Глядя на нашу героиню, всякий человек терялся в догадках по поводу её возраста. Циркачка ничего о себе не рассказывала и правды о её детстве никто не знал.
Правда заключалась в том, что тридцать лет назад в семье финнов родился третий ребенок — девочка. Ее родители были красивой парой — высокие, статные, со светлыми льняными волосами и голубыми глазами. Старшие дети, мальчик и девочка, не испортили родительской породы, а были им под стать.
Младшая родилась очень маленькой.
— Кого ты родила, мать? — спросил отец Луизы у, не пришедшей в себя после родов, матери.
— А что такое? — еле прошептала обессиленная женщина.
— Это не ребенок, а какой-то котенок. — с возмущением произнес мужчина.
— Как я могла родить котенка? — с испугом в глазах спросила роженица.
— Иди отсюда! — погнала прочь новоиспеченного отца бабка — повитуха. — Не слушай его, милая, — обратилась она к женщине, — дочку ты родила, дочку, но только очень махонькую.
Услышав эти слова, мать Луизы облегченно вздохнула и уснула тяжелым послеродовым сном.
Девочка родилась хилой и слабой в отличие от крепких брата и сестры, и в семье к ней относились по-разному.
Мать любила её и жалела больше остальных детей, сердцем чувствуя нелегкую судьбу.
Отец сразу невзлюбил дитя, не веря, что у него может родиться такой ребенок.
— Не мое это семя. — говорил он. — Нагуляла подкидыша. — постоянно упрекал он жену.
— Побойся Бога, отец. — отвечала ему та. — Мы же всегда вместе в поле.
Но мысль о чужом семени так въелась в сознание мужчины, что от этого он начал чахнуть и вскоре умер, оставив молодую женщину с тремя детьми на руках.
Молча перенеся тяжелую утрату, мать Луизы только чаще стала поджимать губы и как-то тише говорить.
Шло время, женщина самостоятельно вела хозяйство, при каждом удобном случае привлекая к работе и старших детей.
Луиза почти не росла и была похожа на фарфоровую куклу на витрине магазина. Старшая девочка, не имея настоящих игрушек, играла с сестрой, наряжая её в чудные платьица, которые сама и мастерила.
— Луиза, смотри, какое я тебе платье сшила. — говорила она. — Тебе нравится?
— Очень. — отвечала Луиза. — Ты такая добрая и я так тебя люблю.
Так проходили все дни до тех пор, пока однажды…
Луиза сидела у окна, глядя на играющих на улице детей.
«Как хочется гулять со всеми, — думала Луиза, — но мама боится выпускать меня, чтобы ненароком не обидели.» В это время с громким мяуканьем победителя, кот, живущий в доме, принес в зубах мышь, но перепрыгивая через высокий порог, упустил ее.
Ловкая мышь, сверкая глазками — пуговками, увидев сидящую Луизу, юркнула ей под подол платья и затаилась там.
Девочка сидела в оцепенении от ужаса, а кот, покрутившись вокруг и не обнаружив ничего, убежал прочь.
— Это ужасно! — думала Луиза. — Неприятно когда под платьем, сидя на твоих ногах холодными лапками, прячется маленький грызун.»
Когда мышь выбралась наружу, у девочки даже в глазах потемнело от гнева.
«Как ты могла напугать меня, маленькая плутовка? — думала она.»
Мышь, не оборачиваясь, бежала к выходу.
Широко открыв глаза, девочка смотрела вслед убегающей мыши, мысленно заставляя обернуться.
Было ли это совпадением, или на самом деле она смогла силой мысли заставить зверька обернуться, но у нее получилось.
Мышь повернулась, и взгляды их встретились.
Раздался страшный грохот, и на улице началась непогода с громом, молниями и тропическими ливнями, продлившаяся неделю. После этого поля матушки Луизы больше походили на рисовые плантации.
Мышь, от взгляда Луизы, или от грохота грома и сверкания молний, упала замертво, а маленькая девочка решила запомнить этот случай.
Спустя год случилось несчастье. Старшая сестра Луизы тяжело заболела.
«Любимая Христинушка, — думала девочка, — что я буду делать, если ты умрешь как отец, которого совсем не помню.»
Сидя у окна, маленькая девочка думала, как помочь сестре.
В это время в открытое окно залетел рой мотыльков, жучков, мошек и бабочек.
Посередине комнаты стоял круглый стол, покрытый бордовой скатертью, над которым висел огромный абажур с ярко светившей лампочкой. Та вероятно представлялась залетевшим насекомым естественным источником света. Будто посовещавшись о чем-то и, установив очередность в покорении светила, они по одному или парами взлетая с бордовой взлетной полосы, подлетали, делая круг почета, и садились обратно.
Два мотылька стремительно взлетев и, не рассчитав свою скорость, налетели на искусственное светило и упали замертво.
Белые мертвые мотыльки, раскинувшие серебристые крылышки на бордовой скатерти…
Их смерть была трагична и красива.
На миг все стихло.
И вновь все вернулись к полетам.
«Нет, не бывать этому, — решительно подвела итог увиденному Луиза и направилась к кровати сестры.»
Больная девочка лежала, вытянув вдоль тела бледные, тонкие, безжизненные руки. Лицо было мертвенно — желтого цвета, а вокруг рта появилась предательская синева, предупреждающая о приближении конца.
Забравшись на кровать любимой сестры, Луиза пристально стала смотреть на нее.
«Христинушка, — мысленно обратилась девочка, — ты должна жить… — потом, подумав, добавила, — Сейчас попробую тебе отдать свою любовь, а ты выздоравливай.»
Мать девочек, работая в поле, не могла видеть происходящего. Брат, сидевший в углу комнаты с книжкой, сначала хотел убрать младшую сестру от умирающей, да одумался, решив, что им нужно попрощаться.
Прошел час. Луиза так же сидела на кровати у больной, которая казалось, лежала без видимых изменений. Только вглядевшись можно было увидеть, что исчез синий круг вокруг рта, мертвенная желтизна лица сменилась на ровный белый цвет, через который пробивался робкий румянец, а дыхание больной девочки стало ровное и спокойное.
Спустя еще час больная открыла глаза, села на кровати и попросила пить.
Радостная маленькая Луиза запрыгала и захлопала от радости.
«Получилось! Получилось! — радовалась она.»
Затем, обессиленная, упала на пол, свернулась калачиком и, положив руки под голову, заснула.
Вернувшаяся мать была поражена историей рассказанной сыном.
Осторожно взяв на руки дочку, бережно отнесла в кровать, в которой та проспала несколько дней.
Весть о чудесном исцелении в доме вдовы быстро распространилась по всем хуторам.
Через некоторое время к дому потянулись ходоки с многочисленными просьбами. Кому ребенка исцелить, кому остановить падеж скота, кому заблудшую овцу найти.
Мать, чувствуя приближение беды, пыталась объяснить, что произошло не чудо, а случайное совпадение, но приходившие люди не хотели слышать никаких отговорок и требовали участия Луизы в их бедах.
Девочка, словно ангел, спустившийся с небес, с душой прозрачной как капельки утренней росы, стремилась делать добрые дела.
Как солнце светит, даруя свое тепло, не делая различий между добрыми и злыми, маленькими и большими, молодыми и старыми, так и Луиза спешила поделиться своим даром.
К сожалению, люди воспринимают солнечные свет и тепло не как Божий дар, а как нечто само собой разумеющееся. Так же они стали относиться и к Луизе.
Девочка, стараясь помочь всем, тяжело заболевала сама. А те требовали все больше, и все меньше впоследствии благодарили.
«Бедное мое дитя, — думала мать Луизы, — родилось на свет чуть ли не котенком, а получила дар, который не по силам и крепкому человеку вынести. Зачем ей это? Лучше бы она жила, как все. Мы и так её любили, а она не страдала бы.»
Через день Луизу вновь позвали к тяжелобольной женщине. Войдя в комнату, девочка увидела смерть, стоящую у изголовья…
— Зачем ты здесь, дитя? — спросила смерть.
— Меня позвали, чтобы я вылечила больную, — наивно ответила малышка.
— Здесь пришло мое время хозяйничать. — усмехнулась та.
— Но я многих вылечила, и постараюсь сделать и сейчас. — самоуверенно произнесла Луиза.
Смерть, молча взглянула с укором, провела рукой по её лбу и мертвенно-бледная девочка упала на пол.
Перепуганная мать, схватив свою любимую деточку, выскочила прочь и бежала всю дорогу до дома.
Дома, уложив дочку в кровать, перепуганная женщина села рядом, пристально вглядываясь в неживое лицо ребенка.
И от охватившей её тоски, со страстью присущей матерям, теряющим своих детей, пожелала она жизни своей дочери.
Много времени прошло, пока Луиза не выздоровела. Она очень похудела и еще больше стала похожа на фарфоровую куклу. Только во взгляде появились оттенки тоски.
Та женщина умерла, и родственники обвиняли Луизу в этом.
Никто из соседей даже не пытался вступиться за девочку, забыв обо всем хорошем, что она сделала.
И когда, однажды утром проснувшись, мать увидела измазанные дегтем ворота, то сразу же запрягла лошадь в повозку, решив отвезти дочку к старинной приятельнице своей матери на дальний хутор.
Узнав о материнском решении, сестры, крепко обнявшись, сели в угол и, обливаясь слезами, клялись друг другу в вечной любви, чувствуя долгую разлуку.
Луиза с матерью добрались до дальнего хутора только к вечеру. Взяв дочку на руки, женщина подошла к полуразвалившемуся дому и вошла в кромешную темень.
На земляном полу, покрытом шкурами животных, лежала груда одежды, которая, зашевелившись, оказалась старой, согбенной саамкой, пристально вглядывающейся в пришедших.
— Добрый вечер, тетушка Суви. — поздоровалась мать Луизы.
— Добрый, коли не шутишь. — прошамкала беззубая старуха.
— Это я, дочка Уллы. — пыталась объяснить женщина.
— Той самой Уллы, у которой были длинные рыжие косы до пола? — вдруг более приветливо отозвалась старуха.
— Да, той самой. — облегченно вздохнув, ответила женщина.
— Она что все носит косы? — с усмешкой спросила саамка.
— Она восемь лет как умерла. — спокойно произнесла женщина.
— Тогда ее надо помянуть. — сказала саамка и окончательно выбралась наружу.
Достав бутылку темно-зеленого стекла с остатками черничной наливки, старуха пригласила гостей к столу. Помянув всех, кто ушел в мир иной, женщины и девочка поужинали хлебом и мочеными ягодами. Потом разговор плавно перешел о дальнейшей судьбе Луизы. Услышав рассказ о том, что происходило с девочкой, саамка согласилась с тем, что той лучше пожить у нее, вдали от людей.
Оставив немного денег и, пообещав иногда навещать, мать развернула лошадь и двинулась ночью в обратный путь.
По дороге с ней случилось несчастье. В темноте, лошадь, не заметив ямы, споткнулась и повредила себе ногу. До дома они дошли, но больше в дальний путь отправляться не было никакой возможности.
Так была предрешена судьба Луизы на несколько лет.