.
Единственное, что он уловил, то это то, что капиталисты приумножают свои деньги за счет труда рабочих. Труд рабочих стоит меньше, чем продукция, которую они создают, и капиталисты зарабатывают на этой разнице. И тут началась такая галиматья с понятиями
товар — деньги — товар и деньги — товар — деньги, что непреодолимое чувство заставило Лёньку сразу заглянуть в конец книги, но когда он понял, что и там ответа на все многочисленные вопросы, возникающие по мере прочтения книги, он не найдёт, то захлопнул фолиант и вспомнил умные слова Сани Лесникова, что надо искать краткое изложение всех этих бесценных знаний.
Посидев ещё некоторое время в абсолютной тиши читального зала и понаблюдав за полётами яростно жужжащих мух, он поднялся и вернулся к стойке с суровой дамой, которая по-прежнему увлечённо что-то читала.
Для того, чтобы привлечь её внимание, он негромко кашлянул, напоминая о том, что он уже пару битых минут стоит тут.
Отрешённо подняв на Лёньку глаза, женщина вопросительно посмотрела на него.
— Вот, хочу сдать книгу, - пояснил Лёнька своё появление.
- Что, - не поняла его хранительница знаний, - Вы уже всё изучили?
- Да, - утвердительно кивнул Лёнька.
- Быстро это Вы, однако, всё это усвоили, - кивнула она на «Капитал» в руках Лёньки. – Некоторым и всей жизни на это не хватает, - скептично добавила она, поджав губы.
- Да нет, не всё, конечно, - принялся оправдываться Лёнька, - я только начал, но у нас скоро построение и на него нельзя опаздывать, - тут же сочинил он, чтобы не оказаться в глазах такой умной дамы абсолютным вахлаком.
- А-а, - понимающе протянула важная дама и, забрав книгу из рук Лёньки, посоветовала. – Если, конечно, у Вас возникло желание изучать столь фундаментальные науки, то я бы посоветовала Вам пройти в библиотеку и там взять «Капитал» для дальнейшего прочтения, - на что Лёнька тут же послушно закивал головой, а дама, увидев, что она понята, продолжила советы: — Вы только тогда сможете понять всю сущность устройства капитализма и перспективы капиталистической системы экономики, - и, уже менее пафосно добавила: - Хоть Маркс и написал «Капитал» полтора века назад, но в нём присутствует тонкий юмор и многочисленные метафоры, которые и в наше время концептуальны, - и, ещё раз внимательно посмотрев на разинувшего от её слов Лёньку, добавила: - Хотя читать Маркса довольно сложно.
Выйдя из читального зала, Лёнька прямиком направился в библиотеку. Там, примерно такая же умная женщина, удивлённо посмотрев на него, выдала ему затребованный «Капитал», а Лёнька, засунув его под мышку и насвистывая одну из понравившихся песен, двинулся к своей общаге.
Приблизившись к ней, он ощутил, что его по голове ударило молнией или чем-то таким, от чего его сознание едва не помутилось.
У угла общежития стоял командир его роты Сысоев Геннадий Гаврилович.
Он, не замечая Лёньку, увлечённо разговаривал с кем-то, кто находился за углом и кого Лёнька ещё не видел.
Но, как усвоил Лёнька из объяснений своих тренеров, то, увидев опасность, надо трезво оценить обстановку и, если ничего не мешает достичь цели, продолжать чётко двигаться на неё, выискивая пути отхода.
«Ну ни фига себе! - пронзила его подлая мыслишка. – Вот это я влетел! Теперь уже не два наряда корячится, а четыре!», - потому что отходить было некуда.
Впереди маячил командир роты, а слева и справа находилось только открытое пространство. Назад возвращаться смысла не было. Этот манёвр противник, в виде командира роты, обнаружил бы моментально.
Поэтому, не сбавляя шага и зажав поплотнее «Капитал» Карла Маркса под мышкой, Лёнька продолжил движение в прежнем направлении, неумолимо приближаясь к расплате за свои необдуманные действия.
Шагов за десять до командира роты, Лёнька перешёл на строевой шаг и уже в уме приготовился к рапорту о своём неожиданном появлении.
Услышав печатный шаг, раздающийся от ботинок Лёньки, Сысоев обернулся к нему и на удивление не разразился возмущением и угрозами, а заулыбался.
- А вот и он, - торжественно сказал он кому-то, кто стоял за углом дома, показывая на Лёньку рукой, - а мы то сбились с ног, разыскивая его, - но Лёнька не обратил внимания на слова командира роты и, приблизившись, лающим чётким голосом принялся докладывать:
- Товарищ капитан третьего ранга, курсант… - но тут он скосил взгляд вправо и осёкся, напрочь забыв о докладе.
В нескольких шагах от него стояли мама с папой.
Мама, увидев сына и не сдержавшись, бросилась к нему с радостными возгласами:
- Ну и где же тебя носит? Мы тут с папой уже и не знали, что делать, а командир даже отправил на твои поиски других ребят. А тебя нигде нет… - Сумбурно говорила она, прижимаясь к сыну и стараясь приподняться на цыпочки и поцеловать его.
Засмущавшись от такого яркого выражения эмоций, Лёнька молча стоял и смотрел то на папу, то на маму. О своих опасениях о предстоящих нарядах вне очереди, он напрочь забыл, но поняв, о чём говорит мама, в своё оправдание принялся мямлить:
- Так я же это… в читальном зале… это, ну читал… - и, в подтверждение своих слов, вытащил из-под мышки на всеобщее обозрение книженцию великого Карла Маркса.
От демонстрации фолианта у Сысоева вытянулась физиономия и он непроизвольно воскликнул:
- Ну ты и даёшь, злодей, а я-то уже, грешным делом, подумал, что дневальный меня обманул и собирался его наказать …
Но мама с папой, не расслышав восклицания командира роты сосредоточили своё внимание только на сыне.
У мамы от радости, что она его видит даже выступили слёзы и она их вытирала небольшим платочком, отстранившись от Лёньки и не спуская с него счастливых глаз. А папа подошёл к Лёньке и, крепко обняв сына за плечи, неприкрыто восторгался:
- Ну ты и молодец! Смотри ка ты на него, мамочка, как он чётко подход к начальству сделал… А как докладывал! А как на нём форма-то сидит!
А Лёнька, не понимая, как родители оказались здесь, на Эгершельде возле его общежития удивлённо попытался выяснить:
- А вы-то как тут оказались? – Всё ещё обнимая маму и напрочь забыв о Сысоеве, попытался он выяснить у папы.
Но что тот, как всегда серьёзно, пошутил:
- Ну, а об этом мы тебе попозже расскажем, - и, повернувшись к Сысоеву, попросил: - Надеюсь, вы отпустите нашего сына провести с нами вечер?
- Да-да, - согласно закивал Сысоев и обратился к Лёньке: - Так, Леонид, - от такого обращения Лёнька даже удивился, что командир вспомнил его имя, - иди переоденься в форму номер три, получи увольнительную у старшины роты и до вечерней поверки можешь быть свободен.
Услышав такой приказ, Лёнька не на шутку обрадовался. Спас его Маркс, подтвердив, что он находился не в самоволке, а пополнял свои знания. Поэтому, вытянувшись во фрунт, чётко ответил:
- Так точно, товарищ капитан третьего ранга! Идти к старшине, получить увольнительную и быть свободным до вечерней поверки! – на что Сысоев подтвердил:
- Выполнять!
- Есть выполнять! – козырнув командиру, Лёнька уже с извинениями посмотрев на родителей, попросил: - Я сейчас, я скоро… - на что мама только счастливо улыбнулась:
- Иди, мой хороший, мы тут с твоим командиром ещё поговорим, постоим и подождём тебя.
Получив такое разрешение, Лёнька, как на крыльях, взлетел на четвёртый этаж и, ворвавшись в старшинский кубрик известил старшину роты Валеру Миронова:
- Валера! Сысоев сказал, чтобы ты мне увольнительную выписал до вечерней поверки! – радостно известил его Лёнька.
На что старшина недовольно уставился на борзого новичка и скептически усмехнулся:
- Только что он тебе грозился четыре наряда выдать, а тут увольнительную… С какого это такого переляку?
- Родители ко мне приехали! Вот с такого! – гордо поделился своей радостью Лёнька.
- А-а, - протянул Валера, - а я-то думаю, что это командир дневальных тут гоняет на твои поиски. Жди, - махнул он рукой Лёньке. – Щас нарисую, но только Сысоев пусть уж сам её подписывает, - и полез в стол за бланками увольнительных.
- Ага, - впопыхах закивал Лёнька, - я щас только переоденусь, а то они меня там, - он указал пальцем куда-то вниз, - родители с кэпом ждут, - и побежал к своему кубрику.
В кубрике его встретили не менее удивлённые Серёга с Саней.
- Ты где это шляешься? – накинулись они на Лёньку. – Сысоев тут такую бучу поднял и обещался вообще сгноить тебя в нарядах?
- Да всё тип-топ, - отмахнулся от них Лёнька, скидывая с себя хэбовую робу и закидывая спасительный томик Маркса в тумбочку. – Он мне увольнительную до вечера дал.
- С чего бы это он так расщедрился? – не поверил Серёга.
- Родители, потому что приехали! – сообщил им Лёнька, которого распирало от счастья.
Хорошо, что отглаженная фланка с брюками и гюйсам аккуратно лежали на полке в рундуке, поэтому у Лёньки переодевание много времени не заняло.
Расправив фланку под туго застёгнутым ремнём, он поинтересовался у примолкших парней:
- Ну как? – крутанувшись перед ними.
- Красавéц! – подтвердили они в один голос.
- Пока! – махнул им рукой Лёнька и помчался на выход из роты.
В коридоре его окликнул старшина:
- Ты куда понёсся? А увольнительная? – протягивая Лёньке оформленный бланк.
- А! – стукнул себя по лбу Лёнька. – А я-то в это кипеше совсем про неё забыл.
- Держи, - отдал ему бланк Валера.
Дневальный уже не перегораживал двери, а услужливо приоткрыв их, пожелал:
- Давай, счастливо!
Внизу Лёньку с улыбкой встретила мама и, взяв сына под руку, попыталась повести с собой, но Лёнька мягко освободился и попросил:
- Подожди, мам, я сейчас командиру доложусь, - и подошёл к Сысоеву, который о чём-то беседовал с папой.
Увидев Лёньку, командир только протянул руку:
- Давай, я подпишу, - и достав ручку, черканул на бланке увольнительной незамысловатый иероглиф. – Всё! Можешь быть свободен, - разрешил командир, передавая Лёньке бланк.
Вот тут уже и папа, обняв сына за плечи, увлёк его за собой.
Все вместе они доехали до площади железнодорожного вокзала на автобусе, пересели на трамвай и вышли на центральной площади.
Папа рассказал, что они решили провести отпуск в санатории «Амурский залив». Это получилось так неожиданно, что они не смогли об этом известить Лёньку и поэтому свалились ему, как снег не голову.
Папа много рассказывал о своей работе, а Лёнька об учёбе, новых друзьях и прошедшей плавательской практике, а мама только со счастливой улыбкой слушала своих таких серьёзных и озабоченных мужчин.
Оказывается, родители купили билеты на спектакль в Краевой драматический театр. Лёнька даже и не предполагал, что ему посчастливится побывать в нём.
Спектакль он посмотрел с удовольствием, что нельзя было сказать о маме. Она усадила сына рядом с собой и больше смотрела на него, а не на сцену, не выпуская Лёнькину руку из своей.
А потом они поднялись в ресторан «Золотой Рог», поужинали и Лёнька проводил родителей на электричку.
На вечернюю проверку он успел.
Родители провели отпуск в санатории, а Лёнька каждые субботу и воскресенье, когда ему выдавали увольнительные, ездил к ним на Санаторную.
Они долго гуляли по паркам и в осенних лесах дендрария, а папа умудрялся купаться в про уже прохладных водах Амурского залива.
В конце октября родители уехали домой, а учёба у Лёньки шла своим чередом.
Первое непонимание от политэкономии прошло, и иногда он даже спорил с Сабитовой о некоторых темах, которые она поднимала на занятиях.
У Лёньки к концу курса политэкономии появился и конспект, а вышел он из такого щекотливого положения, как изучения трудов великого Карла Маркса, нетривиальным путём.
Одна из его знакомых девушек, осознав всю трудность курсантской жизни, проявила о Лёньке невероятную заботу. Когда Лёнька попросил её переписать в тетрадь цитаты из трёхтомника Карла Маркса, которые он отметил на полях карандашом, то девчонка не отказала ему в такой просьбе и переписала их. Получилась почти полная девяносто шести листовая тетрадь. За неё Лёньке Анна Васильевна поставила зачёт по политэкономии автоматом, восхитившись красотой его подчерка и вернула тетрадь, которую он хранил, как зеницу ока.
А через несколько лет этой тетрадью воспользовались и его два младших брата, которые особо не удосуживались в познании столь важной для инженеров-горняков науки, как политэкономия.
07.06 2024