- Васильич, ты это, шо, поклонник винтажу?
Вовчик,самый молодой в бригаде, рыжеволосый раздолбай и балагур со смешливым прищуром крыжовенно- зеленых глаз кивком показал на солдатский ремень в брюках бригадира. Ремень был солдатский, видавший виды, в царапинах,но еще крепкий, латунная пряжка тускло блеснула в лучах вечернего солнца.
- Ты бы, паря, словами срамными рот не поганил, когда со старшими разговариваешь ведешь, - самый старший в бригаде, Егор Кузьмич, лысый, и как девичья коленка, но с окладистой поповской бородой укоризненно сдвинул брови.
- Да вы шо, да ни в жисть! "Винтажный - значит, старый, практически антиквариат, - Вовчик страдальчески сморщился, предвкушая подзатыльник. Рука у Кузьмича была тяжелая, аж ухи в трубочку сворачивались.
- Кому винтаж, а кому батина памятка, - густым, как домашняя сметана, прогудел бригадир.
Вся бригада притихла. Васильич был мастером рассказывать истории из своей жизни. Помотало бригадира по России знатно: Владивосток, Новосибирск, даже в Калининграде был. А что делать! Пятеро дочерей, всех обуй- одень. За глаза в бригаде Васильича звали плотником- ювелиром, ещё бы, пятерых девок настругать! Но слушались, уважали за честность, обстоятельность, умение отстоять интересы бригады перед наглым да жадным до денег начальством.
- Ну, Васильич, не томи, рассказывай, - Аким, худой, как жердь и длинный, как шпала, в предвкушении потер руки
- А что тут рассказывать? - густой голос потек, как мед в кадку,- от бати достался. Без ремня этого меня бы и не было.
- Как так?
- А вот так.Дембельнулся батя,и сразу, как был, в форме, к маме.
Ну, понятно, мамкой мне она потом стала, - Васильич улыбнулся в черные усы, - а тогда..
Тогда парни головы сворачивали, на неё глядя.Из района приезжали свататься. А она батю из армии ждала.
Все притихли. Бригадир как- то показывал фотокарточку родителей: высокие, ладные, в позднем цвету. Мужики постарше присвистнули, так хороша была женщина на фото.
- Ну так вот, батя с мамой до вечерней зорьки на реке промиловались. Уж солнце воду целовать начало, тогда очнулись. Батя маму , понятное дело, провожать пошёл, да на поселковых и напоролся. Они с нашей деревни парней не жаловали, мы их не привечали. Да один, Колька Губа, на маму глаз положил. Губой прозвали за шрам, который рассек нижнюю губу пополам, превратив рот в поросячее рыло.
Четверо их было, не отбиться бы бате, хоть он у деда, первого кулачного бойца на деревне, много чего перенял. Только батя ремень расстегнул, пряжкой вверх на кулак намотал и знатно рожи четверке начистил. Ремень с тяжелой пряжкой в умелых руках не хуже дрына будет, а то и получше. Отбился. А через месяц они с мамой свадьбу сыграли.
Батя ремень берег, он ему от дружбана армейского достался, обменялись на память незадолго до дембеля. Пряжку чистил,сам ремень костным жиром пропитывал. Вещь добротная, ежели ухаживать правильно. Носил часто.
Слава богу, что под Новый Год надел с новыми штанами, хоть мама и ругалась! Зима выдалась на диво теплая, то мороз, то оттепель, лед на реке рыхлый был, как перед ледоходом, взрослые нам, ребятне, крепко- накрепко заказали на коньках кататься! А какая зима без коньков! Ну, я втихаря да сдуру с дружком Сенькой на лед под Новый Год втихаря и вышли. Сенька легкий да вертлявый, я потяжелее был. Когда лед затрещал, мы со всей дури рванули к берегу. То ли Сенька был легче, то дури у меня было больше, только он на берег выскочил, а я провалился. Вода ледяная быстро силы высасывает. Сенька бежал, ревел белугой, так с разбегу в живот бате моему и влетел. Они с мамой из гостей возвращались. Батя как коньки у Сеньки увидел, сразу всё понял. А я уже под лед уходить стал. Батя мигом смекнул: кинется ко мне, сам пропадет. Мигом сорвал ремень.. и тут же полетел в сугроб. Мамка отпихнула
- Я сама, а то сгинешь!
На таком рыхлом. льду батя бы провалился. Мама кинула мне ремень. Как я его схватил да не выпустил, ине помню. Как она меня, десятилетнего пацана, вытянула, не знаю. Как ремень не лопнул, понятия не имею.
Видно, хорошим парнем был батин дружбан армейский, на добрую память ремень дарил.
- Вон оно как бывает, - удивленно протянул Вовчик.
- Да уж, история, - поддакнул Кузьмич.
А бригадир сидел, смотрел на уходящее за горизонт солнце и вспоминал батю. Сколько тот срубов срубил. Сколько леса через его руки прошло. Отец. Муж. Солдат. Соль земли русской.
Всем добра!
-