6,2K подписчиков

Людовик Гиеньский, маленький принц Столетней войны (ч. 37) Как дофин играл в карты, герцоги враждовали, а Изабо пыталась всех примирить

Итак, история, которую рассказывает нам историк, переводчик и писатель Зои Лионидас, закручивается все больше. Жан Беррийский со товарищи практически пошел войной на Бургундского временщика. Последний недаром носивший прозвище Бесстрашного, собрал свою армию в ответ... Словом, гражданская война практически стояла на пороге Франции, когда королева попыталась все исправить...

Изабо отправилась в Маркусси – замок, находившийся буквально в шаговой доступности от лагеря орлеанцев. Жан Беррийский, несмотря на то, что не слишком высоко ставил королеву, не раз и не два демонстрировавшую свое малодушие, решил соблюсти все приличия.

Развалины замка Маркусси, куда отправилась королева
Развалины замка Маркусси, куда отправилась королева

Встреча была устроена по высшему разряду – почетное сопровождение, приветственные крики, и конечно же, неизменный пир в честь августейшей особы. На следующий день переговоры, наконец, начались – и зашли в тупик с первой же минуты. По сути дела, Изабо не пыталась искать компромисс или каким-либо образом примирить обе партии между собой, но «милостиво» требовала от Жана Беррийского безоговорочной капитуляции перед временщиком.

Трудно сказать, почему королева в данный момент взялась поддерживать того, к кому относилась, мягко говоря, неприязненно; скорее всего, она, как и прежде, так и до конца жизни будет свято уверена, что прав, тот, кто силен, и потому хочешь-не хочешь, перед ним надо склониться, во избежание еще худших последствий. Впрочем, эти самые последствия не заставили себя ждать, королева получила категоричный отказ, и вернулась в Париж с неизменным требованием – предоставить Карлу Орлеанскому и Жану Беррийскому свидание с глазу на глаз с королем, чего, как вы понимаете, бургундец допустить никак не мог.

Несчастный король практически не покидавший своих покоев, из раза в раз приходя в себя после очередного приступа, как ребенок, принимал на веру все, что ему говорили, и посему, допустить к монарху кого-то еще, а уж тем более врага, это было бы для временщика весьма и весьма опасно, если не сказать большего. Зато короля было в данный момент легко убедить, что «арманьяки» (как в это время уже стали называть орлеанскую партию) угрожают его трону и жизни, и убедить короля взять из Сен-Дени орифламму- знамя французской монархии. Надо сказать, что подобный поступок покрыл бы короля немалым позором – обыкновенно орифламму использовали в войнах с внешних врагом, но отнюдь не с собственными вассалами. Однако, Жану Бургундскому, во что бы то ни стало пытавшемуся удержать власть в своих руках, было мало дела до чести семьи Валуа.

Однако, судя по всему, со стороны бургундца это опять был скорее блеф и попытка заранее запугать врага, пытаясь в этот раз надавить на привычную преданность монархии. В любом случае, наступала осень, рано зарядившие дожди превратили дороги в месиво, и хочешь-не хочешь, выяснение отношений приходилось отложить до следующей весны. Кроме того, парижский университет, энергично вмешавшийся в противостояние, пригрозил тем, что покинет Париж, если расходившиеся принцы не сумеют заключить между собой хотя бы подобие мира.

Сорбонна, старейший парижский университет. Фото автора
Сорбонна, старейший парижский университет. Фото автора

Очередное заседание совета, под председательством короля, на котором, уже привычным для себя образом присутствовал дофин, выработало условия для мира – отныне и вплоть до Пасхи, Жану Бургундскому и Жану Беррийскому запрещалось появляться в Париже, а если их присутствие вдруг потребовалось бы королю, им следовало появиться в столице только вместе. Также обоим запрещалось поминать друг друга «поносными словами», а новый состав королевского совета должен был включать равное число представителей от обеих партий.

Как несложно догадаться, этот мир, подписанный в Бисетре 1 ноября 1410 года оказался таким же бессмысленным, как и все прочие. Но ситуация успокоилась – до весны.

А что же дофин? Бургундские хронисты дружно обвиняют его в лености и тяге к удовольствиям. Интереса к девушкам Людовик еще не испытывал, да и рановато было бы этого ждать от тринадцатилетнего подростка, зато пристрастился к азартным играм и танцам до утра, а также к головокружительным ночным скачкам по ночным улицам Парижа. Бургундские хронисты дружно порицают за это наследника, виня в том «недостойное окружение», которое, якобы дурно не него влияло, а Жан Бургундский, совершенно успокоившись на этот счет, попросту сбросил дофина со счетов, полагая, что за ним следует всего лишь приглядывать, но его власти и влиянию наследник не угрожает никак…

Был ли Бургундец прав в своей беспечности, мы узнаем в следующей части нашей истории, а потому подписывайтесь на мой канал, чтобы не пропустить что-то интересное. Те же, кто лишь недавно к нам присоединился, смогут найти начало рассказа (а также другие интересные истории о героях XV века) здесь: