Во времена Будды Индия представляла собой конгломерат из множества соперничающих государств, которые постоянно вели друг с другом войны и тяжбы. Древние индийские республики одна за другой рушились в результате монархических переворотов или оказывались поглощены недавно возникшими царствами. На дорогах орудовали разбойники, кровь лилась рекой, и повсюду происходили несправедливости и непотребства. Ни сам Будда, однако, ни его ученики не занимали в этих распрях ничьих сторон и не присоединялись ни к одному лагерю. Они не делили враждующие стороны на правых или неправых, не устраивали шествий и не выступали ни с осуждением, ни с поддержкой кого-либо.
Рассказывают, что неподалеку от главного монастыря Будды, называвшегося Джетавана (то есть «роща принца Джета», который и даровал земли для его постройки), находилась скотобойня. Там ежедневно и весьма немилосердно забивались сотни животных. Это шло вразрез с этикой буддизма, и подобное соседство монастыря и скотобойни могло показаться возмутительным. И все-таки монахи не приходили под двери скотобойни с требованием положить конец этой жестокости, не организовывали демонстраций, не использовали свои связи при дворе и не поливали стены скотобойни краской. Более того, они даже не вели себя грубо и неприветливо с теми, кто, по их представлениям, делал что-то дурное.
Весьма схожим образом вели себя Христос и его старшие ученики. В Библии не содержится ни единого высказывания Христа за или против каких-либо политических явлений, фигур или актуальных событий того времени. В учении Христа из Евангелий нам не обнаружить и малейшего намека на то, что он был вовлечен в политику своими помыслами или деяниями. Напротив, Христос активно сопротивлялся такому вовлечению. Он бежал этого и бежал от этого.
В Евангелие от Иоанна мы читаем:
«Иисус же, узнав, что хотят насильно сделать Его царем, опять бежал на гору один» (Ин. 6:15).
В этом переводе Нового Завета латинский глагол fugere, означающий «сбежать», передан буквально, в отличие от Синодального перевода как «удалился». Благодаря верности оригиналу эти строки наполнены неподдельным правдоподобием и даже комизмом. Как только сторонники Иисуса пытались склонить его к государственному управлению, он в мудрости своей спешно бежал в горы. И, судя по слову «опять», это было не единичным случаем.
В другой раз Христа попытались вовлечь в обсуждение насущного вопроса о том, нужно ли Иудее платить налоги Риму, но он отказался в нем участвовать (Мф. 15-22). Когда же Христос признал, что является пророком, он тотчас воззвал к своим ученикам, чтобы те никому не рассказывали (Мф. 16:20). Контекст позволяет понять, что Иисус не хотел, чтобы его преследовали толпы сознательных граждан, жаждущих втянуть его в свой лагерь и осуществить политические перемены в мире за его счет.
В Евангелиях можно найти десятки подобных примеров, и, что любопытно, так же поступали все великие духовные учителя в истории, не исключая и Будду. Кажется, что эти люди не боялись ничего, однако перспектива заняться решением злободневных проблем общества подводила их к самой грани. Чем же объяснить их холодность к политике, экономике, к поддержке и осуждению враждующих сторон, к вопросам реформ, налогов и кадровых перестановок? Может быть, они были недостаточно сознательными людьми без активной гражданской позиции? Значит ли это, что им были безразличны судьбы окружающих и они не желали снизойти до того, что виделось им мелким и скучным?
На самом деле, тот факт, что они обходили сферу политического стороной, объяснялся как раз их тотальной вовлеченностью в благо людей и ясным пониманием того, как этому благу можно поспособствовать. Только обойдя политику стороной, мы можем достичь ее корней, каковые сами по себе не имеют к политике никакого отношения, ибо находятся намного глубже, чем она – намного глубже самого различия между политическим и неполитическим. Это же касается и экономики, и всех прочих актуальных проблем общества. Они являются следствиями и поверхностными проявлениями структуры человеческого ума.
В отличие от большинства людей, занятых производством распрей и попытками их разрешения, духовные учителя проходили их насквозь и благодаря этому попадали в сферу существенного. Они видели подлинные причины происходящего и путь, ведущий к устранению этих причин.
Причиной жестокости, жадности и испорченности является глубинное невежество людей в отношении условий своего счастья и несчастья, своей силы и слабости, смысла и бессмысленности, знания и незнания. Какой бы царь ни правил на некоей территории, кто бы ни победил в том или ином сражении или в перетягивании экономического каната, все эти перемены оставят корни зла нетронутыми. Незнание может быть исправлено лишь знанием и теми методами развития ума, которые способны доставить это знание к самому центру нашей психической жизни. Новые законы и договоренности никак не помогут этому пониманию возникнуть. Принуждение к соблюдению старых законов и договоренностей никак не поможет этому пониманию возникнуть.
Это значит, что война вовне стихает лишь тогда, когда стихает война внутри. Пока в уме человека правят распря и раздрай, а его сознание затуманено и сжато, любой мир между людьми есть лишь краткосрочное и крайне поверхностное перемирие в бесконечном сражении.
Духовных учителей можно сравнить с теми врачами, которые умеют лечить саму болезнь, а не только устранять ее симптомы в виде алчности, враждебности и вспышек бессмысленного разрушения. Симптомы болезни есть гидра, которая тотчас отращивает себе новые головы взамен тем, что мы отрубаем. Пока ум человека не очищен от бациллы эгоцентризма, симптомы продолжат возникать снова и снова, сколько бы мы их не подавляли, причем в самое неожиданное время, когда нам уже кажется, что на этот раз все будет хорошо и надолго.
Истинная проблема состоит в том, что человеческое эго снабжено инстинктивной верой в обладание. Мы думаем, что счастье, сила и смысл достигаются приобретением и удержанием. Поэтому мы стремимся приобрести и удержать чувственные удовольствия, имущество, власть, славу и положительные личностные качества. Вера эго в обладание является не только инстинктивной, но также слепой и невротической. Подчиняясь инерции эго, мы игнорируем факты, которые легко доступны нашему вниманию. Прежде всего, мы раз за разом отказываемся замечать, что стратегия по построению жизни на основе обладания не работает. Обладание не удовлетворяет. Более того, оно мучит.
Это понял Христос, и это понял Будда. В терминологии Будды, все есть дуккха, то есть все в мире вообще является принципиально и неизбежно неудовлетворительным. Проще говоря, нет никакой вещи, нет никакого состояния, свойства или обстоятельства, обладание которыми удовлетворило бы нас, подарило бы прочное счастье и истинный смысл.
Во-первых, все приобретения непостоянны. Мы приобретаем что-то драгоценное, а затем время вырывает это у нас из рук с мясом и кровью, и это очень неприятно. Приобретения непостоянны и потому, что сама перспектива приобретения туманна и неопределенна. Нам часто не удается получить то, чего мы так хотим, и это гложет нас. А хотим мы многого. Наконец, приобретения непостоянны и в силу того, что наше отношение к объектам обладания быстро меняется. Мы охладеваем к ним, обесцениваем их и разочаровываемся. Внезапно оказывается, что они вообще не были нам нужны. Мы чувствуем, что нас обокрали даже на вершине своих триумфов. Все это тоже очень неприятно.
В добавление ко всему, сама тяга за пределы нашей жизненной ситуации мучительна. Пока мы тянемся обладать чем-то, чего у нас уже нет или еще нет, наша ситуация представляется нам неполноценной, недостаточной, неполной. Установка на обладание заставляет нас отрицать любую ситуацию, в которой мы находимся, за счет тяги за ее пределы. Нам постоянно нужно что-то, чего нет, и потому мы отторгаем то, что есть. Стоит ли говорить, но это тоже очень неприятно.
Жесткость нашего цепляния за обладание предметами, состояниями и обстоятельствами входит в противоречие с динамикой широкого контекста жизни, которому до наших планов нет ни малейшего дела. Воля к постоянству обладания сталкивается с фактом непостоянства, а желание быть где-то еще с реальностью пребывания именно там, где мы есть. От конфликта этих противоположно направленных сил в уме образуется колоссальное напряжение, трение, надлом, а по итогу возникает страдание и разрушение.
Однако это еще не все. В слепой вере в обладание мы начинаем соперничать с людьми и вообще миром вокруг, биться с ними не на жизнь, а на смерть за то, что все равно нас не удовлетворит и вообще нам не нужно. Мы хотим получить больше личной территории и потому отбираем ее у других, мы боремся за вещи, за власть, за симпатии, за стеклянные бусы и металлические значки, за что угодно вообще. Все это стократ умножает и без того великое бремя мира и есть непосредственный источник политических и экономических проблем.
Эго мыслит узко и примитивно, а потому не замечает, что счастье достигается не забиранием и обладанием чем-либо, а полной их противоположностью: растратой себя, щедростью, творческим проявлением себя в непостоянстве момента. Глубинное понимание этого обстоятельства и жизнь в соответствии с ним есть то, что я называю установкой на бытие. Установка на бытие позволяет нам обнаружить реальный и бесконечно изобильный источник счастья, энергии и смысла в каждой ситуации жизни. Мы имели много возможностей убедиться в том, что действовать и вообще быть – намного радостнее, нежели обладать и удерживать в своей хватке, но инерция невежества тотчас уводила наше внимание прочь и толкала на привычную колею накопления и цепляния.
Мы счастливы не обладая, а растрачивая свою энергию в созидании, даря и творчески пребывая там, где мы есть. При понимании доступного нам богатства ситуации у нас нет невротической тяги за ее пределы и нет никакого конфликта с непостоянством мира. Мы движемся с его динамикой вместо того, чтобы идти вразрез с ним на свою же беду. При установке на бытие мы ощущаем тотальное богатство всякого момента, а потому у нас нет нужды конкурировать с кем-то и что-то отбирать у окружающих. У нас уже есть все. У нас всегда есть возможности для деятельности и для наслаждения этой деятельностью, и мы делимся и действуем из переполняющего нас избытка.
Реакции жажды и агрессии не расфокусируют внимание, не тянут нас постоянно то в одну сторону, то в другую. Мы ориентированы на сотрудничество без навязывания, на гармонию и на созидание. Как и все, мы приобретаем что-то и обладаем чем-то, но это лишь побочные эффекты от нашего творческого проявления, а не его цель. Свободный от цепляния ум ясен, панорамен и радостен. Если же мы остаемся в рамках установки на обладание, то ум сжат, затуманен и истерзан цеплянием. Мы настроены на конфликт и на забирание. Нам нужно больше, больше и больше, но нам нет покоя, нам всегда недостаточно, мы фундаментально бедны, и это злит нас все сильнее.
Каждый духовный учитель прокладывает свой путь к прямому постижению этой истины, к ее формулировке и к выбору аналогий, но суть остается единой. Христос, к примеру, облекал то, что здесь называется установкой на обладание и установкой на бытие, в язык религии. Он учил, что царствие его не от мира сего и что богатые и власть имущие мира сего являются нищими по меркам царства духа и вообще в это царство не вхожи. Нищие же, бесправные и слабые мира сего являются богачами в царстве духе. Иначе говоря, тот, кто более всего ориентирован на обладание, тот и беднее всех. Тот же, кто менее всего ориентирован на обладание, тот богаче всех. У него уже есть все. Это одна из центральных идей Евангелий.
Христу принадлежат известные слова:
«Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем войти богатому в Царство Божие» (Мф. 19:24).
На самом деле, богатому никто не мешает очутиться в раю, кроме него самого, а если точнее, то кроме его «богатства». Это не Христос отказывается предоставить богачу теплое местечко на небесах и решает наказать его за то, что он был плохим мальчиком. Обратите внимание на формулировку с точки зрения легкости или трудности: здесь действует безличный закон природы. Дорога наверх открыта, и уж кто-то, а Христос ее не преграждает. Но богатый так обременен цеплянием, что не может оторваться от земли. Это не наказание за плохое поведение, а физика духовной жизни. Богатый, конечно, может попробовать с очень большой силой подпрыгнуть и долететь до небес, и точно так же верблюд может попробовать пролезть через игольное ушко, однако на успех этих предприятий рассчитывать не стоит.
То, что делает богатого богатым, то есть его цепляние за приобретения, удерживает его в аду и мраке невежества, в которых он и проводит всю свою жизнь. Неумолимая гравитация установки на обладание, а не чья-то зловредность, тянет его вниз, сперва на землю, а затем и под землю. Нужно перестать цепляться за вещи своей жаждой и агрессией, нужно заменить их щедростью и любовью, и тогда никаких проблем с доступом в то самое «Царство Божие», о котором говорит Христос, не будет.
Рай на костях
Симптоматическое лечение людей и сообществ необходимо. Мы должны заботиться о пациенте, сбивать ему температуру, приносить еду, отводить мокроту и следить за чистотой в помещении. Поверхностные проблемы требуют нашего внимания, однако следует понимать, что их решение не исцеляет, а лишь создает условия для последующей и более глубокой работы. Для оздоровления нам нужно работать с бациллой эгоцентризма напрямую. Это означает, что преодоление политических и экономических проблем требует от нас на время забыть о политике и экономике и обратить внимание на то, из чего они рождаются. Нам требуется вакцина от установки на обладание – от этого древнего, примитивного и невежественного взгляда на себя и мир вокруг.
До тех пор, пока в глубине нашего ума сидит вера, что наше счастье, сила и смысл состоят в забирании, а не в дарении, в обладании, а не в творчестве, нашей муке не будет конца. Мы останемся жадными, жестокими, глупыми и несчастными даже в моменты своей кажущейся эйфории. Никакие законы, общественные установления и материальные блага этого не изменят.
Установка на обладание с неизбежностью порождает неснимаемые внутренние и внешние конфликты, потому что противоречит самой структуре реальности. Мы и реальность уподобляемся шестерням, движущимися вразнобой: зубчики наших шестеренок впиваются друг в друга и создается колоссальное напряжение. В нас постоянно что-то надламывается, шумит и хрустит. И в мире, с которым мы так неумело соприкасаемся, происходит то же самое. У одних внутренние конфликты будут проявляться в сравнительно мягкой форме и поджаривать их на медленном огне. У множества других они будут выплескиваться вовне в виде вспышек алчности и насилия и провоцировать социальные трагедии. Если шестерни ума не развернуть в обратном направлении, в направлении установки на бытие, тщетно надеяться, что это когда-либо прекратится. Это физика духа. Она не делает исключений.
Следует признать, что не так уж трудно увидеть корень зла в сочетании ряда очевидных вредоносных качеств и поведенческих установок. Однако пока наше прозрение в природу жажды, агрессии и невежества остается грубым и туманным, оно бессильно указать нам путь. Картинка дрожит и расплывается.
Можно объяснить это с помощью аналогии. Мы увидели пожар и распознали опасность огня. Однако из-за непонимания природы огня, мы не замечаем, как это пламя горит в нас самих и как мы подпитываем его своими поступками. Мы считаем, что пожар находится только там, вовне, но никак не в нас, и это ошибка. Но самое главное, в силу непонимания природы огня мы пробуем потушить огонь новой порцией дров. Мы, к примеру, пробуем утолить свою жажду новыми приобретениями, лишь усиливающими ее. И мы пробуем победить чужую ненависть и несправедливость грубой силой на основе своей собственной ненависти и несправедливости.
На практике это выглядит следующим образом. Когда мы сталкиваемся с тем, что считаем злом, наша первая идея состоит в том, что раз отрицательные явления жизни или некие дурные люди мешают счастью и процветанию, нужно их насильственно устранить. Мы должны одержать над злодеями верх в бою, приструнить их, принудить к повиновению, отобрать их свободу, обескровить или же вовсе уничтожить. И когда мы победим в бою все плохое, мы сможем наконец-то построить что-то поистине прекрасное.
Мы признаем, что ненависть – это нехорошо и причинять страдания дурно, но считаем их необходимыми издержками. Мы убеждаем себя, что если мы ничего не предпримем, то будет только хуже. Нам нужно принести кого-то в жертву, пойти на моральные уступки и замарать руки, однако это все делается во имя благой цели.
Это может прозвучать наивно и упрощенно. Неужели кто-то и правда может так думать? На самом деле, здесь описана ведущая стратегия для построения счастливого будущего в человеческой истории. Многие люди, считавшиеся величайшими умами, размышляли именно так. Они сперва выясняли, кто является злодеем и источником бед, а затем объявляли движение в рай по их головам и с хрустом костей неприятелей. Подобные попытки разных масштабов предпринимаются до сих пор и предпринимались бесконечное число раз в прошлом. И все они, разумеется, тщетны.
Как только эго решает построить рай, оно берется за его строительство тем самым способом, с помощью которого создало психический ад для самого себя. Других целей, кроме как борьба с симптомами, эго не видит. Других инструментов, кроме жажды и агрессии, эго не знает, а потому даже установку на обладание оно пробует победить с помощью жажды и агрессии. Именно это, выбор неверных средств, и делает заветное светлое будущее недостижимым, поскольку применение этих средств мучительно и разрушительно само по себе, и уже совершенно не важно ради каких целей они применяются.
Мы не видим главной причины возникших проблем, то есть глубинного невежества и омраченности ума, а видим лишь внешние поведенческие проявления этих омрачений. Мы пробуем устранить эти поведенческие проявления, но лишь подпитываем инфекцию. Нельзя принудить, подчинить и запугать невежество или уничтожить невежество путем уничтожения его носителей. На их место придут новые. Невежество можно рассеять лишь сущностным знанием, а также щедростью, любовью, мягкостью и твердостью, которые помогут это знание доставить в самый центр ума.
Ярким примером и детальным обоснованием для построения рая на костях является так называемая концепция красного террора, создававшаяся с середины XIX до середины XX века такими людьми, как Маркс, Ленин и Дзержинский.
Идеологи красного террора рассуждали следующим образом: существует злобный и хищный капиталистический режим, который эксплуатирует огромные массы людей. Капиталисты забирают у простых людей добавленную стоимость их труда, и богатство капиталистов в своей сущности является воровством, ибо берут они намного больше, чем обещают и чем дают. Капитализм алчен, жесток, самодоволен и глуп. Он мучит людей. Старое порочное общество должно погибнуть и уступить место более справедливому строю, где люди будут получать все, что им необходимо, сообразно их реальному вкладу, но без излишеств и без эксплуатации одними людьми других.
Для управления процессом справедливого распределения благ и обязанностей нужно могущественное социалистическое государство, но власть имущие не дадут его построить. Капитализм будет яростно сопротивляться, а значит, благородным коммунистам придется прибегнуть к значительному насилию по отношению к капиталистам и всем тем, кто им содействует – прямо или косвенно. Да, само по себе насилие – это не очень красиво и приятно, но на карту поставлено счастье и процветание человечества. Мы не хотим убивать, не хотим мучить и калечить, но так как мы желаем благородной цели, то есть желаем построить более справедливое общество, мы желаем и средств к этой цели, а потому вынуждены замарать руки и утопить в крови миллионы людей, которые с нами не согласны, нам мешают или просто оказались не в то время и не в том месте.
В 1848 г. Карл Маркс писал:
«...Существует лишь одно средство сократить, упростить и концентрировать кровожадную агонию старого общества и кровавые муки родов нового общества, только одно средство – революционный терроризм» [1].
Если слова Маркса показались вам кровожадными и внушающими тревогу, то статьи Феликса Дзержинского и некоторые работы Ленина лучше даже не открывать во избежание панической атаки.
Концепция красного террора есть настолько хорошая иллюстрация описанной стратегии, что лучшего и желать не стоит. Идеологи красного террора излагали свои мотивы и резоны предельно искренне, открыто и развернуто. В их работах представлена полная клиническая картина неврозов эго и расписаны все те доводы, которые эго приводит, когда берется победить зло и усадить свою версию добра на трон. Мы потому будем использовать словосочетание «красный террор» как общее наименование для попытки построй общественный или же свой личный рай по чертежам прямиком из ада.
Красный террор никоим образом не есть особенность коммунистического подхода к реформам. Эта стратегия пронизывает всю историю человечества, каждую ее эпоху и каждый регион планеты. Мы обыкновенно помним лишь пару исторических проектов по созданию светлого будущего через боль и массовое насилие, вроде деятельности Святой инквизиции, но в действительности их десятки тысяч.
Вероятно, самым выдающимся из них на Востоке был проект нового рая от великого китайского императора Цинь Шихуанди (259 – 210 гг. до н.э.). По некоторым подсчетам, за время его правления население Китая сократилось вдвое: с примерно 40 миллионов до 20 миллионов человек. Насколько мне известно, это всемирный рекорд по жестокости к собственному народу. Тем не менее смерть этих людей вовсе не являлась самоцелью. Цинь Шихуанди страстно реализовывал концепцию красного террора и пытался грубой силой устранить все то плохое, что мешало его идее о хорошем.
С этой же целью император вел постоянные войны и, не жалея сил, казнил всех несогласных. Как позволяют судить хроники, особенно он любил отправлять на смерть добросердечных конфуцианских философов, ученых и вообще любых образованных людей, которые позволяли себе в чем-либо усомниться. Малейшее даже не возражение, а просто мысль по другой траектории провоцировала немедленную казнь. Часто за казнью следовало сожжение всех книг и трудов провинившегося и тех книг, которыми он вдохновлялся. Опасаясь, что книги прошлого подорвут его легитимность, Цинь Шихуанди приказал уничтожить огромное количество трудов по философии и истории и распорядился написать новые. То, сколько бесценных трудов было уничтожено за время правления Цинь Шихуанди, не поддается исчислению, и в этом отношении у императора также была прекрасная заявка на мировой рекорд.
Цинь Шихаунди является одним из самых чтимых правителей в Китае, поскольку он объединил разрозненные китайские царства в единую империю и начал строительство таких грандиозных проектов, как Великая китайская стена и императорская гробница. Миллионы погибших являлись сопутствующим ущербом при совершении великих дел.
Постараемся отнестись к этому непредвзято. Большинство идеологов рая на костях не были маньяками…
<…>
Получить доступ к полной версии статьи и подкаста
Заказать новую книгу автора (2023 г.)