IV Северный стратег
С началом восстания, в Новгород, оставшийся без князя, прибыли гонцы эстов с просьбой о помощи, предложениями мира и равноправных отношений. Враждебность к русским исчезла. Генрих Латвийский свидетельствует о заключении мирного договора, первого, заключенного на равных и включавшего не обещания дани, а оплату военной помощи. Новгородцы, испытав уже на себе немецкие вторжения, согласились с его условиями. Подмога из добровольцев была собрана и отправлена в короткий срок. Русские воины усилили и в ряде случаев возглавили гарнизоны захваченных укреплений, приняв активное участие в продолжающихся боевых действиях. В таких условиях, прибывший в Новгород Ярослав, по-видимому, предложил нанести удар по центру германского влияния и довести до конца то, что не сумел закончить его младший брат. Началась подготовка к походу, но владимиро-суздальские войска прибыли в Новгород только летом.
В Эстонии же война продолжалась с переменным успехом. На севере продолжал держаться Ревель. Эсты вторгались на север Ливонии, но в начале лета меченосцам удалось нанести им поражение на переправе через р. Имеру, после чего крестоносцы перенесли боевые действия на территорию противника и осадили замок Вильянди в центральной провинции Сакала. После более чем двухнедельной осады гарнизон капитулировал. При этом эсты были отпущены, а находившихся с ними русских повесили в назидание остальным наемникам.
Еще до падения Вильянди, возглавляемые Ярославом Всеволодовичем русские войска вступили в Восточную Эстонию (Уганди). По словам Хроники Ливонии, жители Юрьева русскому князю принесли богатые дары, передали пленных рыцарей, захваченное оружие и коней, принесли ему присягу на верность. В городе был оставлен русский гарнизон. Отсюда Ярослав двинулся на Ригу, собирая по пути эстонское ополчение, однако на границе Ливонии был остановлен просьбами эзельцев, призывавших его сначала освободить Ревель. Перспектива осаждать сильную крепость во враждебной Ливонии, в условиях партизанских действий в тылу должна была беспокоить русского командующего, и он был склонен принять предложение традиционных новгородских союзников. Взятие Ревеля привело бы и к полной ликвидации власти датского короля в Эстонии.
В период колебаний на границе к этим резонам добавилось сообщение о падении Вильянди, предательстве тамошних эстов и гибели русских. В результате Ревельское направление дальнейшего движения было выбрано, чтобы наказать предателей, устранить угрозу в центре Эстонии и далее двигаться на север. «Он сильно разгневался и срывая гнев свой на сакальцах, сильно разорил область и перебил всех, кто уцелел от руки тевтонов…» сообщает Генрих Латвийский. (Хрусталев Д.Г. Северные крестоносцы. С-Пб. 2012, Евразия. С.124 - 127.)
Целый месяц объединенное русско-эстонское войско осаждало замок на скале Тоомпеа, неся потери от действия метательных машин, но взять не смогло. К тому же Ревель, укрепленный самой природой, вероятно, имел возможность получать подкрепления с моря. У русских не было опыта осады каменных крепостей, рисковать на штурмах в чужой земле новгородцы тоже не стремились, и к концу сентября они уже находились в состоянии брожения. Пора было возвращаться и «низовским» полкам, которым предстояло идти гораздо дольше в условиях распутицы. Осада и так длилась непривычно долго и, вероятно, только по причине упрямства командующего. Скорее всего новгородские соратники Ярослава Всеволодовича в резкой форме потребовали от него возвращения и ему пришлось подчиниться.
Выведя войска из Эстонии, Ярослав Всеволодович не остался в Новгороде, хотя его об этом просили, вероятно был обижен на новгородцев, лишивших его победы. На смену ему вновь прибыл племянник Всеволод, не задержавшийся там более года. В результате возникшего конфликта, весной 1225 г. новгородский стол занял Михаил Черниговский, тоже не долго находившийся в Новгороде и покинувший его добровольно.
Результатом похода, кроме обычных трофеев стало кратковременное восстановление русской власти в Восточной Эстонии. Остальная ее территория, после прибытия из Германии свежих подкреплений, была летом следующего года возвращена под власть Ордена. Последним, вероятно в сентябре, после продолжительной осады и нескольких штурмов, пал Юрьев, когда шедшие на помощь русские полки уже достигли Пскова. Разгром на Калке и победы немцев на севере заставили в 1225 г. правителей Полоцка, Смоленска, Новгорода и Пскова искать мира с воинственными соседями.
В том же году на Русь обрушилась новая, небывалая беда. Сила, давно уже копившаяся в трущобах принеманских пущ и уже не одно десятилетие беспокоившая наиболее дальновидных русских политиков, вдруг выплеснулась наружу. «Бе бо рать велика зело, ака не была от начала миру», - комментировал новгородский летописец вторжение орды литовцев, внезапно обрушившейся в самый центр русских земель.
Непревзойденные мастера лесной войны, прекрасно ориентировавшиеся в незнакомых дебрях, рослые всадники в медвежьих и волчьих шкурах на маленьких конях мчались звериными тропами по безлюдным водоразделам, покрывая огромные расстояния и незамеченными пронизывая страну от полоцких рубежей и до самой Волги. Наводнив весь край от Витебска до Новгорода и Торопца, они уже перехватывали купцов на Селигерском пути и под Смоленском!
Из Переяславля на помощь смолянам поспешил Ярослав Всеволодович. Узнав о подмоге, к нему присоединились торопчане, новоторжцы и часть новгородцев, но последние, дойдя до Русы передумали. Один из уходивших литовских отрядов объединенная рать настигла под Усвятом. Видя погоню, язычники построились для боя на озерном льду и оказали яростное сопротивление. Врубившись в литовские ряды, первыми пали Василий – меченоша Ярослава и торопецкий князь Давыд – племянник Мстислава Мстиславича, но враг был разгромлен. Потери литовцев составили около 2000 убитыми и пленными. Попали в плен и их предводители, вся добыча была отбита. Ярослав после этого приезжал в Новгород, земли которого он защитил, так и не получив поддержки самих новгородцев. Эта победа, безусловно, как и показная незлопамятность, подняли авторитет переяславского князя. Новгородцы опять стали усиленно звать Ярослава Всеволодовича на свой стол.
Вернувшись на берега Волхова в 1226 г., Ярослав, вынашивавший идею похода на Ригу, вынужден был отказаться от этого замысла в условиях только что заключенного без него мирного договора. Воевать с Ригой, ставшей уже заметным посредническим центром балтийской торговли, не хотели ни в Новгороде, ни во Пскове. От войны давно уже страдали торговые интересы не только правивших там боярских группировок, но и более широких купеческих и торгово-ремесленных слоев, стремившихся к миру любой ценой. Вместо Риги город потребовал от Ярослава активности совсем в другом направлении. Зимой 1226/27 гг. князь повел новгородцев в небывалый поход на «Емь», «в страну мрака», - Центральную Финляндию, озерную землю тавастов, как называли это племя шведские крестоносцы.
Если сумь (Суоми), проживающих на юго-западной оконечности современной Финляндии новгородцы никогда не включали в число своих данников, то емь (Хяме) таковыми считали, хотя, как и эсты, сами себя они таковыми признавали лишь временно, под угрозой военной силы. Со второй половины XII в. известы как нападения Еми на Ладогу и Водскую пятину, так и походы на емь новгородцев, восстанавливающих прежнюю зависимость. В двадцатых годах миссионерская активность шведов из завоеванной и крещеной ранее области Суоми начала распространяться и на территорию еми, подрывая ее патриархальную зависимость от Руси, что, возможно, привело к разрыву с Новгородом, отказом от уплаты дани.
По сообщению суздальского, более подробного источника, поход совершался «за море», т.е. через Финский залив. Можно предположить, что значительная часть войска совершала его на лыжах, прокладывая путь коннице и саням, хотя прямых упоминаний об этом нет. Иное просто невозможно себе представить в занесенных метровыми сугробами финских льдах и лесах, куда «не единъ от князеи русскых не возможе бывати и всю землю их поплени». Походы в землю еми совершались изредка и ранее, но не зимой! Летописца же особенно радовало то, что из столь тяжелого предприятия «воротились все здрави».
Хорошо продуманный и организованный поход принес богатую добычу и защитил союзников, устранив угрозу католического крещения Карелии, которая, как показывают дальнейшие действия Ярослава, становилась вполне реальной перспективой. Сразу же по возвращении из похода, весной, Ярослав Всеволодович направил в Карелию специальную миссию из священников для крещения местных жителей: «Того же лета князь Ярославъ Всеволодичь пославъ крести множество Карелъ. Мало не все люди».
Поскольку о столь необычном событии упоминает Суздальская летопись, но молчит Новгородская, можно предположить, что князь не нашел в этом вопросе понимания и поддержки у местного владыки и священники для проповеди и совершения таинства были задействованы из «низовской» земли. Характерно, что войска для сопровождения миссии к карелам не посылались – все происходило добровольно. Поспешность и добровольность крещения карел наводят на мысль, что еще в походе Ярослав вел по этому вопросу переговоры с участвовавшими в нем карельскими вождями и инициатива могла исходить не обязательно от князя.
Летом 1228 г. около двух тысяч еми на лодках совершили ответное нападение на побережье Ладожского озера. По получении вести об этом, в Новгороде стремительно собралось ополчение и, сев в вместе с князем Ярославом боевые насады, погребло к Ладоге, но местный посадник не стал дожидаться подмоги и сам с ладожанами настиг грабителей, и бился с ними до темноты, после чего отошел на остров, чем, как следует из описания, не позволил захватчикам двигаться далее водой. Емь запросили мира, но не получили его и, перебив пленных, бросив лодки, кинулись спасаться в лес. Ладожане, видя избиение пленников, ударили на врага и еще многих уничтожили. Ярослав с новгородцами дойдя Ладоги узнал о победе и возвратился, а беглецов еще ловили и убивали по лесам Карельского перешейка местные жители ижоряне и карелы, истребив почти всех. Бой ладожан с финнами, как считает Д.Г. Хрусталев, мог происходить у Петроградского острова Невской дельты, в черте современного С-Петербурга (Хрусталев Д.Г. Северные крестоносцы. С. 169.).
По мнению того же исследователя, поход Ярослава Всеволодовича в Тавастию и последующие события привели к становлению мировоззренческих и культурных (цивилизационных) границ на севере Европы. Крещеные католическими миссионерами еми, чтобы избежать зависимости от Руси, склонились к покровительству Швеции, а их непримиримые противники карелы, приняли союз с Русью и православие. Аналогичный выбор сделали вожане и ижоряне, для которых еми были грабителями и убийцами, а русские выступали защитниками. (Хрусталев Д.Г. Северные крестоносцы. С. 174 – 175.).
Тот же автор отмечает произошедшие в Ярославе Всеволодовиче перемены по отношении к новгородцам. Князь с годами набрался опыта, после липицкого урока стал мудрее, теперь он никого не гнул и не ломал, подчиняя своей воле. Видя косность, пассивность, лень большинства вечевиков, ограниченность боярского кругозора, он никого не переубеждал, а «обижался» и на некоторое время уходил, пока жизнь не доказывала его правоту. Тогда он возвращался и снова стремился добиться своих целей. «В третий раз заняв новгородский стол, Ярослав стал еще более лоялен к новгородцам, которые впоследствии примут его и его династию в качестве сюзеренов на многие годы». (Хрусталев Д.Г. Ук. соч. С. 175).
Весной Ярослав Всеволодович вместе с посадником отправился в Псков, где в прошлом году умер князь Владимир Мстиславич, как в свою волость, помимо вступления в права, одной из целей поездки были планы похода на Ригу, но вкусившие самостоятельности псковичи спутали эти планы. Они отказались впустить новгородского князя в псковские земли на основании ложного (?) слуха, что он собирается расправиться со своими противниками в городе. Возможно это было лишь предлогом – псковичам не нужна была война с выгодным торговым партнером, после которой они еще должны были в одиночку обороняться от набегов мстителей. Они даже выгнали от себя сторонников Ярослава, посчитав, что те им более «не братья». Потрясенный князь, оскорбленный в лучших чувствах, вернувшись, на вече требовал от новгородцев поддержки и наказания псковичей, но ему отказали.
Поздней осенью Ярослав Всеволодович собрался в поход на Ригу (истекли три года действия подписанного в 1225 г. договора), для чего привел войска из Переяславля и разместил их в окрестностях Новгорода, чем вызвал удорожание продуктов и недовольство населения, т.к. год был неурожайным, а к зиме начался голод. Компенсировать нехватку продуктов можно было грабежом Ливонии, но псковичи испугались, решив, что под предлогом похода Ярослав расправится с ними. Они заключили оборонительный союз с Ригой и вызвали себе в помощь немалые силы: «Немьци и Чудь, Лотыголу и Либь». Псковичи готовились обороняться и Ярослав сам послал к ним парламентера, выяснившего, что нарушать мирный договор они не намерены. В результате поход не состоялся, полки отправились по домам, и уставший от бессилия и унижений князь уехал из Новгорода, где за него остались малолетние дети: Федор и Александр.
В городе от голода и накопившегося недовольства поднялся мятеж, подогреваемый противниками Ярослава, но пока восставшие, сменив тысяцкого не трогали посадника, а к князю в Переяславль прислали грозное послание с требованием отказаться от судебной власти и возвращаться на их условиях, что, конечно же, было отвергнуто. После этого сыновья Ярослава покинули Новгород, где вскоре вновь появился его давний враг, Михаил Черниговский.
Тем не менее, Ярослав не попрощался с Новгородом, из которого его и не изгоняли. В ответ на принятие новгородцами Михаила, он захватил Волоколамск – новгородскую волость. Когда к нему прибыли послы с мирными предложениями Михаила, они оказались под стражей. Началось состояние войны без боевых действий. Более того, в этот период возник едва не дошедший до усобицы конфликт со старшим братом, женатым на сестре черниговского князя, заподозренным Ярославом в сговоре против него. Ярослав уже начал было подговаривать против Юрия ростовских племянников Константиновичей.
Правление Михаила Всеволодовича раскололо городскую общину и в Переяславль бежали многочисленные ограбленные сторонники суздальской партии. В самом же Новгороде продолжал усиливаться голод, к которому осенью 1230 г. добавилась эпидемия. Михаил не долго оставался на севере и, оставив править сына Ростислава, уехал на родину, где обратился за посредничеством к киевскому князю Владимиру Рюриковичу. Тот направил во Владимир митрополита Кирилла, которому удалось примирить Ярослава с Михаилом. Как показало время, отказ Ярослава от Новгорода был лишь формальным. Помирился переяславский князь и с братом, признав его «отцом и господином», и приняв вскоре участие в походе на мордву.
Голод и мор в Новгороде усиливались, полнились тысячами трупов общие могилы, население разбегалось, а когда в декабре город бросили его руководители – посадник и княжич Ростислав, там вновь начался мятеж, как всегда сопровождавшийся грабежом дворов и убийствами представителей «правящей партии». Уехавшие в Торжок посадник и тысяцкий бежали теперь в Чернигов, но в Новгороде на вече уцелевшие жители расторгли договор с Михаилом Всеволодовичем и отказали его сыну, тут же послав за Ярославом. Поводом для отказа было обещание князя «на Воздвиженье» повести новгородцев в поход, но сроки прошли давно, а самого его в городе не было. Куда предполагался поход неизвестно, но в 1229 г. литовцы опустошили новгородские волости Лобню, Мореву и, в самом начале 1230 – Селигер. Михаил не пришел на помощь доверившемуся ему городу. В следующем году литовская сила, объединенная Миндовгом, возросла на порядок, превратившись в главную угрозу для всех окружающих государств.
Ярослав Всеволодович немедля примчался в Новгород, созвал вече и принял присягу на прежних условиях, но пробыл не долго, вновь оставив старших сыновей. Голод длился до весны, когда появление немецких купцов с мукой и зерном спасло остатки населения.
Весной 1231 г. закончилась тяжелая полоса в жизни Новгорода, начался и новый этап в жизни его князя и его сыновей, а как позже выяснилось – и внуков. Противники Ярослава обратно не вернулись, Михаил Черниговский в том же году втянулся в борьбу за Киев, оказавшись не в состоянии влиять на север, где князь и город стали одним политическим целым на долгие десятилетия. Чтобы отбить у Михаила Всеволодовича желание продолжать борьбу, к чему его подталкивала группа новгородских изгнанников, Ярослав с новгородцами, тверичами и переяславцами вторгся на северный край черниговских владений, взяв Серенск и разорив окрестности Мосальска. В этой акции, которой пытался помешать Юрий Всеволодович, ростовские войска племянников Константиновичей оказались на стороне Ярослава, что говорит о его авторитете среди родственников, как минимум не уступающем великокняжескому.
В 1232 г. новгородские бояре-изгнанники, представители четырех знатных родов и их слуги, составлявшие сильный военный отряд, прибыли в Псков с надеждой в нем закрепиться и арестовали находившегося здесь представителя Ярослава. Возник конфликт – Псков «встал горой» за новых граждан, отстаивая свою самостоятельность (которая строилась вокруг союза с Ригой). Ярослав Всеволодович в ответ применил торговую блокаду. Осенью «младший брат» покорился Новгороду и его князю, обещав выгнать «политэмигрантов» («Борисова чадь») и попросив себе князя. Ярослав отправил во Псков княжить Юрия Мстиславича из смоленских князей, возможно – одного из сыновей Мстислава Удатного.
Изгнанники отправились теперь за границу, в Эстонию, где, в качестве вассала Дерптского епископа проживал Ярослав Владимирович, сын прежнего псковского князя, не получивший в Пскове никакой волости и перебравшийся к родственникам сестры, баронам Буксгевден. Весной 1233 г. они вместе с людьми Ярослава Владимировича и немецкой помощью внезапным наездом захватили Изборск, положив начало новой войне.
В ответ на открытую агрессию Псковичи ответили почти столь же стремительно. Подойдя к своему «пригороду», они взяли его штурмом, захватив княжича, и убив важного немца, - видимо, рыцаря - «Данилу», остальные бежали. Ярослава Владимировича отослали в Новгород, а затем – в Переяславль, где он просидел три года. Война же продолжилась, теперь немецкий отряд, явно ведомый «Борисовой чадью», захватил новгородскую крепость в верховьях Луги - Тесово. Вероятно, неприятель, сделав выводы из событий 1228 г., рассчитывал на разобщенность Пскова и Новгорода, но псковичи уже присягнули Ярославу и города вновь были едины.
С подходом осенью переяславских полков, большое новгородско-псковское войско вступило в юго-восточную Эстонию (область Уганди) и встало неподалеку от ее главного города Дерпта (Юрьев). Ярослав вернулся собрать дань со своей волости, вызывая врагов на бой. Вскоре ему удалось выманить немцев из крепостей. Подождав некоторое время и решив, что русские уже достаточно раздробили свои силы, опустошая окрестности, немцы из Дерпта и Отепяа («Медвежья голова») соединили свои силы и, преследуя мелкие отряды, двинулись на русский стан.
«И поможе Богъ Ярославу с новгородци: и биша их и до реце, и ту паде лучьших Немцов неколико». Отступающиее высыпали на речной лед р.Эмайыги – (нем. Эмбах, рус. Омовжи) «…и тут обломишася истопе ихъ много, а инии язвени въбегоша в Гюргевъ, а друзии въ Медвежю голову». Можно сказать, что наверняка присутствовавший при этом княжич Александр получил тогда наглядный урок, как следует организовать и провести «ледовое побоище».
После победы опустошение продолжилось, был сожжен католический монастырь. Наконец, немцы «поклонились», запросив мира, заключенного на русских условиях, предполагавших выплату дани с Уганди. Был освобожден и захваченный в плен тесовский воевода Кирилл, которого немцы держали скованным. Новгородский летописец сообщает, что небольшие потери («неколико») понесли только «низовцы», в то время как свои вернулись все.
На северо-западных рубежах наступило временное затишье. Война примирила Псков с Новгородом, а обнаглевшие соседи получили суровый урок. Длительным этот мир быть не мог, так как католические иерархи и сам папа Григорий IXв те годы неоднократно обращались к верующим северных епархий с требованием не заключать «с рутенами» мира и призывами к торговой блокаде.
В том же году литовцы напали на Русу и ограбили ее посад, но были отбиты местным ополчением из «огнищан» (бояре), «гридьбы» (по-видимому профессиональные военные – члены городской общины), а также вооруженными посадскими и отступили. Князь Ярослав с новгородцами настиг их в пределах Торопецкого княжества, на Дубровне и окончательно рассеял, отняв добычу. Потери новгородцев составили десять человек.
Большие перемены принес 1236 г. Монголы приступили к захвату Восточной Европы, разгромив Волжскую Булгарию. Орден меченосцев, сокрушенный Литвою при р. Сауле (где страдавшие германофильством псковичи тоже потеряли «300 мужей»), был вынужден объединиться с возникшим в Пруссии Орденом Девы Марии Тевтонской, сразу направившим на север 60 братьев с сотнями вооруженных слуг. Новые хозяева Ливонии и Саккала вскоре вернули север Эстонии датской короне.