Это текстовый выпуск подкаста «Книжная роль». Аудиоверсию можно послушать по ссылке: https://ittanni.mave.digital/ep-5
О самом философском романе Эриха Марии Ремарка — «Чёрный обелиск», замысел которого пришёл автору ещё в конце 20-х годов, но окончательно был реализован лишь в 1956 году.
Потерянное поколение, послевоенная Германия, погребальная контора, чёрный юмор, любовь, алкоголь и один несчастный чёрный обелиск.
Эрих Мария Ремарк (1898—1970) — писатель невероятно известный и популярный, и потому не нуждается в представлении, поэтому сразу перейдём к роману, который во многом автобиографичен. После Первой мировой войны Ремарк вернулся в свой родной город — Оснабрюк, тогда ему было двадцать с небольшим, он перебивался случайными заработками, работал то бухгалтером, то учителем, торговал надгробиями и играл на органе в больнице для душевнобольных. Свою юность, свою запоздалую молодость он положил в основу романа.
Действие романа происходит в маленьком немецком городе Верденбрюке, который списан с родного города Ремарка — Оснабрюка. На дворе 1923 год, собственно, и действие романа укладывается в этот исторический промежуток — весна, лето, осень, зима 1923 года. Ремарк снова исследует надломленные войной судьбы.
Спустя пять лет после окончания Первой мировой войны страна находится в упадке. Огромная инфляция, экономика развалена, курс марки к доллару растёт не по дням, а по часам (курс марки тоже участник событий: так, курс марки к доллару с тридцати тысяч в начале романа под конец года взлетит до триллиона). «По субботам курс доллара после полудня не меняется. С двенадцати часов дня до утра понедельника валюта остается стабильной», — говорит главный герой; население становится практически нищим, царят спекуляция и мошенничество; идёт рост числа самоубийств, так как люди находятся в таком упадке и депрессии, что не видят для себя иного выхода. В тексте чётко прослеживается то, как идеи национал-социалистов проникают в общество и как это воспринимает население на фоне поражения страны в войне и последующей её изоляции.
Роман не имеет как таковой сюжетной линии, он наполнен пространными диалогами, философскимиразмышлениями и думами главного героя. Это большой рассказ об одном годе жизни главного героя от первого лица. Поэтому, чтобы изложить содержание романа, будем отталкиваться от главного героя и по мере действия будем обозначать темы, важные для истории, и разберём философскую составляющую романа. Начнём с главного героя и по мере рассказа будем переходить к другим персонажам.
Начало романа
Главный герой — 25-летний Людвиг Бодмер, работающий в погребальной конторе «Кроль и сыновья», продаёт надгробия и памятники вместе с бывшими сослуживцами — Георгом Кролем и его братом Генрихом Кролем.
Людвиг исполняет обязанности нескольких человек: бухгалтера, художника, заведующего рекламой, продавца. В свободное время пишет стихи, по выходным за обед и скромное вознаграждение играет на органе в церкви, находящейся на территории лечебницы для душевнобольных. Там он встречает Изабеллу, прекрасную девушку, у которой шизофрения. Как впоследствии выяснится, ей настоящее имя Женевьева, в один день она случайно застала человека, в которого была влюблена, со своей матерью, и её сознание дало, так сказать, сбой. Людвига она принимает за своего возлюбленного и называет его по-разному в зависимости от того, какое у неё сегодня состояние.
Ведь она и себя и меня принимает за кого-то другого, притом не всегда за одно и то же лицо. То я Рольф, то Рудольф, а однажды появился еще какой-то Рауль. Рольф — это, видимо, некий скучный покровитель, я терпеть его не могу; Рауль — что-то вроде соблазнителя; но больше всего я люблю, когда она называет меня Рудольфом, — тогда она становится мечтательной и влюбленной. Мое настоящее имя — Людвиг Бодмер — она игнорирует. Я ей часто повторяю его, но она просто не желает считаться с ним.
Стоит сразу отменить, что линия с Изабеллой — это корень философии в романе. После каждой встречи Людвиг пускается в раздумья, а также периодически заводит разговор на эти темы с другими героями, пытаясь найти ответы на интересующие его вопросы. Для обычного человека Изабелла кажется странной, но не для Людвига, её странности, такие как боязнь зеркал, ведь они могут украсть душу человека, вера в то, что предметы исчезают, когда их не видишь, — для него, наоборот, повод к рефлексии. С разговора о страхах и тревогах она может легко перейти на разговор о жизни, религии и любви, магии чувства или природе. Она часто задаёт вопросы, которые сбивают с толку, пугают и смущают Людвига. Но романтическая душа Людвига тянется к этой во многом дикой и опасной женщине (ведьме, если говорить словами самой Изабеллы), которая в своей необыкновенности будто парит над нищетой, инфляцией, нехваткой еды и другими ежедневными проблемами. Людвиг ведь находится в мире, где царит спекуляция, рост национализма, пафос псевдопоэтов, расчётливость и корысть клиентов конторы, а здесь словно другой мир, и эти душевнобольные люди видятся ему самыми нормальными людьми в Верденбрюке. По мере их встреч он всё больше влюбляется в Изабеллу. Она тонкая, летящая и словно прозрачная. Изабелла является воплощением возвышенной любви для Людвига, желать которую физически нельзя. Но не стоит думать, что Людвиг — нравственно чистый персонаж, нет. Любовь к Изабелле не мешает ему крутить романы с другими девушками в городе.
Такой как Герда Шнейдер, легкая и непосредственная девушка, акробатка гастролирующего цирка, который приехал в Верденбрюк, полная противоположность Изабелле. Людвиг испытывает к ней тёплые чувства, и вроде и Герда тоже, но их отношения не могут перейти из плоскости увлечения во что-то более серьёзное. «Ясная, крепкая, молодая и без всяких фраз» — вот так описывает её главный герой. Она руководствуется рассудком, а не чувствами, прямо говорит Людвигу, что ей нужен мужчина с деньгами. В одной из сцен, где Герда с Людвигом лежат в постели, девушка не стесняется рассуждать о том, какую шубу попросить у ее другого поклонника, собственно, Герда постоянно и говорит о еде, деньгах и постоянно удивляется философствованиям Людвига: «Любовь не знает гордости. Но я боюсь, что ты даже помочиться не можешь без мировоззрения».
По сути, Людвиг видит и понимает, что ни одни, ни другие отношения не имеют будущего, но отчаянно цепляется за них. Для Герды он ребёнок (достаточно вспомнить, как часто она называет Людвига малышом и младенцем снисходительным тоном), Изабелла вследствие своей болезни вообще принимает его за другого мужчину из своего прошлого. Но всё же это его первые серьёзные чувства к женщинам, и он не может так просто их отпустить. Он старается наверстать ту пору своей юности, в которую он мог в первый раз влюбиться, но война лишила его этой возможности.
До этого он познавал любовь, как ни странно, во время войны, «во Фландрии, в каком-то кабачке». Но, как ни странно, с миром секса без обязательств они столкнулись ещё в школе. Пока они учились в школе, они часто заходили в один ресторан выпить лимонаду, где вскоре стали учить уроки.
«В зале было прохладно и уютно, и, так как в предвечерние часы никто, кроме нас, не появлялся, мы остались тут и принялись готовить уроки. А женщины смотрели через наше плечо и помогали нам, как будто они — наши учительницы. Они следили за тем, чтобы мы выполняли письменные работы, проверяли наши отметки, спрашивали у нас то, что надо было выучить наизусть, давали шоколад, если мы хорошо знали урок, а иногда и легкую затрещину, если мы ленились; а мы были еще в том счастливом возрасте, когда женщинами не интересуются. Вскоре эти дамы, благоухавшие фиалками и розами, стали для нас как бы вторыми матерями и воспитательницами. Они отдавались этому всей душой, и достаточно нам было появиться на пороге, как некоторые из этих богинь в шелках и лакированных туфлях взволнованно спрашивали:
— Ну как классная работа по географии? Хорошо написали или нет?
Моя мать уже тогда подолгу лежала в больнице, поэтому и случилось так, что я частично получил воспитание в верденбрюкском публичном доме, и воспитывали меня — могу это подтвердить — строже, чем если бы я рос в семье. Мы ходили туда два лета подряд, потом нас увлекли прогулки, времени оставалось меньше, а затем моя семья переехала в другую часть города.»
Придя туда уже никак не школьники, а в военной форме перед отправкой на фронт, были оттуда выгнаны, ибо стали им уже как сыновья. После войны они приходили туда и как в ресторан, и как в бордель, но, естественно, к другим женщинам. И периодически приводили своих друзей, которые до сих пор не познали, скажем так, вкус жизни.
Спекуляция, политика, религия
Но идём дальше. Вторым поклонником Герды является Эдуард Кноблох, хозяин обеденного зала гостиницы «Валгалла», в который ходят герои. Эдуард имеет зуб на Людвига и его друзей, так как они обедают у него по талонам, которые давным-давно ничего не стоят, талоны на питание были приобретены заранее, до инфляции, это позволяет им обедать практически бесплатно.
Чтобы отомстить Людвигу, Эдуард начинает неприкрыто ухаживать за его дамой, щедро угощать её. Ну а Герде происходящее доставляет искреннюю радость. Чтобы успокоить ревнивого любовника, девушка излагает свою житейскую мудрость и добавляет: «Ведь другие же смогли достичь своих целей?» На что Людвиг возражает: одному просто свезло, а другой спекулянт. Неужели он должен пойти по той же дороге? «Можешь идти или не идти? Но зачем сердиться, если ты не желаешь, а другие пошли?»
К теме спекуляции, стоит отметить, что Людвиг в этом плане не такой уж и правильный. Чтобы держать погребальную контору на плаву, они прибегают к махинациям, связанным с векселями, плюс талоны в ресторан. Для себя Людвиг это оправдывает временем, мол, каждый крутится как может, но это также не мешает ему критиковать других людей.
Собственно, все его друзья, знакомые и соседи являются его однополчанами, и, конечно, взгляды у всех разные. Его друг Вилли занимается спекуляций и прожигает жизнь в ресторанах и барах. А сосед мясник Вацек является нацистом и поклонником Гитлера. Его жена Лиза изменяет ему с Георгом, в которого была влюблена в молодости, но вышла за Вацека, так как у того была еда в голодные годы, но теперь жалеет об этом. Людвиг не осуждает своего друга Георга, а наоборот поддерживает его. К слову, у Лизы есть ещё один поклонник, от которого она не знает, как отделаться, это Ризенфельд, владелец гранитного завода, поставщик «Кролей», который даже обещает продать товар подешевле, если они устроят ему свидание с Лизой. Брат Георга — Генрих, тоже не далёк от идей нацистов и реваншистских настроений, из-за чего в их компании часто случаются споры. Генрих — крайне правый патриот, обожает порассуждать о том, как «раньше было лучше и как теперь всё плохо». А значит, надо вернуть то, что было раньше: «Выводы чертовски простые! У нас опять должны быть кайзер и солидное национальное правительство». Впрочем, он такой не один, в кафе «Централь» периодически захаживает группа молодежи, поддерживающих идеи нацистов, и пытающаяся заставить присутствующих встать и петь «Германия превыше всего».
Оркестр кафе исполняет «Германия, Германия превыше всего». За сегодняшний вечер это четвертый раз. Не то чтобы оркестр или хозяин кафе были уж так охвачены националистическим пылом; все дело в нескольких юных головорезах, которые невесть что о себе воображают. Каждые полчаса один из них подходит к оркестру и заказывает национальный гимн, притом с таким видом, будто идет в наступление. Оркестр не решается возражать, и поэтому вместо увертюры из «Поэта и крестьянина» звучит песнь о Германии.
И на тему, что раньше было лучше у Людвига есть свой, безапелляционный ответ, который конечно отражает взгляд самого Ремарка:
Всё дело в слове «потому». У нас теперь пять миллионов безработных, инфляция и мы побеждены именно потому, что до этого у нас было столь любимое вами национальное правительство! Потому, что это правительство, охваченное манией величия, затеяло войну! Потому, что оно эту войну проиграло! Вот мы и погрязли сейчас в дерьме! Потому, что правительство состояло из столь почитаемых вами марионеток в мундирах и тупиц! И не вернуть нам их нужно, чтобы исправить дело, а, наоборот, ни в коем случае не допускать их возвращения, потому, что они опять втравят нас в войну и посадят в навоз.
Но разговоры на политические и духовные темы Людвиг чаще всего ведёт в больнице для душевнобольных вместе с врачом Вернике и пастором Бодендиком. Если к Вернике он относится нормально, то вот пастор его откровенно раздражает. Он называет пастора «чиновник Божий», каждая беседа превращается в спор. Людвиг разочаровался в религии, а пастор видит свою миссию в возвращении «заблудшей души» в лоно Церкви. Ну а Людвиг никуда не собирается возвращаться. Его юность была перечёркнута ужасной бойней Первой мировой войны, и сейчас его мятежный ум имеет массу вопросов к богу, если только тот вообще есть. Мысли Людвига не находят единомышленников и трактуются как ребячество. В пасторе Людвига раздражает именно уверенность в своей способности дать ответы на все «проклятые вопросы», в связи с чем герой с горькой иронией говорит Вернике:
— А вы заметили, с какой выгодой для себя сражается викарий? — спрашиваю я. — Мы обязаны уважать его веру, а он наше неверие — не обязан.
Вернике пускает дым в мою сторону.
— Вас он злит, вы его — нет.
— Вот именно! — восклицаю я. — Потому-то я и злюсь.
— Он знает это. И отсюда его уверенность.
Людвиг, как и его друзья-сослуживцы, воплощает собой то самое потерянное поколение, прошедшие через Первую мировую войну, духовно травмированные, разуверившиеся в патриотических идеалах, некогда их увлекавших, подчас внутренне опустошенные или остро ощущающие свою неприкаянность и отчужденность от общества. Их фронтовой опыт послужил окончательному развенчанию идеалов предшествующих эпох. Это разочарование, переходящее в духовную опустошенность и бессмысленность существования. Людвиг вернулся с войны с травмированной психикой, растеряв на фронтах все свои верования. Он заражается всеобщим цинизмом и жестокостью.
Вы заметили, что священники и генералы доживают до глубокой старости? — обращаюсь я к Вернике. — Ведь их не точит червь сомнений и тревог. Они много бывают на свежем воздухе, занимают свою должность пожизненно, и думать им незачем. У одного есть катехизис, у другого воинский устав. Это сохраняет им молодость. Кроме того, оба пользуются величайшим уважением. Один имеет доступ ко двору Господа Бога, другой — кайзера.
Но при всём этом Пастор и Доктор, лечащие души и тела, тут чуть ли не единственные хранители хоть каких-то моральных устоев.
Последствия войны
Примечательной является и сцена, когда в одной соседней деревне открывают памятник немецким солдатам, погибшим во время войны, под названием «Памятник павшим войнам». Он был заказан в конторе Кролей, собственно, для того, чтобы получить деньги за заказ, они приезжают на его открытие. Естественно, все присутствующие там являются сторонниками националистов. Поют уже ставший старым гимн, а бывшие солдаты в запрещенной кайзеровской форме и с прежним флагом. И союз ветеранов, если в 1918 году был пацифистским, спустя пять лет стал националистическим. Для полной картины памятник также освещают два пастыря: католический и протестантский.
Массовое убийство предстало как приключение, из которого удалось выйти невредимым. Бедствия забыты, горе просветлено, и смерть, которая тебя пощадила, стала такой, какой она почти всегда бывает в жизни, — чем-то отвлеченным, уже нереальным. Она — реальность, только когда поражает кого-то совсем рядом или тянется к нам самим.
Конечно, не все согласны с подобным положением дел, один столяр вывешивает у своего дома флаг Веймарской республики, за что вынужден заплатить собственной жизнью. Полиция списывает всё на несчастный случай. Уже становится понятно, куда движется страна.
Воспоминания о войне и чувство боевого товарищества, жившие почти в каждом из его членов, Волькенштейн ловко подменил гордостью за войну. Тот, кто лишен национального чувства, чернит память павших героев, этих бедных обманутых павших героев, которые охотно бы еще пожили на свете. И с каким удовольствием они сбросили бы Волькенштейна с помоста, откуда тот как раз произносил речь, если бы только были в состоянии это сделать. Но они беззащитны, они — собственность нескольких тысяч таких вот волькенштейнов, которые используют их для своих корыстных целей. И прикрывают эти цели словами о любви к отечеству и о национальном чувстве. Любовь к отечеству! Для Волькенштейна это означает снова надеть мундир, получить чин полковника и снова посылать людей на убой.
Людвиг находится между реалиями войны и послевоенного времени. Вообще размышления Людвига о смысле бытия часто возвращают его к дням войны, и наполнены они чувством горечи и боли. Ведь люди, вернувшиеся с войны изувеченными, никому не нужны и живут на копейки. Люди, которые не хотят того, чтобы всё снова повторилось, — национал-предатели, не уважающие отечество. Никто не думает о рядовом гражданине, каждый думает о личной выгоде, из которой и вырастают человеческие жертвы и мировые трагедии. Война сломала его детские взгляды и породила собственную философию. Как говорит сам Людвиг, его молодость украли на войне. С тех пор он её ищет и не может найти.
Поэтому у меня двойная мировая скорбь.
Всех представителей «потерянного поколения» можно разделить на две группы: настроенные по отношению к войне и окружающей действительности пацифистски и реваншистски. Новую культуру формирует реваншистская часть «потерянного поколения», которая восприняла поражение Германии в Первой мировой как национальную катастрофу, глашатаи эпохи – фашисты. Период от окончания войны в 1918 г. до прихода к власти фашистов в 1933 г. – переходный. Ломаются одни убеждения и формируются другие. Униженные своим бедственным положением многие немцы забывают, что их привело в эту точку, зато всё чаще вспоминают о великой Германии и мечтают, чтобы она снова «встала с колен». Всё начинается, как водится, с патриотических песен о любви к родине, а заканчивается погромами. И те, кто еще недавно, сидя в окопах, проклинал генералов, развязавших бессмысленную войну, хотят её повторения.
И как бы, с одной стороны, раньше было лучше и надо бы это вернуть, но войны никто не хочет, но без войны не получится. Из диалога Людвига и Вацтека о речи Гитлера по радио можно сказать, что они воспринимают всерьёз его слова: «Он всё повернёт по-другому! Потрясающая речь!». Все жаждут процветания, спокойной жизни, но сами же рассуждают, что с тем правительством, которое у них было, этого практически невозможно достичь... И что своеобразный выход из создавшегося положения – очередная война, но теперь победоносная. И носители этой идеи – фашисты, задающие тон будущего. Первая мировая война сломала много устоев, а после неё родились новые идеалы, к ним и не могли привыкнуть главные герои. Тот же, скажем, национализм. В конце романа становится понятно, что идея осталась, её носители тоже, а многих представителей мирной части «потерянного поколения» уже нет в живых.
Для молодого поколения, не видевшего войны, воспитанного на реваншистских настроениях, направляемого бывшими генералами, которые ни разу не сидели в окопе, война – приключение. А ценности «потерянного поколения» им не ведомы, не востребованы. И конечно, пока ещё эти юнцы так воодушевлены пламенными речами, скоро окажутся на месте «потерянного поколения», придёт осознание, такими непоправимыми могут быть слова и поступки, но, как всегда, будет поздно.
Всё повторяется, история заколдована. И не каждый сможет разорвать этот порочный круг.
Характерно и то, что повторяется не только разочарование, но и ненужность. Ветераны Первой мировой, если они не имели патриотически воодушевленных взглядов, были никому не нужны. Их было некому накормить, о них никто не заботился, они были предоставлены сами себе. Когда Ремарк пишет о шествии ветеранов войны, он говорит о контрасте между ними и теми, кто на этой войне разбогател. И те, кто разбогател, не хочет идти на диалог.
Это шествие инвалидов войны, которые протестуют против своих убогих пенси <…> плакаты с надписями. Несут и слепые, хотя сами уже никогда не смогут их прочесть. «И это благодарность отечества!» — написано на одном. «Мы умираем с голоду!» — на другом.
Обрубку в его коляске сунули за отворот куртки палку с бумажкой. На ней выведено: «Моя ежемесячная пенсия составляет одну марку золотом». Между двумя колясками развевается белый флаг: «У наших детей нет молока, нет мяса, нет масла. Разве мы за это сражались?»
Инвалиды — самые тяжелые жертвы инфляции. Их пенсии настолько обесценены, <…> Шествие движется гораздо медленнее, чем другие демонстрации. За ним — сбившиеся в кучу машины воскресных экскурсантов. Странный контраст — серая, почти безликая масса жертв войны молча тащится по улице, а позади едва ползут машины тех, кто разбогател на войне. Они ворчат, вздрагивают, фыркают, нетерпеливо движутся по пятам за вдовами убитых, которые вместе с детьми завершают шествие, голодные, отощавшие, обнищавшие, испуганные. А в машинах ослепительно пестреют роскошные летние туалеты — полотно и шелк тех, кто развалился на сиденьях, полные щеки, округлые плечи и лица, смущенные тем, что пришлось попасть в столь неприятную ситуацию. Пешеходам на тротуарах легче: они просто отводят взгляд и торопят детей, которые то и дело останавливаются и требуют объяснить, что такое инвалиды. Кто может, сворачивает в боковые улицы.
Эти люди оказались «ненужными», так как поняли ужас войны и не хотели его повтора, но история всё решила иначе.
Завершение истории
Герда и Людвиг расстаются вполне мирно и спокойно, она получает от Эдуарда возможность работать в баре в «Валгалле», ей просто хочется стабильности и выгоды, но при этом отношения с Эдуардом строить не особо собирается.
Окончание любовной истории Изабеллы и Людвига более трагичное.
Для Людвига любовь осталась единственной ценностью, она наполняла его жизнь смыслом и радостью. С первой встречи он был очарован красотой Изабеллы и поражен ее мудростью. В чисто романтическом жанре его любовное признание её исцеляет. Когда Людвиг узнает о выздоровлении Изабеллы, он счастлив. Но оказывается, что теперь Изабелла его не помнит. Она излечилась от шизофрении и стала заурядной девушкой, которую интересуют местные сплетни и возможность выйти замуж за состоятельного человека. Изабелла, снова став Женевьевой, возвращается в то общество, куда Людвигу пути уже нет. Встреча с Изабеллой подарила Людвигу настоящую любовь и самое сильное разочарование. Но именно эта встреча в лечебнице вернула ему желание жить дальше, желание изменить свою жизнь, придала решимости, чтобы уехать из города. Он решает сменить профессию, объясняя это следующим: «Я устал иметь дело со смертью» и, скорее всего, с разочарованием. Людвиг уезжает в Берлин, чтобы стать журналистом, работу для него подыскал Ризенфельд, это событие меняет его жизнь. Его друзья остаются в Верденбрюке, на прощание они дают ему свои произведения для того, чтобы тот, по возможности, их напечатал. Это для них последняя надежда получить хоть какую-то известность.
В конце романа мы видим, что Венденбрюк лежит в руинах. Уцелел только родильный дом, как символ новой жизни, и лечебница для душевнобольных, как напоминание о прошлом и возможности его рецидива. В родильном доме зарождается новая жизнь, поэтому он должен был сохраниться. И лечебница как «другая вселенная», настоящая жизнь, которая недолгое время была у Людвига с Изабеллой.
Также в конце романа Людвиг рассказывает, что припеваючи живут только те, кто эту войну развязал. Автор рисует картину антагонизма реальности и идеальности. Тот же Ганс Хунгерман, тоже представитель «потерянного поколения», но, будучи оберштурмбаннфюрером в годы Второй мировой войны, после неё, цитата, «как бесчисленное множество других нацистов, живёт припеваючи и даже не думает работать», а Курт Бах, будучи жертвой нацистского режима, добивается маленькой пенсии, хотя бы одной десятой от пенсии Хунгермана. И получается, что снова пострадавшие никому не нужны, а люди, развязавшие войну, но вовремя поменявшие сторону, оказываются в более выгодном положении, несмотря на своё прошлое. И опять выгода вместо человечности. Конечно, говоря с высоты времени, мы видим, что торжество закона всё же взяло верх, и сторонники и пособники нацистского режима понесли наказание, а жертвы должное внимание и материальную компенсацию, вот только это произошло не сразу, и именно это и возмущало Ремарка.
Ремарк словно пристально всматривается в прошлое, ища ответы на вопросы и не находя их, прекрасно осознавая, что всем без исключения уготован печальный исход, для каждого свой, но ведь не всех Ремарк оставляет в мире ином или одиночестве. Единственными героями, которым Ремарк даёт здесь истинное счастье, являются столяр Вильке и вдова Кнопфа:
Старик Кнопф умер спустя три месяца после того, как я уехал из Верденбрюка. Он ночью попал под автомашину. А через год его вдова вышла за столяра Вильке. Никто этого не ждал. Их брак был счастливым.
Ну и в конце нужно сказать про тот самый чёрный обелиск. Забавно, но главный символ романа — обелиск из чёрного шведского мрамора, который не могла продать несколько лет похоронная контора, был продан Людвигом в последний день перед переездом в Берлин для могилы Железной Лошади, проститутки, которая когда-то воспитала в нём человека. Чёрный обелиск на могиле Железной Лошади смотрится гротескно, он знаменует для Людвига окончание прошлой жизни. Можно сказать, что ставит для него точку в отношениях со смертью, коими является работа в конторе, и знаменует отъезд из родного города.
Весь роман Людвиг старается навёрстывать упущенное, прожить как бы заново свою молодость, упущенную юность, найти смысл хоть чего-то, хоть в чём-то, но везде, что в любви, что в философии, что в людях, терпит неудачу и разочарование. Травма, которую принесла война, не проходит, да, раны рубцуются, но остаются шрамы, которые никто и ничто не сможет излечить. Это горькая правда, которую говорит Ремарк. И именно всё это и делает «Чёрный обелиск» главной антивоенной книгой, в ней нет ужасов сражений, взрывов бомб, крови и криков, но здесь есть ещё более страшная вещь — последствия, которые несёт за собою война. История повторяется, история проходит, но жизнь продолжается. Ведь не просто так первыми после войны в Верденбрюке открылись родильный дом и лечебница — сами по себе символы продолжения жизни. Ведь ночь проходит и наступает день, так же проходит и боль, сменяясь радостью. И важно помнить об этом. В романе есть цитата:
Странно, думаю я, сколько убитых видели мы во время войны — всем известно, что два миллиона пали без смысла и пользы, — так почему же сейчас мы так взволнованы одной смертью, а о тех двух миллионах почти забыли? Но, видно, всегда так бывает: смерть одного человека — это смерть, а смерть двух миллионов — только статистика.
В конце хочу посоветовать спектакль по роману «Чёрный обелиск».
Спектакль «Двадцать третий»
Московский театр «Мастерская П. Н. Фоменко».
История одной запоздалой молодости. По мотивам романа «Чёрный обелиск», продолжительность: 3 часа 30 минут с 1 антрактом, премьера состоялась 10 февраля 2023
https://fomenki.ru/performance/remark/
Источники:
Черный обелиск : [роман] / Эрих Мария Ремарк; [пер. с нем. В. Станевич.] — Москва: Издательство АСТ, 2018.