Маша и Валера сидели у родителей дома, жались друг другу поближе, просить всегда неудобно. Валера то и дело искал повод отлучиться, отвлечься, выйти из комнаты. Его тёща сидела в кресле, немного задумчивая, пыталась уловить взгляд мужа, подмигнуть, чтобы не порол горячку. С квартирой так нельзя! А он практически согласился уже.
- Мам, пап, ну, пожалуйста, по-другому мы просто не сможем вывести эти деньги. Валера продал домишко в деревне, бабушкин – за копейки! Но начать стройку хватит. Мы проведём всё по документам правильно! Выведем капитал, и всё! Квартира ваша. Просто пока маленькому нет трёх лет, мы ничего не можем с этим делать, а так… ремонт… - она посмотрела на мужа, Валера недоумённо на неё. – Ну, да, косметический хотя бы, - просила она у него при родителях.
- Мы же участок собрались брать, дом строить? – округлил он глаза. Видно, к общему мнению они ещё не пришли. Но деньги по сертификату хотят обналичить, планы грандиозные.
- Нет, я против, - вяло начала Инна.
Николая повернулся от окна и уставился на неё. Мускулы на его жилистой, смуглой шее подёрнуло судорогой.
- Ну, ладно, - согласилась Маша, взяла за руку мужа и поднялась, чтобы уйти.
- Обожди! – показал ей рукой отец.
- Да, ладно, пап, - пряча глаза от мужа, сказала Маша. Она его предупреждала – мама не согласится! Она всегда щепетильно относится к квартирному вопросу.
Валере тоже не нравилось просить, но они так хотели начать строить свой дом. Для начало у них немного имелось, участок нашли по отличной цене, его просто продадут, если они в ближайшее время его не купят. В общем, он не торопился на выход, надеялся на тестя.
- Вы же понимаете - это не махинации, не какое-то там мошенничество, всё честно – это государственные деньги.
- Да всё мы понимаем, - злобно смотрел Николай на жену. Её это не трогало, она сидела неподвижно, взгляд размеренно блуждал по комнате. – Инна?!
- Что?
- Ин? Ну, ты что, своим же? – прижал он подбородок как можно плотнее к шее и посмотрел на неё исподлобья, так, чтобы дети не видели его взгляд.
- Коль, такие дела так не делаются.
- Конечно, - влез зять. На кону их с Машей дом, он осмелел, набрался наглости. – У нас хороший знакомый юрист, он сделает всё правильно.
Тёща посмотрела на него.
- Это законно! – открестился он.
Она продолжала молчать.
- Ин-на, - шипел на неё сквозь зубы Николай.
- Так, дети мои, - начала она подниматься из кресла, зять хотел помочь ей, но Николай сам помог жене, зная, как ей лучше, с какой стороны. Подал руку. – Не надо на нас с отцом давить, - посмотрела она на молодых. В другой комнате захныкал малыш, Маша ушла к сыну. – Вот не надо! – посмотрела она требовательно на мужа. – Ещё у Нади надо спрашивать.
- Что ты несёшь? – пыхтел в себя Николай, рассчитывая, что его не услышат.
- Да – это надо обсудить, обдумать.
- Ладно, - поник Валерий, понимая, что это отказ. Он пошёл к жене.
- Ты, что вообще?! – дёрнул Инну за руку муж, другой рукой постучал по своей голове. – Ты в своём уме?!
- Мам, пап, мы пойдём. Паша капризничает, кажется, у него температура, - показалась дочь в дверях с сыном на руках. Валера стоял позади с детской сумкой через плечо.
- До свидания, - сказал он, пройдя вслед за Машей к входной двери.
Папа пошёл их проводить, мама осталась, ощущая, что на неё опять будут нажимать там. Но Николай с детьми больше не говорил на тему денег или квартиры, его больше беспокоил внук: строго наказал дочери заехать в аптеку, купить нужный сироп, пообещал завтра приехать, проверить, как себя чувствует Паша, Маргаритку повидать. Дети еле отделались от него, так он переживал о мальчишке.
- Ну, что? – с обидой в голосе спросила Маша у Валеры, только они отъехали от своих. – Я же говорила! Мама никогда не подпишется. Матвею она наверняка бы без разговора переписала всё.
- Ой, что ты всё сравниваешь? – тоже злился муж, ведя машину. – Матвей, Матвей… она мать! Конечно, она думает о нём. Но мы же не переписать просили. Прекрати! Значит, так надо. Сами справимся, не в первый раз.
Дети уехали, а у родителей поднялся нешуточный скандал. Давненько такого не было.
- У тебя совесть есть?! – орал на жену Николай, позабыв, что ей категорически нельзя нервничать. – Ты совсем охренела? Старческий склероз накрыл? Ты забыла? Забыла! Как они… Валерка! Не раздумывая, ни секунды не сомневаясь, я же видел его в тот день… да он! Он! Он даром отдал тогда свою машину! Не выплатили до конца за неё, но продал, чтобы тебе помочь. Машины не было, а они молча платили за неё. Понимаешь?! Деньги мне отдал.
- Я всё понимаю, но квартира – не машина, тем более трёшка, тем более в нашем районе. Ты забыл? У нас ещё есть дети – дочь.
- Не о Надьке ты печёшься, точно не о ней! Знаю, кому оставить собираешься. Да только некому! Некому! Он не исправится никогда. И не выйдет, не в нашей жизни, понимаешь? А потом что? В наследство вступит, продаст, прогуляет. Да и не выйдет он никогда, снова врюхается, там же или после отсидки. 20 лет! Зона у него в крови будет, врастёт корнями.
Инна слушать не хотела, у неё свои мысли в голове.
- Значит так! Не хочешь по-человечьи, по-матерински? Я подаю на развод! Делим эту клетушку, и я со своей частью сделаю, что захочу! Отдам её, как есть, пусть забирают дети, я в мамином доме поселюсь.
- Куда тебе на старости лет? Там даже фельдшерского пункта нет, а у тебя то спина, то давление.
- Ну и что?! Вечно мне около тебя мучиться? Мы не жили нормально, пусть хоть дети попробуют, - орал Николай, не замечая, что Инна лицом поплыла.
Вот он и признался.
- Мучился? – тихо спросила она.
- Ты порою такая упёртая бываешь, что одна мука с тобой! – краснел он от злости.
- Это моя квартира… - пролепетала она.
- Нет уж! Дудки! – оскалился Николай. – Я тоже всю жизнь вкалывал, много чего сделал, и в браке мы с тобой всю жизнь. Зачем ты соврала, что Надя здесь прописана? Она же выписалась сто лет назад.
Инна молчала.
- И не надо отмалчиваться, завтра же пойду и подам на развод.
Пошумел Николай, руками помахал, а пар выпустить некуда, Нивы нету. Раньше хоть выйдет и ковыряется в ней до конца дня, а тут…
Никуда он не пошёл на следующий день и про внука забыл. Ходили по квартире насупившись оба, не разговаривали. Он злобой дышал, соображал, какие ещё доводы привести, чтобы мозги у Инны включились. Три дня не разговаривали и не собирались идти на мировую. На четвёртый постучалась к ним гостья нежданная, не званная, точнее, позвонила в звонок.
- Коля, открой, - попросила Инна.
- Я занят, — уставившись в ящик с новостями, он не желал отрываться от дивана.
- Коля!
- Иди ты, - буркнул он про себя и с места не сдвинулся: он обижен на всех!
В дверь вновь позвонили, трижды. Инна, перетаскивая за собой ногу, ворча на мужа, вышла в прихожую, посмотрела в глазок.
- Тысячу раз же говорила: я не работаю! – разозлилась она, видя на площадке перед дверью женщину с ребёнком на руках; другого мальчика лет семи, женщина держала за руку. На цыганку непохожа – одета аккуратно, но простенько, даже бедновато, дети тоже. Инна открыла и с ходу налетела на женщину. – Я не работаю! Не знаю, кто и что вам сказал, но я всё! Я инвалид, понимаете? Или я всю жизнь должна угрохать на ваших детей? Кто вам сказал обо мне, туда и идите, - ругалась она.
- Инна Сергеевна, здравствуйте, - женщина потупилась, - я от Матвея… я его жена.
У Инны рот открылся от неожиданности. Николай услышал, через все звуки на свете он услышал эти слова незнакомки. Он вышел к женщинам, встал за спиною жены.
- Вы кто? – выдавила Инна.
- Я Люба – его жена, а это, - с трудом приподняла она затёкшую, уставшую руку, на которой спал второй ребёнок, в шортиках, футболочке, на вид ребёнку годика два, возможно, меньше.
- Кто, кто? – переспросил Николай.
- Жена Матвея, а это его сын, - ещё раз приподняла она отяжелевшую руку. Отпустила другого мальчика и помогла себе со вздохом: тяжело держать ребёнка одной рукой.
- Проходите, - сразу смягчилась Инна, пропуская женщину.
- Ты что?! – обалдел Николай и потребовал паспорт у гостьи.
Она присела на корточки, долго возилась одной рукой в сумочке через плечо, мальчик на руках не просыпался. Инна злилась на мужа: неужели не видит, как тяжело матери с детьми? Но Николай стоял твёрдо, пока не проверил документ, в квартиру не пустил постороннюю. А когда впустил, ни на шаг не отходил от Инны. При имени сына он настораживался.
- Можно, я положу Гришу, - попросила Любовь, глядя на диван. – Рука онемела, внизу ещё вещи надо забрать.
- Вещи? Вы к нам надолго? – спрашивал Николай, Инна толкала его локтем.
- Нет, просто с детьми налегке никуда не поедешь, - улыбнулась ему Люба, открыто не обидевшись.
- Коль, сходи. Сходи и принеси, - потребовала Инна.
- А я…
- Иди! У вас одни чемодан? - спросила Инна у Любы.
- Да. Там, в углу у подъезда, таксист помог, поставил.
Николаю пришлось спуститься за чужими вещами, Инна забодала его локтями, извела колючими взглядами, ей хотелось хоть на пару минут остаться с Любой наедине.
- Как он? – сразу спросила она.
- Матвей?
- Да, - волновалась Инна.
- Я была у него три месяца назад. Мы регулярно созваниваемся, обычно ночью. У него есть мобильник, он и мне деньги кладёт на счёт. Вот прислал оттуда, - закашлялась Люба, глядя на старшего сына, - Слава просто не знает, где находится Матвей, я не брала его с собой.
- Правильно! Ребёнку там нечего делать, - похвалила её Инна. – А как к ним относятся там?
- А вы не знаете? Матвея вроде переводят в ваш регион.
Мать непутёвого сына чуть не расплакалась.
- Вы тоже сможете ездить к нему на свидания, - улыбнулась Люба. – Он на хорошем счету, начальство о нём отзывается прекрасно, жаль, что видеться от этого чаще нельзя.
Николай пришёл, втащил большой чемодан и уселся в зале вместе со всеми. Старший мальчик, видимо, есть хотел, поглядывал жадно на вазочку с печеньем на тумбочке у кресла.
- Ты кушать хочешь? – заботливо спросила у него Инна, он кивнул, мама его ущипнула. – Люба, ну что вы? Неужели мы ребёнка не можем покормить? Коль, отведи его на кухню, там плов в холодильнике, помидоры солёные, - опять избавлялась жена от него.
Он недовольно вышел: не на ребёнка злился на жену. Инна размякла перед чужим человеком, в рот заглядывает ей, желая услышать что-то своё.
- А это? – спросила Инна, глядя на спящего мальчика на диване.
- Гриша – сын Матвея.
Инна трепетно скрестила руки на груди, глядя на мальчика. Просто не могла взгляд отвести. Николай, видя это, уходить не торопился, медлил в прихожей: мало ли, может, эта Люба такая же, как Матвей. Но ребёнка жалко – голодный, а девица не похожа на мошенницу, на глупую простушку, да, но не проходимка. Люба долго рассказывала родителям мужа, откуда она родом (с Урала), как долго добиралась сюда поездом. Как познакомилась она с Матвеем: по переписке, сейчас больше смс-ками общаются. Расписались два года назад, в колонии, вскоре родился Гриша. Слыша имя мальчика у Инны глаза начинали блестеть, видя в ребёнке родного сына. Приехала Люба на несколько дней, Матвей приказал познакомиться со всеми родственниками: с родителями, сёстрами, к бабушке просил заехать и тёте Вале, всем передаёт привет.
- С чего он взял, что его приветы тут нужны? – ляпнул отец. Инна чуть не испепелила его взглядом.
- Правильно вы сделали, - хвалила она Любу, - родных надо знать, общаться.
- А Алинка? – опять впёрся Николай.
Инна раздражённо отмахнулась от него. Никто не виноват, что Марина изменила все телефоны, и дочери запрещает общаться с родственниками. Они приезжают в село к родным, но от тёти Вали нос воротит и дочку не пускает к ней Марина.
Люба продолжала рассказывать. Вскоре маленький проснулся. Инна сразу подхватила его на руки, сказала ему, что она его бабушка. Ребёнок расплакался, видя незнакомых людей в незнакомом месте, но Инна быстро нашла ему и старшенькому чем заняться. Пока говорила с Любой вечер наступил, стемнело. Хозяйка дома сразу сказала, что родственники останутся здесь.
- У нас целая комната пустая! Квартира огромная.
Николай смотрел на жену и удивлялся: для кого-то квартира маленькая, тесная, а тут… Но прогонять женщину с детьми ему было жалко: малый действительно похож на этого преступника, не виноват же он, что у него такой отец. Приняли Любу с детьми хорошо, как и писал Матвей. Отец неразговорчив был, но ребят не обижал, и самой Любе ничего дурного не сказал, ни разу. Прожила она у свёкров два месяца.
За это время Инна лично познакомила сноху по всем родственниками, даже к слепой, постаревшей матери возила Любу с Гришей. Она всем старалась показать, что Матвей не пропащий, не потерянный – он такой же, как все! Ошибся раз, два, с кем не бывает? Связался не с теми, свернул не туда, но он отбывает наказание за свои грехи. Инна забыла, что он жив и здоров, может общаться с женщинами, иметь детей, возможно, когда-нибудь выйдет из колонии, будет нормально жить среди людей. А две женщины, незнакомые друг другу, разного возраста, социального статуса, из разных населённых пунктов никогда не увидят свои семьи, их никогда не дождутся дома - их нет в живых.
Мать и бабушка четверых, а по факту пятерых внуков, где-то рос ещё один мальчик, ещё один сын Матвея, но о нём ничего не знали и не пытались узнать родственники, так вот, Инна просто ожила, в ней снова проснулась жизнь, она про трость порою забывала, так увлечена была, ведя Любу, то к одним знакомым, то к другим. Попросила зятя отвезти их на машине в село к Валентине. Валера согласился и там вновь напомнил об их с Машей просьбе.
- Делайте что хотите, - в радостном порыве отвечала Инна. И пока она возилась с внуком, позабыв даже про Маргаритку. Дети вместе с отцом всё провернули. Оформили как надо, Инна со всем согласилась, подписала у нотариуса документ, только бы скорее. Скорее домой, к снохе и внуку.
У Маши с Валерой всё получилось: они купили участок и приступили к строительству дома, им очень помогал отец в этом деле. Наконец, его руки, голова были чем-то заняты - он снова в деле. Кирпичи он не таскал, но за советом только к нему! Ведь технологии он знал от и до.
Все только выиграли от приезда Любы, маму будто бы подменили в эти дни настолько счастлива она была. Николая напрягала одна лишь мелочь: писал Матвей сёстрам и матери (он читал тайком его письма) об одной женщине, а приехала Люба. Неужели и тут врал? А может, у него таки Любочек с десяток? Оттого и живётся ему сладко в колонии. Он Инне говорил об этом, напомнил про других и опять остался виноват.
Гостья уехала к сентябрю – старшему сыну в школу идти, и дом у неё там, в большом селе. Бросать нельзя, разорят, разобьют, потом и прислониться негде будет. Инна заставила Николая проводить Любу аж на вокзал – чемоданы тяжёлые, Грише и старшему мальчику, слишком много всего накупили, подарили, отдали после других детей новые родственники.
Погостили они хорошо на Кавказе, золовки тоже нормально отнеслись к жене брата, но видеть во второй раз Любу не хотели бы, телефоны свои не оставили, просто пожелали доброго пути. Зато мама записала телефон и адрес снохи, обещала звонить и писать, ведь Люба привезла с собой не просто добрые вести о её сыне, она привезла маленькую надежду нечастной матери.
Через два года телефонных переговоров со свекровью, подарков детям на все праздники Люба перестала отвечать на звонки, телефоны все отключились. А потом пришло письмо от неё в конверте, на бумаге. Она благодарила их за всё, но больше так не жить не хотела: Матвею добавили срок за попытку бегства.
«Я не собираюсь всю жизнь возить своего сына в колонию. Мы развелись, я выхожу замуж. Спасибо вам за всё, всего доброго»
Вот так разбилась последняя надежда матери когда-нибудь увидеть сына. Он стал писать редко: одно-два письма в год, мама перестала отвечать. Она знала, где-то у неё есть сын, но где напоминать себе не желала, просто уже не было сил жить пустыми надеждами – он не изменится. И мать, наконец, это приняла.
Эпилог_______________
канал с аудиорассказами и подкастами Наталья Кор приглашаю всех ☕📚🎧 там громко, но так же уютно и хорошо.