Предлагаемый вниманию читателя проект не является систематическим изложением или, тем более, курсом русской истории. Это именно хроника или, точнее, хроники – авторский взгляд на события того или иного года. Причем автор сам выбирал то событие или те события, которые казались ему интересными или значимыми: иногда – не самые заметные на первый взгляд; иногда – очень заметные и, в полном смысле этого слова, определяющие общее направление истории страны и народа.
Текст: Алексей Карпов
Продолжение. Начало см.: «Русский мир.ru» №1–5 за 2024 год.
ГОД 945-Й (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Из «Повести временных лет»:
«Ольга же была в Киеве с сыном своим, дитём Святославом; и кормилец его Асмуд, и воевода был Свенельд…»
Так начинается в летописи история княгини Ольги – правительницы Русского государства до совершеннолетия сына Святослава и даже дольше. Теперь именно она становится главной и, по существу, единственной героиней всех летописных рассказов.
Прежде чем пойдет рассказ о знаменитых «древлянских казнях» княгини Ольги, заметим, что законная («водимая») жена князя, мать его сына, обладала в древней Руси немалыми правами. Тем более это относилось к Ольге, женщине властной и, вероятно, очень непростой по своему происхождению (известная легенда о встрече Игоря и Ольги на реке Великой, согласно которой Ольга была обычной девушкой-перевозчицей, возникла лишь в XVI веке и вряд ли может претендовать на достоверность). Как уже было сказано, ее личный посол присутствовал на переговорах Игоря с греками и занимал там третье место, сразу же за послами самого Игоря и Святослава. В распоряжении Ольги была собственная, пусть и небольшая, дружина; имелся у нее и свой двор; вероятно, еще при Игоре Ольга получила во владение город, причем очень важный по своему расположению – Вышгород близ Киева.
И два слова о Святославе. Ко времени смерти отца он, еще ребенок, находился в Киеве. А вот чуть раньше источники застают его вне столицы. Согласно уникальному свидетельству византийского императора Константина Багрянородного, Святослав в годы княжения отца пребывал не в Киеве, а в некоем «Немогарде», в котором традиционно видят Новгород на Волхове – второй после Киева центр Древнерусского государства. Может быть, и так. Но нельзя ли предположить, что под Немогардом византийский император подразумевал Вышгород, город матери Святослава?
ГОД 946-Й
Между тем, убив Игоря, продолжает свой рассказ летописец, древляне направили своих послов в Киев, к Ольге. Прибыло это посольство по воде – стало быть, весной уже следующего, 946 года.
Во исполнение еще одного древнего языческого обычая древляне вознамерились сделать киевскую княгиню женой своего князя. По представлениям, восходящим ко временам чуть ли не первобытным, жена убитого, как и все его имущество, отныне должна была принадлежать победителю; овладение ею – причем зачастую совершенное открыто, на глазах у всех, – символизировало переход власти, делало его окончательным.
Летописи подтверждают существование этого обычая на Руси. Но Ольга, «мудрейшая среди всех жен», как называет ее летописец, с легкостью сумела перехитрить древлян.
Из «Повести временных лет»:
«…Сказали же древляне: «Вот, князя убили русского. Возьмем жену его Ольгу за князя нашего Мала, и Святослава; и сделаем ему (Святославу. – Прим. авт.), что захотим». И послали древляне лучших мужей, числом 20, в ладьях к Ольге. И пристали под Боричевым в ладье… И поведали Ольге, что древляне пришли. И позвала их Ольга к себе, и сказала им: «Добрые гости пришли». И отвечали древляне: «Пришли, княгиня». И сказала им Ольга: «Говорите, зачем пришли!» Отвечали же древляне:
– Послала нас Древлянская земля с такими словами: «Мужа твоего убили, потому что был муж твой, словно волк, расхищая и грабя, а наши князья добрые, уберегли Древлянскую землю. Пойди за князя нашего, за Мала».
Ольга на словах согласилась. Кажется, ни она, ни киевляне не увидели ничего удивительного в предложении древлянских послов. «Люба мне речь ваша», – отвечала Ольга сватам, а затем произнесла фразу, которая, по наблюдениям академика Д.С. Лихачева, представляла собой своеобразную формулу отказа от родовой мести: «Уже мне мужа своего не кресити (то есть не воскресить. – Прим. авт.)». Слова эти в подобном значении встречаются в летописи и в других схожих случаях. Надо полагать, они убедили древлян в том, что Ольга не будет мстить им: ведь слово произнесенное значило в те времена ничуть не меньше, чем нынешний письменный договор, скрепленный самой надежной печатью.
Но в том-то и дело, что Ольга сумела преодолеть магию слова, подчинить ее себе. Воспетая летописцем мудрость княгини проявилась в том, что она оказалась способна «играть» словами, вкладывать в них совсем не тот смысл, который могли уловить ее менее искушенные собеседники.
«Сказала им Ольга:
– Люба мне речь ваша. Уже мне мужа своего не воскресить. Но хочу вас наутро почтить перед людьми своими. А ныне идите в ладью свою и ложитесь в ладье, величаясь. И я наутро пошлю за вами; вы же говорите: «Ни на конях не едем, ни пеши не идем, но несите нас в ладье». И понесут вас в ладье.
И отпустила их в ладью.
Ольга же повелела выкопать яму большую и глубокую во дворе теремном, вне града. И наутро, сидя в тереме, послала за гостями. И пришли к ним, говоря:
– Зовет вас Ольга на великую честь!
Они же отвечали:
– Не едем ни на конях, ни на возах, ни пеши не идем; понесите нас в ладье!
Отвечали же киевляне:
– Нам неволя: князь наш убит, а княгиня наша хочет за князя вашего.
И понесли их в ладье. Они же сидели, подбоченившись…
И принесли их на двор к Ольге, и, как несли, сбросили в яму вместе с ладьей. И, склонившись, спросила у них Ольга:
– Хороша ли вам честь?
Они же отвечали:
– Пуще Игоревой смерти!
И повелела засыпать их живыми, и засыпали их».
Весь этот рассказ, как и вообще почти все летописное повествование об Ольге, построен по законам фольклорного, сказочного повествования. Исследователи уже давно увидели в летописном рассказе прямое пересечение с теми древними свадебными обрядами и ритуалами, которые отразились в русских (и не только русских) народных сказках. Ольга ведет себя именно так, как подобает сказочной героине – царевне-невесте, к которой сватается чужой и нелюбый ей жених. Она подвергает самозваного древлянского жениха – а точнее, выступающих от его имени сватов – различным испытаниям, вполне подобным тем, которым сказочная царевна-невеста подвергает многочисленных сказочных же женихов, сватающихся к ней, и сваты – а в их лице древлянский князь – не выдерживают этих испытаний, почему и принимают лютую смерть. Ольга, какой она изображена в летописи, принадлежит к типу «неукротимой невесты», жестокой и мстительной; тип этот также хорошо известен народной сказке. Но вместе с тем, оставаясь в этом сказочном, фольклорном образе, Ольга преодолевает его и по существу опровергает законы сказки. Следование сказочному сюжету оборачивается, по выражению отечественного историка-фольклориста А.А. Шайкина, своего рода «антисказкой».
В этом – превосходство киевской княгини над древлянами, мировоззрение которых всецело определено отживающими свое древними архаическими представлениями и ритуалами. В отличие от них Ольга принадлежит новой эпохе – эпохе утверждения государственности и ломки старых племенных отношений.
Но загадка Ольги имеет еще один, сокровенный, не разгаданный древлянами смысл – он-то и оказывается главным.
Передвижение в ладье, которое древлянские послы приняли за оказание «великой чести» и элемент свадебного обряда, это еще и знак смерти, часть погребального ритуала – очевидно, незнакомого древлянам, но хорошо известного в древнем Киеве. Русы – в отличие от древлян – сжигали своих мертвецов в ладьях. Древлянские сваты не поняли смысл загаданной им загадки, а потому стали участниками совсем не того обряда, для совершения которого прибыли в Киев. Над ними совершается обряд похорон – причем похорон почетных, действительно с оказанием «великой чести», как и обещала им Ольга.
Так совершается первая месть Ольги. Но дело на этом далеко не заканчивается. По законам сказки, отмщение должно быть троекратным. Так и у Ольги. Ее вторая и третья «древлянские казни» оказываются ничуть не менее кровавыми, чем первая.
Ольга – эта «неукротимая невеста» русской летописи – отправляет к древлянам собственное посольство. Пути сообщения в те времена были не слишком развиты, и княгиня сделала все, чтобы о случившемся в Киеве ничего не узнали за его пределами.
«И послала Ольга к древлянам, говоря им: «Если вправду меня просите, то пришлите мужей лучших, чтобы с великой честью пошла за князя вашего. Иначе не пустят меня люди киевские!»
Услыхав это, древляне избрали лучших мужей, из тех, что правили Древлянской землей, и послали за ней».
Во все времена тот, кто владел информацией, правил миром. Древляне усилиями Ольги оказались в информационном вакууме, и это решило их судьбу. Во всяком случае, так изображает дело летопись.
Киевская княгиня встретила и новых сватов с показным радушием и вновь обещала им «великую честь», на деле обернувшуюся все той же мучительной и неотвратимой смертью.
«Когда же пришли древляне, повелела Ольга приготовить баню, так сказав:
– Помывшись, придите ко мне.
И истопили баню, и влезли в нее древляне, стали мыться. И заперли баню, и повелела [Ольга] зажечь ее от дверей; тут и сгорели все.
И послала [Ольга] к древлянам, так говоря: «Вот уже иду к вам. Да приготовьте мёды многие в городе, где убили мужа моего, да поплачусь над гробом его и сотворю тризну по мужу моему».
Они же, то слышав, наварили и свезли мёды многие. Ольга же, взяв с собой мало дружины, налегке, пришла к гробу его и плакалась по мужу своему. И повелела людям своим насыпать великую могилу, и, когда насыпали, повелела тризну совершить. Потом уселись древляне пить, и повелела Ольга отрокам своим прислуживать им. И спросили древляне у Ольги:
– Где дружина наша, которую послали за тобой?
Ольга же отвечала:
– Идут за мной с дружиною мужа моего.
А когда упились древляне, повелела отрокам своим пить за них (то есть, надо понимать, совершить уже по ним ритуальную тризну? – Прим. авт.), а сама отошла прочь. И повелела дружине своей сечь древлян, и изрубили их 5 тысяч.
А Ольга возвратилась к Киеву и приготовила войско против оставшихся [древлян]».
Из рассказов средневековых восточных авторов, описавших обычаи славян, известно, что ритуальная трапеза совершалась над могилой знатного мужа через год после его смерти. Ольга пожелала в точности соблюсти этот обычай – конечно, с размахом, соответствующим высокому статусу ее мужа. Но если так, то ее тризну на могиле мужа можно было бы датировать осенью того года, который последовал за годом смерти Игоря, то есть, по нашему счету, поздней осенью 946 года.
Все было сделано в полном соответствии с языческим обрядом. Плач над усопшим, высокий курган над могилой, ритуальная тризна, питие хмельных мёдов – все это непременные элементы погребального обряда, совершаемые последовательно, один за другим. Но есть еще одно, последнее условие – пролитие жертвенной крови.
Ольга исполнила ритуал до конца. Она пролила столько жертвенной крови на могиле мужа, что это навсегда вошло в память потомков, отразившись в предании, а затем и в летописном рассказе.
Описание древлянской войны княгини Ольги составляет содержание уже новой летописной статьи. Однако точно датировать события весьма затруднительно, поскольку основу рассказа по-прежнему составляет народное предание. И мы не можем даже сказать наверняка, имели ли место в действительности два похода Ольги в Древлянскую землю – первый, к могиле мужа, когда она перебила несколько тысяч древлян во время ритуальной тризны, и второй, когда она осадила и взяла главный город Древлянской земли Искоростень; или же летопись сохранила два разных предания об одном и том же походе и одной и той же жестокой расправе Ольги над древлянами. Единственное, что можно сказать с определенностью, это то, что военные действия затянулись и завершились глубокой осенью (на это есть указания в летописи). Но была ли это осень все того же, 946-го или уже следующего, 947 года, мы не знаем.
Итак, обратимся к летописному изложению событий.
Рассказу о последней мести Ольги предшествует краткая запись:
«Начало княжения Святослава, сына Игоря. В лето 6454 (946)…»
Так начинает летописец новую статью. Заметим, о вокняжении юного Игорева сына сказано не сразу после сообщения о гибели Игоря, но после рассказа о том, как мать отомстила за смерть его отца, исключив возможность перехода Киева под власть древлянского князя. Теперь – на короткий момент – роль ее сына возросла многократно, ибо война – это все-таки мужское, а не женское дело.
Исход войны был решен в первом же сражении, в котором киевскими войсками руководили воевода Свенельд и «дядька» малолетнего княжича Асмуд. Однако начать битву предстояло Святославу – несмотря на то, что он был совсем еще ребенком. Таков был древний обычай. Действия князя в начале битвы носили прежде всего ритуальный, даже магический характер – во всяком случае, воспринимались таковыми. То, что Святослав был дитя, ничего не меняло, даже напротив, усиливало магический эффект. А потому, в соответствии с обычаем, Святослав был посажен на коня и вывезен впереди войска. На глазах у обоих полков, выстроившихся для битвы, князь-младенец должен был принять из рук своих воевод копье и бросить его в сторону врага – насколько хватит сил.
Из «Повести временных лет»:
«…Ольга вместе с сыном своим Святославом собрала воинов многих и храбрых и пошла на Древлянскую землю. И выступили древляне против них. И когда сошлись оба полка на битву, бросил Святослав копьем в древлян, и пролетело копье сквозь уши коня и ударило тому в ноги, потому что был еще совсем мал [Святослав]. И сказали Свенельд и Асмуд: «Князь уже начал, последуем, дружина, за князем». И победили древлян. Древляне же побежали и затворились в градах своих. Ольга же устремилась с сыном своим к Искоростеню, потому что там убили мужа ее, и встала около города с сыном своим. А древляне затворились в городе и боролись крепко из града, ведая, что сами убили князя, и [зная], что их ожидает. И стояла Ольга лето, и не могла взять город…»
Искоростень располагался на правом, высоком берегу реки Уж, притока Припяти, на гранитной скале, возвышавшейся над уровнем реки почти на 30 метров. (Ныне это город Коростень в Житомирской области Украины; город новый, лишь возникший на месте старого и перенявший его название.) Исключительно удачное местоположение, естественные укрепления делали его почти неприступным.
И вновь лишь сверхъестественная хитрость, изворотливость – то есть те качества, которыми обладают не столько реальные люди, сколько мифические, сказочные герои, – помогли Ольге захватить столицу Древлянской земли.
Простояв возле города лето и убедившись, что взять город силой не удастся, рассказывает летопись, Ольга «умыслила» следующее. Она послала в Искоростень с такими словами:
«– До чего хотите досидеть? Все города ваши сдались мне, и согласились на дань, и возделывают нивы свои и земли свои. А вы что, хотите голодной смертью умереть, отказываясь платить дань?
Древляне же отвечали:
– Рады бы мы платить дань. Но ты хочешь мстить за мужа своего.
Сказала им Ольга:
– Я уже мстила за обиду мужа своего, когда приходили вы к Киеву, и во второй раз, и в третий – когда устроила тризну по своему мужу. Уже не хочу мстить, но хочу взять дань небольшую – и, помирившись с вами, уйду назад.
Спросили же древляне:
– Чем же хочешь дань взять у нас? Рады дать тебе медом и мехами.
Она же отвечала им:
– Нет у вас ныне ни меду, ни мехов. Но немногого у вас прошу: дайте мне от двора по три голубя и по три воробья. Ибо не хочу на вас тяжкую дань возлагать, как муж мой; потому-то и прошу у вас мало…»
Предложение Ольги чрезвычайно обрадовало древлян. Как и подобает эпическим «антигероям», сказочным глупцам, – а именно эту роль древляне и исполняют во всех летописных рассказах о мести Ольги, – они опять не заподозрили подвоха, не поняли смысл необычного требования киевской княгини, а потому охотно согласились на дань.
«Древляне же рады были и собрали со двора по три голубя и по три воробья и послали к Ольге с поклоном. Ольга же сказала им:
– Вот, уже покорились мне и моему дитяти. Идите в город, а я завтра отступлю от города и вернусь в град свой…
Древляне же рады были, вошли в город и поведали людям, и обрадовались люди в граде…».
О том, что произошло дальше, большинство из нас хорошо помнит из школьного курса истории – слишком уж запоминающимся оказывается летописный рассказ.
«Ольга же раздала своим воинам кому по голубю, а кому по воробью, и повелела к каждому голубю и воробью привязывать трут, завертывая его в небольшие платки и привязывая ниткой к каждой [птице]. И повелела Ольга, как стало смеркаться, отпустить голубей и воробьев воинам своим; голуби же и воробьи полетели в гнезда свои: голуби в голубятни, воробьи же под стрехи, и так загорелись – где голубятни, где клети, где вежи (хозяйственные постройки. – Прим. авт.), где одрины (сараи, хлевы. – Прим. авт.), и не было ни одного двора не горящего, и нельзя было погасить пламя, потому что все дворы загорелись. И побежали люди из города, и повелела Ольга воинам своим хватать их. И так взяла город и сожгла его, старейшин же городских схватила, а прочих людей одних перебила, а других в рабство отдала мужам своим, а остаток их оставила платить дань».
В Ипатьевском списке «Повести временных лет» текст читается несколько иначе, с еще одной страшной подробностью: оказывается, уничтожив Искоростень, Ольга не просто схватила старейшин города, но «ижже», то есть заживо сожгла их.
Таков, по летописи, был итог древлянской войны. Между прочим, археологи подтверждают трагическую участь летописного Искоростеня: по их данным, древний город был полностью уничтожен огнем в середине Xвека, а сменивший его древлянский город возник уже на новом месте, в некотором отдалении от прежнего. Свой статус главного города Древлянской земли он потерял навсегда.
А что же с легендой о воробьях и голубях? В XVIII– начале XIXвека предпринимались попытки на практике, опытным путем проверить достоверность летописного сказания. Знаменитый немецкий историк А.Л. Шлёцер, автор «Нестора» – первого научного исследования русских летописей, – сообщал о проведенных им экспериментах над птицами: любознательный академик пытался поджечь голубей и воробьев указанным в летописи способом и посмотреть, что из этого получится. Эксперимент окончился неудачей: оказалось, что несчастные птицы гибнут, падая на то самое место, с которого взлетели. Но это неудивительно. Ученый немец не имел к миру сказок ни малейшего отношения – в отличие от Ольги, в летописной истории которой задействованы отнюдь не законы физики или зоологии.
Как отмечают исследователи, сюжет с городом, сожженным с помощью птиц, принадлежит не только русскому, но и мировому фольклору. Древние вообще считали, что птицы, и в частности голуби, связаны с небесным огнем – громом. По поверьям славян, голубь, влетевший в дом, предвещает неминуемый пожар – поверье, сохранившееся едва ли не до наших дней. Так что, выбирая орудие для уничтожения города, Ольга опять-таки действовала в полном соответствии с фольклорными, сказочными законами. Но смысл ее последней «древлянской казни» – значительно глубже.
Дань птицами, губительная для тех, кто соглашается на нее, – отражение очень глубоких, по сути, космогонических представлений, связанных с происхождением самого мира. В самом деле, ведь птицы не принадлежат отдельным жителям города, подобно любому другому движимому или недвижимому имуществу. Ольга требует дань тем, что физически не может быть отчуждено от города и окружающей его природы, находится в неразрывном единении с ними. Это – прямо выраженная претензия на обладание самой средой обитания древлян, то есть даже не просто ими самими и их имуществом, но чем-то бóльшим – самой возможностью их существования на своей земле. С готовностью соглашаясь на требование Ольги, древляне даже не подозревали о том, чем в действительности они жертвуют!
Мы не знаем, с помощью каких хитроумных способов в действительности был взят и сожжен древлянский Искоростень. Но знаем о том, что победа Ольги над древлянами и взятие ею главного города их земли поразили современников, почему и остались в памяти потомков.
Но это еще не конец рассказа о завоевании Ольгой Древлянской земли.
«…И возложила (Ольга. – Прим. авт.) на них дань тяжкую. Две части дани шли Киеву, а третья – в Вышгород, Ольге, ибо был Вышгород Ольгин город. И пошла Ольга по Древлянской земле с сыном своим и с дружиной, устанавливая дани и уроки; и есть становища ее и ловища [в Древлянской земле]. И пришла в град свой Киев с сыном своим Святославом, и пробыла с ним один год».
«Уставление» Ольгой Древлянской земли стало лишь первым шагом на пути к «уставлению» ею всей подвластной державы.
ГОД 947-Й
«…Пошла Ольга к Новгороду, и установила по Мсте погосты, и дани [определила], и по Луге – оброки и дани. И ловища ее есть по всей земле, знаменья (знаки ее присутствия. – Прим. авт.), и места, и погосты. И сани ее стоят в Пскове до сего дня, и по Днепру перевесища, и по Десне, и есть село ее Ольжичи и доселе. И, установив [все], возвратилась к сыну своему в Киев, и пребывала с ним в любви».
И снова очень неопределенная дата. Летописная статья 947-го, как и предыдущего, 946 года, вбирает в себя слишком много событий – и это притом, что следующие семь летописных статей оставлены пустыми: летописец привел лишь даты. А ведь Ольга объездила очень большую территорию: и север Руси – Новгородские земли и Псков, и земли по Днепру, и по Десне. И везде она не просто зримо обозначила свое присутствие, но постаралась более точно разобраться в том, какие дани и «уроки» (оброки) и в каком размере должны поступать в Киев и ей лично. Конечно же, это было делом не одного года.
У историков эти мероприятия получили название «реформа княгини Ольги». Если кратко, то суть реформы заключалась в том, что традиционное «полюдье» – ежегодный объезд князем и дружиной всей подвластной князю территории – постепенно заменялось иной формой взимания дани, при которой дань эту свозили на определенные князем места, а не сам князь вынужден был ехать за ней. Конечно, на практике и «полюдье», и «повоз» еще долго сосуществовали друг с другом. Однако громоздкая и затратная система прежнего «большого полюдья», в которое был вовлечен едва ли не весь правящий слой Киевского государства во главе с князем, уходила в прошлое. Не особенно преувеличивая, можно сказать, что это стало одним из поворотных событий в истории древней Руси. Княжеская власть освобождалась от колоссальной нагрузки ежегодного объезда громадных территорий, а это позволяло приступить к решению других задач, связанных с хозяйственным и государственным освоением подвластных Киеву славянских и неславянских земель. Собственно, освобождение князя от личного участия в каждом действии государственного характера – ключевой эпизод в становлении государственности как таковой. По существу, это был первый шаг в деле реального «огосударствления» всей территории древней Руси, превращения своеобразной федерации племен под властью Киева в действительное подобие настоящего государства.
Несомненно, в какой-то мере здесь сказалась и женская природа Ольги. Тщательнее и глубже, чем прежние князья, старалась она вникать во внутренние дела своей державы. Наверное, неслучайно в летописи столь часты упоминания о ее селах, «местах», «перевесях» и т.п. Все в державе Ольги находилось под ее неусыпным присмотром.
И неслучайно одним из шагов на пути внутреннего обустройства Руси станет поворот княгини к христианству, выбор ею новой веры.