Андрей Колесников о Владимире Путине
07.06.2024, 23:03
Глашатай истин роковых
Им стал на пленарном заседании ПМЭФ-2024 не только Владимир Путин, но и Сергей Караганов.
7 июня президент России Владимир Путин принял участие в пленарном заседании ПМЭФ-2024 и ответил на выступления модератора дискуссии Сергея Караганова. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников отмечает, что модератор намерен был стать на этой сессии святее папы римского и что ему это считай что удалось.
Выступления президентов Боливии и Зимбабве на форуме следует признать как никогда яркими —
прежде всего потому, что до этого они на форуме никогда не выступали, так что и сравнить было не с чем.
Наступательность Сергея Караганова проявилась уже в том, что он сразу ультимативно предложил президенту России помощь в выработке собственной модели экономического развития:
— Может быть, решимся все-таки, и вы поручите нам с участием таких экономистов, как Луис Арсе (президент Боливии.— А. К.), выработать свою собственную модель. Мы что-то делаем — явно, но совершенно понятно, что мы еще не определились, что мы делаем! Тем более мы начали сильно развивать военно-промышленный комплекс, и методом тыка у нас получается. Мы ведь, по-моему, не имеем мастер-плана.
Он предложил создать рабочую группу в рамках Петербургского форума по выработке новой модели.
Публицистический задор Сергея Караганова был очевиден. Он намерен был поставить дело так, чтобы тут было интересно.
— Чувствую, что у нас будет не обсуждение, а дискуссия, потому что то, что вы сказали, звучит обидно и для правительства Российской Федерации, и для других структур,— отвечал ему Владимир Путин.
— Вы сказали: мы что-то делаем! Я битый час объяснял, что мы делаем! Думаю, вы прикорнули (прозвучало как «прикурнули», что тоже имело право на существование как вариант.— А. К.) немножко, хрюкнули, как говорят в народе, и ничего не слышали, что я говорил! Я целый час говорил, что мы будем делать, целая программа из десяти пунктов.
Сергей Караганов, впрочем, был готов быть битым. В этом заранее состояла, кажется, одна из его участей на пленарном заседании.
Но за то, чтобы быть битым, он оговорил себе право бить.
— По поводу того, чтобы создать в рамках Петербургского экономического форума, вы сказали, рабочую группу, которая на полях форума могла бы что-то предпринять,— тем временем продолжал президент.
— Знаем известное выражение, знаем, кому оно принадлежит: хотите завалить дело — создайте рабочую группу. Но я вам должен признаться: у нас уже столько рабочих групп, уже не знаю, где мне председательствовать на этих рабочих группах.
Сергей Караганов в рамках «бить первым» предположил, что «идеальной моделью для России является авторитарный социалист... социальный капитализм».
— Чтобы все было понятно, куда мы идем. Потому что мы идем якобы правым путем, якобы раньше шли либеральным... Не понимаю!
А вот в этом ему признаваться не следовало.
— Конечно,— оговорился он,— правительство что-то делает, и мы гордимся тем, что оно делает, слава тебе Господи, начало делать.
Нет, ну грубо, конечно, по отношению к правительству, да и не так все это. Но такие правила игры были установлены на этой пленарной сессии. Публицистикой хотелось, очевидно, привести президента в состояние полной боевой готовности, чтобы потом никому даже в голову не пришло бы сказать: «Нет, ну вот позавчера ночью в “Лахта-Центре” это было да...» Но пока только это и приходило.
— Но, между прочим, начало делать (правительство.— А. К.),— добавил тем временем Сергей Караганов,— только когда петух клюнул, потому что до того, пока петух не клюнул, ничего не происходило!
— Петуха отправим в суп, не переживайте,— по-своему развивал метафору господин Путин.— Потому что он курочек не топчет! Зачем он нужен, этот петух? А что касается модели, недавно говорил на встрече с руководителями мировых информационных агентств (ах, как не вовремя было сделано признание! — А. К.): мы должны смотреть, что в мире происходит! И о чем я сказал? Допустим, китайская модель экономики многими экспертами признается более эффективной, чем существовавшие до сих пор, в том числе и североамериканская, и европейская,— она более эффективна, это правда, примерно об этом...
— Я, как и любой гражданин России, рад тому, что последние два года в связи с операцией, которую мы ведем на фронтах, мы наконец занялись делом. До того мы немножко дрейфовали,— вроде стоял на своем, но уже не так как будто бы уверенно, Сергей Караганов, который между прочим, идеально справлялся с отведенной ему ролью.
А это была трудная роль. Это была роль, как говорят актеры, на сопротивление материала. И материал этот был заложен в самом существе Сергея Караганова.
Президент Зимбабве был тот, что нужен на таком пленарном заседании. Ему было что сказать россиянам и чем приободрить их: его страна много лет живет в условиях тяжких санкций.
— Ситуация, в которой некоторые западные государства пытаются диктовать нам, с кем нужно дружить,— мы также никогда не будем согласны с этим в Зимбабве!.. В чем заключается наше преступление? Преступление народа Зимбабве заключается в том, что они потребовали возвращения им их законной земли, чтобы воссоединились жители Зимбабве и их древние земли.
То есть вообще все совпадает!
Вот в чем состоял тайный замысел пригласить именно этого человека. Многое можно было почерпнуть!
— Зимбабве, несмотря на 25-летний режим санкций, страдает от этих санкций! — рассказывал господин Мнангагва.— Эти санкции действуют в отношении Зимбабве на протяжении последних 25 лет, однако благодаря устойчивости, а также миру, который нам удалось водворить в нашей стране, ВВП Зимбабве растет (и снова похоже! — А. К.)! В рамках второй республики с 2018 года мы в 2023 году сумели до $69 млрд увеличить наш ВВП, опять же, несмотря на введенные против Зимбабве санкции!
Кажется, можно выдохнуть: если все пойдет как сейчас, то через 25 лет у нас все будет как в Зимбабве.
Тем временем вопросы Сергея Караганова превращались в выступления. С ними нужно было хотеть по идее дискутировать.
Но такое впечатление, что Владимир Путин пока не очень хотел.
— Вообще, все государства развиваются на основе трех основных факторов — фактора военной силы, фактора идей, духа, воли и, наконец, фактора экономики. Долгие годы мы считали — вслед за одним президентом очень крупной страны,— что все решает экономика. Помните, все повторяли: «It's the economy, stupid» — «Это экономика, дурачок». Дурачок был тот человек, который это говорил, потому что реально все эти три фактора играют роль! — рассказывал господин Караганов, имея в виду фразу, придуманную американском политконсультантом Джеймсом Карвиллом в ходе блестяще выигранной президентской кампании Билла Клинтона в 1992 году.
И Сергей Караганов предложил «сибиризировать» Россию.
В этом, кстати, состоит коренное отличие России от Зимбабве. Зимбабве нельзя сибиризировать, а Россию — можно.
Владимир Путин согласился «сибиризировать» Россию, но отметил, что Россия и так уже давно прирастает Сибирью, а теперь и Арктикой. То есть пока что вечной мерзлотой.
У господина Караганова была еще одна выстраданная политологическая идея, которую не было случая высказать президенту (может, и хорошо.— А. К.):
— А почему бы нам не сделать третью столицу и стоять, наконец, на трех ногах?.. Не хотите повторить подвиг Петра Алексеевича? У него удачно получилось.
Каждый его вопрос превращался в речь и в какой-то момент становился заведомо важнее ответа.
Тем временем Владимир Путин заступился за приватизацию, на которую в рамках стратегии задавания острых вопросов наступил было Сергей Караганов:
— Объявим, допустим, что неиспользуемые недра забираем государству, запрещаем вывоз капитала и объявляем собственность священной — после какого-то предела. И KPI губернаторов и всех руководителей, извините за англицизм, будет основываться на уровне защиты частной собственности!
— Что касается недр, они и так являются собственностью государства,— пояснил президент.— Так оно и есть, и так все это существует: недра передаются в пользование, в распоряжение нашим компаниям и так далее, но это собственность государства. Это первое. Второе. Вы сказали о неправильной, ошибочной либо преступной приватизации 90-х годов. Вы знаете, как бы это ни было больно для очень многих в стране, но все-таки я бы даже не употреблял этих эпитетов. Почему? Потому что не думаю, что это целенаправленно делалось с какими-то криминальными целями. Да, во многом это было ошибочно — это было основано на мнении экономистов с мировым именем, в том числе и русского происхождения, которые говорили о том, что нужно приватизировать все что угодно, как можно быстрее и неважно за что — хоть за один доллар. Главное, чтобы это оказалось в руках эффективных собственников, которым государство быть не может.
Да, это было заступничество, причем резкое. Тема на глазах становилась из тех, к которым не возвращаются. В этом была огромная польза обсуждения.
— Оказалось,— продолжал президент,— что государство может быть все-таки эффективным собственником — и во многих случаях это демонстрирует, особенно в таких отраслях, которые связаны с большими вложениями, с большими инвестициями.
Господин Путин, видимо, готовился к этому ответу, и может быть, долго. Ибо ответ казался выстраданным.
— На тот период времени,— говорил он,— ни у кого не было инвестиций-то. И тогда возникали всякие жульнические схемы, когда в ходе этой лжеприватизации, а на самом деле хищения государственного имущества, брали деньги у государственных банков, платили втридешева за какой-то актив, а потом от работы этого актива возвращали или даже не возвращали взятые у госбанков кредиты. Это хищение. Поэтому, конечно, когда речь идет пусть о неправильных с экономической точки зрения, но все-таки легальных решениях, связанных с приватизацией, я бы это вообще не трогал. Прокуратура занимается только вопросами, связанными с криминальным характером приватизации госимущества.
Тут каждое слово имело значение, прежде всего для тех, кто сейчас говорит о деприватизации или по крайней мере рассчитывает на нее. Деприватизация, кстати, была одной из генеральных идей Геннадия Зюганова на выборах 1996 года.
— Но вы правы, конечно, в том, что здесь должны быть какие-то здравые ограничительные линии,— кивнул господин Путин и в сторону модератора — чтобы ему не так было обидно, может, что вновь не понят.
Тут наконец началось — не опишешь в словах. Но придется.
— А как вообще можно вести какие-то с ними (Украиной на этот раз.— А. К.) переговоры, предварительно не разгромив их, не добившись полной капитуляции и не приставив, условно говоря, ядерный пистолет к нашим западным противникам, чтобы они не дергались больше? — решил уже спросить Сергей Караганов, известный поклонник ядерных решений в сфере безопасности.— Потому что, в принципе, ведь любые договоренности сейчас выполняться не будут, пока не будет разгрома. Нелегитимные и ненадежные партнеры!
— Ну да, но, как говорил Иосиф Виссарионович, «других писателей у меня нет»,— добавил президент.— Он говорил в отношении Союза писателей СССР в свое время, когда Берия пришел на них настучать в очередной раз. Он сказал: «Других писателей у меня нет». Ну, вот такие партнеры... Что теперь сделать? Со всеми воевать, что ли?
А ведь и такое не исключено.
— Надо добиваться,— продолжал президент,— конечно, таких договоренностей и таких условий, которые бы соответствовали нашим интересам и были бы максимально надежными. Вы правы в том, что договариваться с такой публикой очень сложно, они обманывают на каждом шаге. Говорят одно — делают другое! Это печально. Но все вооруженные конфликты заканчиваются какими-то мирными договоренностями. Правда, как мне сказал один из бывших руководителей достаточно значимой европейской страны, все эти договоренности могут быть основаны либо на базе военного поражения, либо на базе победы. Мы, конечно, стремимся и добьемся победы!
Были ли аплодисменты в зале? Конечно, были.
Он в который раз порассуждал о легитимности, а скорее о нелигитимности господина Зеленского, освежил историю вопроса.
Но тут Сергей Караганов возразил ему как философ философу:
— Владимир Владимирович, естественно, максима о том, что все войны заканчиваются переговорами,— это ложная максима, конечно, нам ее навязывают! Большинство войн заканчиваются разгромом и капитуляцией противника! Только так можно эту войну закончить.
И он перешел к любимой теме:
— Разгром и капитуляция противника в нынешних обстоятельствах, когда Америке выгодна эта война,— и они будут ее продолжать, погнав на убой украинцев и добивая их, а сейчас они погонят на убой еще и европейцев,— эту войну без убыстренного движения по лестнице ядерной эскалации прекратить в ближайшее время не удастся. Это первое.
Теперь перед нами был аналитик:
— Второе. Под мировой системой разъехались плиты. Будет очень много конфликтов возникать — объективно. Раньше был ядерный предохранитель, он сейчас серьезно ослаб... Страх перед ядерным оружием... Понимаем ли мы, что на нас лежит огромная ответственность не только победить в этой войне,— а для этого нам нужно гораздо жестче идти по лестнице эскалации и быть готовыми к применению,— но и вернуть этот ядерный предохранитель в международную систему, чтобы предотвратить движение к огромной волне конфликтов. Ведь кто, кроме нас, это сделает?! Кто, кроме вас, это сделает?!
Уточнение Сергея Караганова было существенным. Кто сделает... Нет, лучше не то что не говорить, но и лучше не думать.
Впрочем, господин Караганов точно знал кто:
— На вас лежит огромная ответственность. И если мы будем так медленно ползти по этой лестнице, хотя движение, конечно, идет, то я боюсь, что мы от этой ответственности как бы увиливаем. Хотя я понимаю тяжесть морального выбора!
— По поводу ядерной эскалации,— вздохнул господин Путин.— Мы никогда не начинали этой риторики. Уже не помню, как звали эту дамочку, бывшего премьер-министра Великобритании, которая на вопрос — когда она становилась премьер-министром — сказала, что она готова нажать ядерную кнопку. Мы так не говорили никогда. С этого все началось. Мы просто ответили, что надо к этому относиться посерьезнее,— и сразу же начали говорить, что мы бряцаем ядерным оружием. Мы не бряцаем!
Все-таки Сергей Караганов-то бряцал.
— Что такое применение, неприменение... В каком случае применять... У нас есть ядерная доктрина, и там все написано. Вчера только разговаривал с руководителями информационных агентств и об этом сказал (ах ты, опять! — А. К.). У нас там все написано: применение возможно в исключительном случае — в случае угрозы суверенитету и территориальной целостности страны. В исключительных случаях.
Тем не менее становилось спокойней на душе. Все-таки.
— Не считаю, что такой случай наступил. Нет такой необходимости. Но эта доктрина — это живой инструмент, и мы внимательно смотрим за тем, что происходит в мире, вокруг нас, и не исключаем внесения каких-то изменений в эту доктрину.
Ого, стране и всему миру грозит изменение ядерной доктрины, если что. Но если что?
— Теперь это связано и с испытанием ядерного оружия,— продолжал президент.— Мы его (договор об их запрещении.— “Ъ”) когда-то не только подписали, но и ратифицировали, американцы его подписали, но не ратифицировали, поэтому в сегодняшних условиях мы отозвали свою ратификацию. Но, если надо будет, мы проведем испытания. Пока такой необходимости тоже нет, поскольку наши информационные возможности, компьютерные, позволяют нам все производить в сегодняшнем виде.
Владимир Путин, очевидно, считал, что должен предупредить: да, изменит доктрину, да, ни перед чем не остановится. Если что. Иначе его не услышат.
Примерно это же имел в виду и Сергей Караганов.
— Теперь что касается скорости, что касается результатов,— добавил Владимир Путин.— Вы сказали, что на мне лежит большая ответственность. Да, действительно. Можно ли повысить скорость решения стоящих перед нами задач? Можно, но это прямо пропорционально с потерями. И, понимая свою ответственность, все-таки исхожу из того, что предлагает Генеральный штаб, Министерство обороны. Скорость — это важно, но еще важнее забота о жизни и здоровье наших ребят, которые воюют на фронте.
— Тем не менее мы прекрасно понимаем,— господин Караганов намерен был быть еще бойчее,— что убыстрение движения по лестнице ядерной эскалации может сэкономить большое количество жизней, потому что может образумить наших противников, которые воспользовались тем, что мы в том числе имели такую легкую доктрину!
Ястреб, что и говорить.
— Не сомневаюсь,— сказал политолог,— что она будет изменена, надеюсь, что будет изменена скоро и вы получите уже формальное право отвечать, если вы так решите, ядерным ударом на любые удары по нашей территории. Это абсолютно должно быть суверенное право нашего руководителя! Надеюсь, что такое заявление появится в нашей доктрине и оно немножко охладит наших противников, к тому же сэкономит наших солдат рано или поздно.
А сам-то, хотелось спросить, смог бы кнопку нажать (А что, если да?)? Стоит ли шутить такими вещами? Ужасы имеют свойство сбываться. Сначала во сне. Не мучают ли кошмары господина Караганова, кстати?
— Конечно, сейчас рано, наверное, идти на ядерную эскалацию, но двигаться к этому надо,— продолжал господин Караганов,— чтобы охладить наших противников. Они обезумели, особенно европейцы! Они в третий раз практически за сто лет лезут на войну! Американцы гораздо более осторожны, они скормили украинцев, толкают их, а сами гораздо более осторожны. Но европейцы лезут на войну!
Последовала история про то, что Сергей Караганов — охотник:
— Я знаю, как ведут себя животные! Если на вас нападает стая диких собак или гиен и у вас есть палка, то вы можете их бить, отгонять, и есть шанс, что вы их отгоните. Но, скорее всего, они вам порвут брюки, а потом еще, если вы устанете, сгрызут вас. Если у вас есть возможность прибить пару, то они разбегутся — гарантирую!
То есть он нарывался и просил подтвердить президента Зимбабве, что гиены — именно такие и что с ними только так и надо.
— Да, знаете, в Зимбабве много гиен,— подтверждал тот.— Но они все содержатся в национальных парках для того, чтобы они нас не беспокоили. У нас с ними никаких проблем не возникает, и они быстро размножаются. Если кому-то хочется гиену, мы можем вам ее подарить.
— У нас своих хватает,— не удержался и господин Путин.
Веселье стало общим.
— В Европе! — уточнил господин Караганов.— Если мы не пойдем более решительно по лестнице эскалации, то не прогневаем ли мы дары Всевышнего? Ведь Всевышний указал нам когда-то путь, когда он за беспутство и разврат уничтожил огненным дождем Содом и Гоморру! И после этого человечество очень долгие годы помнило об этом и вело себя аккуратно, но теперь оно забыло про Содом и Гоморру. Так, может быть, вспомним об этом дожде и постараемся снова вразумить человечество или ту часть человечества, которая потеряла веру в Бога и потеряла разум?
Хотелось уже, чтобы этот разговор наконец прекратился.
— Без меня, может быть, нет? — отреагировал и господин Путин.— Вы там зададите жару! Они уже испугались!
Цель достигнута, хотел он, может, дать понять. Можно переходить к следующему вопросу.
Но нет:
— Хотя, конечно, можно подумать: вы сейчас про европейцев говорите... Логика всякая возможна. Если, не дай бог, дойдет до каких-то ударов, то все должны понимать, что у России есть система СПРН — система предупреждения о ракетном нападении. У США есть. Больше нигде в мире такой системы, развитой, нет. У нас есть. В Европе развитой системы нет, они в этом смысле более или менее беззащитны. Это первое. Второе — мощность ударов. Наше тактическое ядерное оружие в четыре раза мощнее, чем использованные американцами бомбы против Хиросимы и Нагасаки,— в три-четыре раза. У нас по количеству их в разы больше — и на европейском континенте, и даже если американцы привезут свои из США, у нас все равно в разы больше.
Не стоит и упоминать, что он это уже говорил на встрече с главами международных информагентств.
— Если дойдет, не дай бог, чего бы очень не хотелось, тогда — вы сказали «сократим жертвы» — они могут возрасти до бесконечности,— разъяснил Верховный главнокомандующий.
И кто тут не бряцал оружием?
— Конечно, эти же самые европейцы должны будут задуматься: если те, с кем мы будем обмениваться такими ударами, не будут существовать, ввяжутся ли американцы в этот обмен ударами уже на уровне стратегических вооружений или нет? Я очень сомневаюсь, и европейцы тоже должны об этом подумать,— сообщил Владимир Путин.— Но все-таки исхожу из того, что до этого никогда не дойдет и у нас нет такой необходимости, потому что наши вооруженные силы не просто набираются опыта, повышают свою эффективность — наш оборонно-промышленный комплекс демонстрирует свою эффективную работу... У нас даже нет необходимости думать на эту тему. Пожалуйста, и я тоже всех просил бы лишний раз всуе такие вещи не упоминать!
Ну хотя бы так.
Но нет, Сергею Караганову не молчалось:
— Вы столь ответственно себя ведете и так ответственно говорите, но мы имеем дело с абсолютно безответственными и потерявшими разум партнерами.
— Страшный человек! — тут господин Путин, кажется, был прав.
Сергей Караганов сейчас вышел далеко за пределы уготованной ему на этой сессии роли.
— Нет, вы знаете…— пожал он плечами.— Вы смотрели на этих партнеров со стороны, как большинство из нас, а я вырос в той системе, у меня так случилось в жизни. Я их знаю с юных лет и уверяю вас, что имею основания говорить то, что говорю! Хотя понимаю прекрасно и поддерживаю ваши колебания, потому что это страшный выбор, и выбор нужно делать только в самом крайнем случае. Но если они будут знать, что вы не готовы сделать этот выбор, они будут бесконечно пытаться бороться и пускать нам кровь.
Да уже все про это было сказано, и по два раза. И по три.
Но он снова повторял это с каким-то неизъяснимым энтузиазмом. Сергею Караганову все казалось мало.
Андрей Колесников, Санкт-Петербург