- Ну... может... сходим куда...
- И когда это мы с тобой ходили куда? Некогда ему, некогда, дела-дела-дела, деньги он зарабатывает! Вот и зарабатывай... Что ты на меня так смотришь, прикончить меня хочешь? Приканчивал уже три раза, развилку назад мотал...
- А... как мотал?
- Откуда я знаю, это у тебя спрашивать надо!
Понимаю, что с ней говорить бесполезно. Кем я работал, что делал, как развилки мотал, какие у меня еще скелеты в шкафах и других местах...
Скелеты...
Вспоминаю про Милли, или как её там, спускаюсь в подвал, несу экран с какими-то мультиками, главное, проверить, чтобы без интернета, а то быстро растрезвонит по всему миру, что тут делается...
Бормочу что-то, что вот принес, не могу смотреть ей в лицо, в глаза, она тоже на меня не смотрит, ничего, ничего, развилку найдем, все образуется... выхожу в якобы постирочную, смотрю на клетчатый пол, между большими клеточками маленькие... Опускаюсь на колени, пальцы сами бегут по клеточкам – верхний ряд, влево-вправо-вправо-вправо-влево-вправо, легкий щелчок, клетка в полу приподнимается, в лицо ударяет сладковатый запах, от которого все так и переворачивается внутри. Приподнимаю дверцу в полу, хотя это уже лишнее, я уже знаю, что увижу остатки детского черепа, как я их ухитрялся вертикально ставить... А ведь даже помню, что вот эти клеточки заполнены, а эти еще нет... еще... хочется самого себя запихнуть туда, и поглубже... черт...
Возвращаюсь в кабинет, устраиваюсь за столом, а что я хотел сделать, ничего я не хотел сделать, а что мне еще делать, кроме как за столом сидеть, привычка... смахиваю со стола что-то, с шуршанием летящее прочь, ловлю, читаю, в моей смерти... ну-ну... Что-то не так, что-то не сходится, понять бы еще, что именно, почерк... пишу «В моей смерти», так и есть, почерк... нет, я не скажу, что не мой, вроде бы мой, и в то же время вижу, что подделали, кому это в голову ударило... Вспоминаю какие-то картинки из журналов, задачки какие-то, что тут произошло, убийство или самоубийство, вот и думайте, у покойника пистолет в правой руке, а предсмертная записка написана левой, а на столе хлеб нарезанный, а зачем он хлеб резал, если умереть хотел, а тут два бокала и вино, значит, гости у него были, значит, убийство... Смотрю на свои руки, и правда левша, а за каким чертом у меня пистолет в правой руке был, а вот когда я в комнату Бена бросился, я какой рукой пистолет взял... не помню... И все-таки не оставляет проклятое чувство, что это не я сделал, что это кто-то постарался... интересно, кто... А кому это выгодно может быть, в самом деле, кому все достанется в случае... Надо завещание найти, тогда все станет ясно... снова перебираю документы, снова проклинаю себя, какого черта я ничего не помню, как будто все это и не со мной, как будто меня вообще не было в этом доме... что за черт...
Доходы, расходы, договора... Амелии Адамсон выплатить... ни черта себе, сколько... Бригитте Берилл... Сесилии Сессил... какого хрена я им бешенные суммы выплачивал... любовницы, что ли... нет, были бы любовницы, я бы им там каждый месяц или вообще каждую неделю денег давал на ноготочки-сумочки-реснички, а тут... кто они тогда... пронюхали что-то, что ли, шантажировали, нет, тогда бы тоже одной суммой я не отделался бы... тогда... и ни адресов, ни телефонов, ни... а это настоящие имена вообще? Что-то не похоже на настоящие, хотя как знать... Ё-моё, да сколько можно уже, жизнь, хватит мне загадки подкидывать, я не успеваю уже. Перебираю шесть чеков двадцатитрехлетней давности, что это может быть за хрень...
...и тут понимаю, подскакиваю, как громом пораженный, открываю папку, где про наследников про моих написано, ну-ка, Адриан, восемнадцатое мая двухтысячного года, Бенджамин, седьмое июля двухтысячного года, Кристиан, тридцатое октября двухтысячного года, Аманда, пятнадцатое апреля двухтысячного года, Беата, двенадцатое июня двухтысячного года, Клэр, третье декабря двухтысячного года. Тьфу ты черт...