Армия, учебка. Я уже говорил ранее и ещё раз повторю – всю работу у нас с новобранцами проводили сержанты, офицеров мы практически не видели. И опять-таки – занимались с нами не все сержанты, а только молодые, т.е. второго полугодия службы. Старослужащие мало обращали внимания на «мышей» (новобранцев), зато пристально следили за молодыми сержантами. Они их гоняли и драли как дед Сидор свою сидорову козу! Трындюлей отваливали по полной программе! Свежий подворотничок на их форму не подшили и сапоги не начистили – молодым сержантам трындюля, в столовой им на отдельный стол не принесли здоровенный кусок мяса – дежурному капец трындюля, «мыши» вяло шуршат и служба мёдом показалась – вааще пушной зверь трындюля.
Был у нас один сержант родом из некогда братской республики по фамилии Карнась. Длинный словно каланча и худой как оглобля – мы его звали Карась. Ох, и прогибистым был! Про него говорили – за кусок сала маму родную продаст тому, кто ступенькой выше его и при этом чтобы ему было зашибись. Гонял он нас от рассвета до заката, особенно если в поле зрения был кто-то из старослужащих. Попадаться Карасю на глаза было себе дороже. Поэтому, завидев Карася на своём пути и если была возможность, обходили его окольными путями. Правда, ближе к микродембелю ситуация кардинально поменялась, но об этом как-нибудь в другой раз.
Подметаем плац. Метёлки нам выдали «жиденькие» – у козла борода и то гуще будет. Машем ими по асфальту, только ветер создаём. А что наметёшь (образно говоря) тремя прутиками?
Кто-то бросил на плацу бычок – может, слабовоспитанный «дед», а может, злая ворона откуда-то притащила. Мы не видели кто курил на плацу, теперь же наша задача – домести окурок до угла плаца. Именно домести метлой в три прутика, а не подобрать и не унести в урну.
Метём. Получается, но неважно. Даже очень неважно! Говорим Карасю:
– Не мог что-ли получше метёлки выбрать?
Сержант лыбится:
– А зачем?
Мы показываем, что тремя прутиками мести не получается:
– Нормальными мётлами мы быстрее и чище подметём.
Карась ухмыляется:
– А мне не надо быстрее и чище. Мне надо чтобы вы за(гр)ебались.
Мы типа обессиленные безвольно опускаем руки:
– Мы уже устали!
Карась зло прикрикнул:
– Харэ сачковать! Давайте працюйте! Живее! Не успеете подмести до обеда, после обеда два часа будете строевой заниматься. А потом ещё кросс на три километра!
Надо сказать, бегал Карась отлично. Оно и не удивительно – лишнего веса нет, ноги длинные, энергии хоть отбавляй. Бегать с ним было одно мучение – мало того, что за ним никто угнаться не мог, так он успевал отстающим пенделей отвесить и снова в лидеры убежать. При этом нельзя сказать, что на финише сержант запыхался. У нас язык на плече, а у него лицо малость раскраснелось и две капельки пота на лбу выступили.
Поначалу мы боялись слова поперёк сказать. Но по мере службы, когда пообтёрлись и привыкли к армейской жизни, мало-помалу стали пререкаться с сержантом, сначала намёками, а потом уже в открытую предупреждая о скорой ответке. Однако Карась лишь усмехался над нами, продолжая как и прежде гонять «мышей» и отвешивать пенделей за всё «хорошее».
Лето, жара. Песок горячий словно в знойной пустыне, хотя наша учебка была в Горьковской области. И хотя регион явно не пустыня, песка там ничуть не меньше. Не хватает только «поющих» барханов, верблюжьей колючки, караванов двугорбых и головы Саида, торчащей из песка.
Привезли нас на учения. Стоим группой, пока старший сержант пошёл за указаниями. С нами остались молодые сержанты, в их числе был и Карась. Солнце печёт неистово, от него спрятаться некуда. Мы расстегнули воротники, болтаем между собой в стороне от сержантов, у них меж собой свой разговор. Вдруг Карась обращает на нас внимание, покраснел от злости:
– Это что такое?! Служба мёдом показалась? Вам, «мышам», службу тащить ещё как раку до Луны раком пятиться! А вы уже расстегнулись! На счёт «три» всем застегнуться, «два» уже было!
Мы завозникали:
– Товарищ сержант, ну жарко же! Гляньте, вы сами расстёгнуты.
Сержанты заступились за нас, обращаясь к Карасю:
– Да что ты взъелся? Правда же – жарко.
Карась отмахнулся от сослуживцев, кивая на нас:
– У них молоко ещё не обсохло, а они уже обурели, – и снова кричит нам: – Всем застегнуться!
Но мы не спешили подчиняться, проявляя начало нашей борзоты по отношению к Карасю. Видя наше неповиновение, сержант впал в ярость – он подскочил к нашей группе и ладонью с толчком ударил по металлической пуговице на груди одного из военнослужащих первого полугодия службы. Удар был сильный, военнослужащий устоял на ногах, но отпрянул назад на пару шагов. По случайному стечению обстоятельств случилось так, что сцену наказания увидел старший офицер из только что подъехавшей машины. Громогласным голосом полковник скомандовал:
– Сержант, ко мне!
Мы обернулись на офицера, перевели взгляд на сержанта и обрадованно заметили:
– Влип Карась. Давно бы так.
Побледневший Карась поспешил к полковнику (как впоследствии оказалось, он приехал из дивизии), на ходу приводя свой внешний вид в порядок. Вытянулся в струнку, отдал честь, отрапортовал. Далее долго выслушивал речь полковника, но этот монолог мы не слышали из-за большого расстояния. Лишь отдельные слова долетали до нас, когда полковник повышал голос.
Вернулся Карась словно побитая собака. Жалуется:
– Ох, чуть на «губу» не угодил. Пронесло. На первый раз простил.
Мы же были разочарованы, что простил. Хотя благодаря залёту и несмотря на жару Карась весь день проходил застёгнутым на все пуговицы, включая и крючок на воротнике. Пока мы не вернулись в расположение воинской части, Карась обращался с нами обходительно и деликатно. Потом же всё вернулось на круги своя, хотя отныне сержант стал вести себе поосторожней и былого гонора заметно поубавилось – как-никак приближался микроДМБ и что ему «светило», он знал отлично.