"...! Куда прёте?! Понаехали в Белокаменную!" - так традиционно с мата начинал свой день вечно молодой, вечно пьяный директор фотокружка колледжа искусств при железнодорожном институте подмосковных Мытищ. Внешне похожий на злобную дворовую собаку Моисей Арменович Тараканов по утрам испытывал жгучее желание жадно попить воды и выругаться из-за того, что этот мир, в отличие от него, не совершенен. Первая половина дня постоянно мучила его своим ожиданием второй, когда можно налить себе коньячку, в радость затянуться трубкой и наслаждаться фотографиями своих учениц в одежде "ню". Делал он это в каптерке, которая запиралась изнутри.
Моисей Арменович в достаточно престарелом возрасте внутренне застыл в далёком прошлом развала Союза, когда мат, эксцентричность и неопрятность были в моде. Но сегодня это выглядело крайне несуразно. Меняться вместе с миром, в котором он слыл предводителем либерального кружка колледжа икусств, Тараканов не хотел, да уже и не мог, откровенно говоря. Комната в общаге, каптерка и коллекция фотографий студенток - всё, чем была богата его длинная для такого короткого и постоянно пьющего человека жизнь. Ни семьи, ни друзей, одни собутыльники, да и те либералы, чьи ряды последнее время заметно поредели. Кто сбежал через Верхний Ларс, а кто-то поумнел. Остались самые стойкие, кому бежать было не с чем и у кого в силу скудоумия уму некуда было прибавляться. За вечно всклокоченную бороду и выпученные глаза ученики между собой прозвали его Дядюшка Ауг, в честь одной из лидеров всероссийского либерального движения.
Внутренняя темнота и склоки уже давно вылезли наружу и отложились на его лице тёмными пятнами под глазами и припухшими пальцами на руках. Серости и уныния добавляли всегда мятые и дурно пахнущие вещи, которые до этого можно было увидеть в секонд-хенде.
Вот и в этот раз одежду в своей комнатенке общежития Тараканов нашёл по запаху, жадно напился воды из-под крана и вышел в мир с низко опущенной головой, которая традиционно болела после вчерашнего празднования Дня независимости США. Эта дата была для либерального кружка колледжа такой же значимой, как Новый год и дни рождения членов. Чтобы как-то подзарядиться и взбодриться, пришлось искать себе повод для ссоры по дороге. В общежитии все знали эту его особенность и старались избегать столкновения даже глазами, откуда из глубины души предводителя смотрела бездна откровенно давно пропитого таланта.
Удивительным образом после каждой неурядицы Моисей Арменович выходил сухим из воды. Такая непотопляемость Тараканова породила слухи, что у него есть какой-то тайный покровитель в министерстве путей и сообщений. Хотя на самом деле люди думающие знали, что он просто обычный стукачок с незапамятных времен. Взяли его ещё на фарцовке во времена КГБ, а дальше просто передавали из рук в руки каждому новому представителю. Главной задачей предводителя либерального кружка было концентрировать вокруг себя протестный потенциал и подавать списки вместе с расшифровками бесед в соответствующем направлении. Коллеги догадывались об этой функции Тараканова, но его непотопляемость создавала неприрекаемый, колоссоподобный, незыблемый авторитет. Трепетные и подлые по натуре либералы чувствовали себя уютно и спокойно под крышей предводителя и его покровителей, что не мешало им ругать власть, кочевряжиться и делать умное лицо, в общем, выглядеть оппозиционно.
Состав либерального кружка колледжа был крайне нелепым. Как эти совершенно разные люди нашли друг друга, сложно было объяснить. Такое ощущение, что сначала их нашли по алкогольному оппозиционному либеральному лекалу, а уж после привели в профессию. За десятилетия беспробудных попоек и поиска смысла своего существования они смогли занять никем не занятую в силу своей невостребованности нишу. Кого здесь только не было. И кандидаты философских наук, и доценты, и участники всевозможных конкурсов детского рисунка. Всех объединяла ненависть к путинской России и огромная страсть к Западу. В этом своём призвании, именно так члены кружка (не путать с кружкой) определили своё существование, каждый пытался проявиться максимально вызывающе, но так, чтобы не за что было ухватить. Дальше всех пошёл Моисей Арменович. Он записал видеофрагмент на фоне портретов разных диктаторов, где последним висел портрет Путина, и грязно выругался на него, но так, чтобы никто не смог обвинить его в антигосударственной пропаганде. Мол, ругается он на самом деле не на президента, который на тот момент был премьером, а на ужасное исполнение фотографии. Думающие люди предполагают, что этот эпизод закрепил вербовку в стукачи Тараканова. Сам факт, что в оппозиционном Ютубе это видео набрало всего пару тысяч просмотров за 12 лет, говорил, что популярность главного героя, а он себя явно чувствует там себя таковым, была ошеломляющей. Не менее ошеломляющим был факт наличия в должности директора фотокружка колледжа при таком фрагменте в общественном пространстве столько лет. Для членов кружка это было доказательством величия Тараканова. Но для думающих людей...
В общем и целом жизнь Моисея Арменовича без ложной скромности удалась. Авторитет его был непререкаем и среди коллег, и среди остальных преподавателей колледжа, и среди учеников. Жил в своё удовольствие. Его демонстративная небрежность во всем, густо пересыпанная матами, внушала отвращение, которое со временем переходило в уважение. Ведь он редко повторялся в выражениях. Да и старшие его побаивались, а это для студента всегда верный маркер.
Вот и в этот день наш предводитель угрюмо шёл по улице в поисках объекта для энергии выброса. Такие моменты его особенно вдохновляли. К своему несчастью к Тараканову подбежала приехавшая из Хабаровска ученица со своими работами. Надеясь увидеть на глянцевых фотографиях "ню" по заданию "голая правда", Моисей Арменович раскрыл папку. Разочарование предводителя было неописуемым настолько, что он словил момент катарсиса. На первой же фотографии на него смотрели затылки хабаровчан, слушающих на большом экране Путина. Не выбирая выражений, с огромным удовольствием он разразился мегатоннами отборнейшего мата и в адрес ученицы, и в адрес фотографии. Это был триумф его либеральной повестки.
"Эх, жаль, меня не снимают!" - подумал Арменович. "Такой материал для кураторов. Я снова на коне! И вне всяких подозрений в стукачестве!" Тараканов было потянулся за телефоном, чтобы самому себя заснять, но тут как нельзя не кстати мимо проходил новый директор колледжа Конь Иван Иванович, который выступал с ярко выраженной государственной позицией. Пришлось достать руку из кармана и жестами апеллировать к художественным моментам выполнения задания. Уже без матов. Из всего потока фильтрующихся мыслей вырвалось только три слова: "... Отвратительно!... Пошло!... Переделывай!" Ученица закрыла папку и в слезах побежала на физкультуру.
"Милая девчуля!" - сказал Тараканов директору, глядя на удаляющийся силуэт.
"В каком смысле?" - спросил Конь.
"В смысле, нет таланта! " - рявкнул Моисей Арменович и поспешил в каптёрку. Там он провел 15 минут, чтобы привести себя в порядок и держать себя в руках. Вынырнувший из-под дверной щели запах коньяка говорил о выровнявшемся настроении предводителя.
Весь последующий день прошёл в смятении из-за утреннего эпизода у дверей колледжа. Тараканов переживал, что его уличный катарсис, густо пересыпанный матами, не останется без последствий, потому к вечеру решил собрать коллектив, чтобы выразить вотум недоверия Коню, после которого в ночи написал семилистную докладную куратору о неблагонадежности руководства с признаками симпатий их либеральному кружку. Это должно было сработать. С одной стороны — коллективные жалобы преподавателей, с другой - докладная органам. "Где-то да выстрелит", - подумал Моисей Арменович и спокойно заснул.
События развивались самым неожиданным образом. Ранее работающая безотказно схема дала сбой на первом же этапе. Коллектив подписантов из былых соратников начал разваливаться на глазах. Оказалось, что сквернословие на пару со скверным характером Тараканова порядком поднадоели многим. Первым бунт на корабле поднял мастодонт колледжа Хозяинов, ему надоело быть на подтанцовках у Арменовича. Тем более что он уже давно и тайно симпатизировал тому, как действует Путин. Эта ситуация оголила нервы и привела к демаршу с откровенной фрондой, к которой присоединились ещё несколько давно скрывающих, что умеют думать, педагогов. Ряды поредели, но не дрогнули в своём желании выжить директора колледжа. Но тут как назло у одной из главных учениц Тараканова Казаковой закончился контракт, продление которого, ввиду склочного характера оной по отношению к ученикам, был под большим вопросом. Потому она старалась нигде не отсвечивать и не высовываться, чтобы не сорваться.
"Ещё минус штык!" - подумал предводитель. "Ну да ничего, у нас есть тяжёлая артиллерия - профессура в лице большого и очень грозного кандидата философских наук Чернобыльской. Этот голос многих стоит!" - успокоил Тараканов себя. "В конце концов кураторы же должны отреагировать на мой донос?"
Этот внутренний монолог остался незамеченным, поскольку весь кружок был занят поиском всё новых и новых фактов произвола Коня. Идею с производством коронавируса и развалом часовни в XVII веке отмели не сразу, но всё же отмели. Обвиняли во всём мало-мальски жизненном. И в уничтожении древнейшей в мире профессии - фотографа. И в увольнении даже тех, кто сам скончался в силу возраста. И в насильном загоне студентов на политические митинги. Так была интерпретирована просьба руководства сообщить ученикам об участии в праздновании Дня Победы 9 мая. Периодические попытки мелкого лаборанта предложить обвинить нового директора колледжа Коня в домогательствах заканчивались посылом за новой бутылкой коньяка.
Спустя три часа на свет выродили коллективную жалобу, которую Тараканов торжественно зачитал с табурета, прослезился, махнули на коня и разошлись с чувством глубокого удовлетворения от осмысленно прожитого дня. Борьба с Конём была хоть и утомительной, но такой приятной для сердца каждого члена либерального кружка. Каждый распечатал себе жалобу на бумаге, чтобы поутру проснуться и перечитывая придать себе настроения, или просто предать.
На следующий день на работу пришли не все. Кто-то резко заболел, у кого-то удачно случились дачные дни, кто-то просто перестал брать трубку. А Конь вместо глухой обороны ринулся в бой и достал копию жалобы с детальным разбором каждого эпизода и обвинениями Тараканова в откровенном хамстве, густо пересыпанном матами, что не соответствует имиджу колледжа культуры, и алкоголизме.
"Предатели! Обстучали!" - прошипел Моисей Арменович, запираясь в каптерке, чтобы снова взять себя в руки.
Этот день прошёл в полном смятении. Ни коньяк, ни фото учениц, ничто не могло успокоить разбившуюся от разочарования в соратниках душу Тараканова.
"Но кто? Кто использовал эту бумагу не по назначению?" - этот вопрос доводил его до иступления. "Либералы, они и есть либералы. Никому нельзя верить!" - сказал он себе и настрочил новый донос куратору — уже на всех вчера ещё своих.