Пальцы не слушались. С трудом удерживали спицы. Петли от этого ложились вкривь и вкось. Но Анна не сдавалась. Раз за разом она настойчиво и упрямо протягивала ниточку в петлю. От усталости и бессилия слезы выступали на глазах.
В свои восемьдесят с хвостиком лет бабушка Аня решила не сдаваться на милость беспомощности и болезням. Она выбрала для себя единственную, оставшуюся для нее доступной работу — вязание. Недавний инсульт отнял все то, что она так любила: долгие прогулки в парке, легкие променады по торговым центрам, наслаждение от плаванья в бассейне. Теперь ей даже небольшое, всего метров пять, расстояние от кровати до кресла трудно было преодолеть. Но сдаваться она и не думала. Решила каждый день не менее двух часов подряд вязать. Пусть это был просто шарфик. Длинный, бесконечный, ни кому не нужный. Но она упорно его вязала.
Вдруг Анна улыбнулась, бессильно опустив уставшие руки на колени и глядя в окно. Она вспомнила, как когда-то очень давно вот так же вязала шарфик. И петельки ложились так же неровно, вкривь и вкось. Но тогда она была еще совсем маленькой девочкой, четвероклассницей.
— Бабуля, — позвала маленькая Анюта свою бабушку, усаживаясь рядом, — Я решила больше не ходить в музыкалку.
Полтора года назад девочка так же огорошила родителей, объявив, что поступила в музыкальную школу и ей теперь нужен баян.
В тот год Анютка заканчивала второй класс и сдружилась с одноклассницей:
— Как же ее звали? — прошептала бабушка Анна. — Надо же, забыла. Так ведь и дружили-то мы с ней недолго. А! Оксанка! Точно, Оксаной ее звали.
Оксана в то время училась в музыкальной школе, играла на пианино. Инструмент стоял в квартире у девочки. И Анютка из-за вот этого инструмента любила бывать в гостях у подруги. Часто удавалось хотя бы кусочек из «Собачьего вальса» исполнить и почувствовать себя великой пианисткой.
Вот тогда-то Анютка и решила поступать в музыкальную школу. Один только вопрос ей казался неразрешимым: на каком инструменте учиться играть? Сильно хотелось выбрать пианино. Но она знала, что покупка такого инструмента не по карману родителям. Очень уж дорого обойдется покупка. Еще ей нравилась гитара. Но как-то маленькая Аня не представляла девушку с гитарой. Ей это казалось каким-то неприличным. Вот папа — другое дело. Он играл на гитаре. Наверное, поэтому Аня решила, что это чисто «мужской» инструмент.
Откуда взялась мысль о баяне, она и сама не помнила. Да и не важно. Почему-то казалось, что это именно то, что нужно.
Свое решение в долгий ящик Анюта откладывать не стала, тем более в музыкальной школе как раз вступительные экзамены начались. Все испытания девочка прошла легко и просто. И стала ученицей музыкальной школы.
Но боевого запала хватило только на полтора года. Очень уж Аня не подружилась с сольфеджио. Никак оно ей не давалось. Анютка старалась, но ничего толком не получалось.
— Это почему ты решила бросить музыкальную школу? — удивилась в ответ на заявление внучки бабушка.
— Да ну ее, — разочаровано пробубнила Анютка, отвернувшись. Но тут же повеселела, — Ты меня лучше вязать научи. Что это музыка? А вот вязать научусь и мне в жизни это точно пригодится.
— Ну может, ты и права, — улыбнулась тогда Анюткина бабушка.
И научила внучку вязать. Начали именно с шарфика. Вещь, которую спицами связать можно легко и просто.
Это были первые два самостоятельных решения, принятых Анюткой. И родители тогда с уважением отнеслись к решениям дочери. Не давили, не заставляли передумать.
— Тебе решать, — всегда говорила мама, — это твоя жизнь.
— Но отвечать за все потом сама будешь, раз сама решила, — вторил папа.
Так и повелось в семье. Решения Анна всегда сама принимала. Сначала несложные, ребячьи. А потом жизнь начала подкидывать задачки посложнее.
Уже в 9 классе Аня решила, что учится будет на историческом факультете. И непременно в Уральском государственном университете. А это, шутка ли сказать, две тысячи километров от родного дома. Но она так решила.
Чтобы уж точно поступить в университет, без пяти минут выпускница школы в начале последнего учебного класса поступила на заочные подготовительные курсы. И весь год в 10 классе упорно готовилась к выпускным экзаменам и училась на подготовительных курсах, в срок выполняя все задания.
И вот выпускные экзамены позади, выпускной вечер отшумел весельем, пора в дорогу.
Больше всего волновались родители. Мама сосредоточенно складывала вещи дочери в специально купленный небольшой, но вместительный чемодан. Она старалась не показывать своего волнения, зная, что Анютке-то тоже сейчас нелегко. Волнительно и страшно. Мама исподтишка поглядывала на дочь. И тогда в ее взгляде плескался страх за ее девочку: как же она так далеко от дома, одна?
Отец своих эмоций не сдерживал. Вот только чувств правильно выразить не умел. Он нервничал и раздраженно цеплялся к каждой мелочи. Все ему было не так, и не по нему. Последним под горячую руку попался тот самый чемодан, который покупали специально к поездке и всей семьей вместе. Выбрали именно такой — небольшой.
— Ну куда ты столько вещей набрала? Зачем столько? — нервно спросил он Анютку.
А та растерялась, не знала, что и ответить. Стояла, смотрела на папу с недоумением и только глазами хлопала.
Но тут не сдержалась мама:
— Да откуда много?
Она с раздражением открыла чемодан и, перебирая вещь за вещью, сопровождала каждую сопроводительной «лекцией». Доходчиво объясняла для чего нужна та или иная кофточка, юбочка, колготки девочке в 17 лет.
В этот момент у Анютки слезы на глаза навернулись. Тогда она совсем не понимала, почему родители почти поругались в такой важный для нее день — в день ее отъезда.
Дочь молча стояла и смотрела на родителей. А те как будто опомнились, посмотрели друг на друга, на дочь. Мама оставила чемодан в покое, подошла к Ане и нежно обняла ее.
— Так, — деловито, пряча непрошенную слезу, начал папа. — Давайте-ка быстренько вещи обратно в чемодан сложим, и обедать. А то так и на поезд опоздаем.
И ушел на кухню, загремел там посудой, накрывая на стол.
Согласны ли были родители с решением Анны или не согласны, она никогда не узнала. Не обсуждали этого. Но спорить и отговаривать они не стали. Раз дочь решила в университет поступать, значит, так тому и быть. Собрали и отправили.
А дальше, сколько Анна себя помнила, всегда все решала сама. Замуж вышла, дочь родила — все это были ее решения. Нет, конечно, отчасти она так поступала, потому что принято было в те времена, чтобы девушка и замуж вышла, и детей рожала.
Решение уйти от мужа тоже Аня сама приняла. Ничто ее не остановило. Ни возможное осуждение, ни то, что ребенок маленький на руках. Она точно знала, что на поддержку бывшего мужа рассчитывать не придется. А вот в родителях своих была уверена — помогут.
На дворе стояли пресловутые «лихие 90-е». Откуда, скажите на милость, у мамы обычной учительницы и папы обычного сантехника тогда деньги могли появиться. До мозга костей советские граждане они, как и многие в те времена, попали под беспощадный каток рыночной экономики. Конечно, кто-то сумел выкрутится и приспособиться. Но не Анины родители.
Да и она-то сама не сразу приспособилась. А может, так никогда и не приспособилась. Как-то не задумывалась об этом. Ни до того было.
С того момента, когда она, собрав нехитрые пожитки, ушла от мужа, как-то сразу поняла, что рассчитывать может только на себя. Зарабатывать, содержать себя и дочь самой придется. Вот и зарабатывала.
Работы выбирала только ту, где хоть какую-то зарплату платили. Не до того было, чтобы выбрать по душе. Часто работала на двух, а то и на трех «работах». Днем преподавателем в техникуме, а ночью вахтером в студенческом общежитии университета. Между этими двумя работами умудрялась еще репетитором подрабатывать. И с друзьями пообщаться.
Про себя она всегда знала, что сильная, все вынесет, выход найдет. Ни на кого свои проблемы не перекладывала.
...Анна тяжело вздохнула. Нахлынувшие некстати воспоминания то камнем давили, а то вызывали печальную улыбку.
— Так, чего это ты расслабилась? Нюни распустила. Давай-ка, пора дальше вязать, — вполголоса пробормотала сама себе приказ бабушка Аня.
Уставшие пальцы снова взялись за спицы. Через силу. Но с завидным упорством Анна протягивала нитку через петельку. Одну, вторую, третью. Вот и рядок прошла. Повернула вязанье.
...В первый раз свою беспомощность она ощутила после сорока лет.
Зима в тот год стояла странная. То потеплеет, все растает. То приморозит, все тротуары словно стекло скользкие.
Вот в такое утро Анна шла на работу. По такому вот скользкому тротуару. В какую-то минуту очнулась — оказывается, лежит посреди дороги. Села. Вроде, все в порядке. Только с левой рукой что-то непонятное. Но ничего не болит.
— Давайте я вам помогу, — кинулась к Анне проходившая мимо девушка и подхватила под правую руку.
Чтобы встать с помощью сердобольной девушки, Ане всего-то надо было опереться на левую, да и встать. Но она каким-то шестым чувством поняла, что не сможет.
— Спасибо, я сама, — отказалась она от помощи.
Неловко опершись на правую руку, Анна с трудом встала. Почему-то захотелось срочно снять перчатки. И дрожь. По всему телу. Очень хотелось пить. Вот прям хоть умри. И перчатки. Их надо снять.
Резким, быстрым движением она сорвала перчатку с левой руки. И попыталась тоже самое проделать и с правой. Но ничего не получилось. Пальцы левой руки не слушались. Пришлось стянуть перчатку зубами.
Благо, рядом был магазин. Анна так хотела пить, что почти бегом бежала эти несколько метров до магазина. И прямиком направилась к витринам, на которых выстроились бутылки с водой. Схватив одну из них, она ринулась к кассе, быстро рассчиталась и попыталась тут же открыть бутылку. Но ничего не получалось. Левая рука не слушалась.
— Давайте помогу, — кассир смотрела на нее с состраданием.
— Да, пожалуйста, — согласилась Аня.
Кассир быстро открыла бутылку и вернула ее Анюте. Та припала к воде. После нескольких глотков почувствовала облегчение.
Дальше был травмпункт и диагноз — перелом.
«Хорошо, что левая рука», — подумала тогда Анна, наивно полагая, что без левой руки можно со всем справится легко и просто.
Но не тут-то было. Вернувшись домой, она, наверное, впервые в жизни осознанно столкнулась с полной беспомощностью. Даже молнию на пуховике не смогла расстегнуть. Хорошо, что в тот день дочь дома была.
Анна до сих пор помнила то время. Как она беспомощно стояла перед дочерью, а та надевала и застегивала на ней одежду, помогала душ принимать. Вот это чувство абсолютной беспомощности она запомнила навсегда.
Нет, она не смирилась, пыталась «бороться». Например, пару раз попробовала расстегнуть молнию на пуховике, прикусив ее зубами сверху. Правой рукой ей удавалось дотянуть собачку примерно до середины. А дальше все равно приходилось принимать помощь дочери.
И ничего с этим поделать нельзя было.
Но рука срослась. Вернулись силы и возможность самой себя обслуживать. Сейчас, положа руку на сердце, Анна не могла бы сказать, что давала тогда какие-то зароки. Нет. Она прожила этот отрезок своей жизни и, казалось, забыла навсегда.
Так только казалось. Сейчас она вспомнила об этом, потому что оказалась почти в таком же беспомощном состоянии. Благо, руки и ноги работали. Только совсем плохо слушались. И сил не хватало.
— Я не сдамся, — сцепив зубы пообещала себе Аня, когда ее привезли из больницы домой после инсульта и стало понятно, что сил у нее нет.
И не сдалась. Каждый день находила себе занятия по силам. С каждым днем старалась увеличить нагрузку. Раз за разом Анна замечала, что все лучше справляется с бытовыми делами, все меньше требуется помощь дочери. А ведь дочь приезжала к ней каждый день после работы. Анне так хотелось освободить свою девочку, она же понимала, какая это нагрузка.
А самым главным спасителем для Анна стало вязание, тот самый бесконечный шарфик, который она вязала с первого дня возвращения из больницы. Она верила, что именно вязание ее спасет и вытащит из омута беспомощности.