Эта история реальная, только изменены имена и некоторые детали
Мне было 8 лет, только перешла во второй класс, когда родители объявили: скоро у меня появится братик или сестричка. Мама была кандидатом педагогических наук, папа – мастер спорта по боксу, плюс высшее техническое образование, поэтому в семье не говорили – купим братика или аист принесет сестренку, говорили, конечно, без лишних подробностей, что родится ребенок.
Услышав такую новость, прыгала от радости: так долго просила о малыше. Помогала маме по дому, вязала с ней пинетки, кроила распашонки. Ее положили в роддом за месяц до планируемых родов. Врачи решили, что 31 год – непростой возраст, нужен постоянный медицинский контроль.
Мы с бабушкой и папой каждый день навещали маму. До сих пор помню: открытое окно в палате на первом этаже, рядом душистая сирень. Казалось, что при такой весенней погоде не может ничего случиться плохого. Будущие мамы по очереди подходили к окну, чтобы пообщаться со своими близкими, взять гостинцы.
На 9 мая мы тоже пришли проведать маму, только в палате ее не было, а на кровати – скатанный матрас. Тетя Люся, мамина соседка, успокоила: «Поздравляю с братиком и сыном!», потом выразительно посмотрела на папу и шепотом добавила: «Главврач хочет с вами переговорить».
Разговор с медиком был долгим, я оставалась в фойе роддома, сначала импровизировала – играла в классики, потом вспомнила, что тренер по спортивной гимнастике говорила – есть время, садись на шпагат, тяни носок, я и последовала ее наставлению. Я уже переделала все упражнения, даже на укрепление пресса живота, а папа не выходил.
У приоткрытой двери кабинета главврача прислушалась к разговору взрослых. Голоса были безрадостные, лица серьезные и грустные. По дороге домой я спрашивала папу, почему он не улыбается, братик же родился. Он отшучивался, что надо успеть обустроить детскую, накупить разных вещей, сервировать праздничный стол.
Я чувствовала, что происходит что-то не то. Не так встречают весть о рождении малыша, не игнорируют соседей и знакомых, да и из роддома обычно выписывали через пять дней, а моя мама почти месяц оставалась с младенцем. Меня ни во что, конечно, не посвящали, это только я считала себя, второклассницу, взрослой.
Волнение, что может случиться что-то плохое и грустное заставляло ночами пристраиваться между ванной и кухней и слушать долгие обсуждения папы и бабушки. Говорили они взволнованно, но тихо. Долетали только обрывки предложений, отдельные слова: «сердечник», «праздновали», «не дотянет и до месяца», «не доживет», «есть Амосов», «делает операции на сердце».
Продолжение читайте на портале «Азбука веры»